Летняя практика - Демина Карина (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Не вспоминать.
А оно лезет и лезет. И надо бы быстрей, только почему-то пальцы не слушаются. А сила то полыхнуть норовит, сжигая все вокруг, то припадает, рассеивается, того и гляди опустеет он…
Нельзя думать о таком. Не сейчас.
Прежде у Фрола подобных сомнений в силе своей не возникало. Наведенное? Если так, то плохо… твари, способные воздействовать на разум, куда опасней обыкновенной нежити. Надо возвращаться.
Предупредить.
Только… нить заклятья почти соскользнула с пальцев, Фрол вовремя успел опомниться и перехватить.
Арей вдруг остановился.
— Марьяна Ивановна? А вы…
И захлебнулся кашлем, повалился, схватившись руками за горло.
— Фролушка! — пропела Марьяна Ивановна медовым голоском. — Теперь-то нам никто не помешает, верно?
— Отпусти его.
— Иначе что? — Марьяна Ивановна руку сдавила, и мальчишка засучил ногами. Его было жаль. Силен. И этой силой обманут. Когда-то и сам Фрол думал, что если наградила Божиня, то теперь весь мир у ног. Только оказалось, что на каждую силу иная имеется. И сам он, катаясь в пыли, давился собственной кровью, не способный выпутаться из азарской сети. Если бы не Архип, не выжил бы.
— Иначе разговора не выйдет.
От нее несло мертвечиной, и значит, тело уже начало распадаться. Вот только сколь бы стремительно ни рассыпалось оно, а все одно сроку, отмеренного Мораной, хватит, чтобы оборвать эту жизнь.
— Что ж… пускай идет. — Она пальцы о грязный подол отерла, и Арей затих. Он дышал. И Фрол слышал, как бьется сердце.
Только бы не сглупил.
Не полез, куда не просят, решивши, что знает достаточно, чтобы побороть умертвие.
— А ты, Фролушка, не переменился… все еще о других больше, чем о себе, думаешь. — Она хохотнула утробно и себя по животу похлопала. — Может, и обо мне позаботишься?
— А как же. Похороню с почестями, — отозвался Фрол, подвигаясь к лежащему мальчишке. Щит поставить? Или просто оглушить… щит оставит шанс, но если у парня дури больше, чем силы… а оглушить — это на смерть обречь, если Фрол проиграет. Не то чтоб он в силы свои не верил, но привык сомневаться.
Только дураки себя всесильными мнят.
А от дурости его степи излечили.
И этот излечится, если, конечно, жив будет.
— Похоронишь? — Марьяна Ивановна усмехнулась кривовато. — Скор ты меня хоронить, Фролушка. Неужто я тебе дурного чего сделала?
И голос высок, плаксив. От этого голоса в ушах звенеть начинает.
Ничего, звоном Фрола не проймешь.
Он отряхнулся по-собачьи и ответил:
— Так как иначе, когда померли вы?
— Померла. — Она пожевала губу и отрицать не стала. — Как есть померла, Фролушка… убили меня… предали смерти лю-у-той…
— Безвинную?
— Про то врать не стану… хитрые поганцы… и один, и второй… и наплачешься ты с ними еще, вспомнишь старушку, которая всегда тебе добра желала, и только добра.
А силу-то тянет.
Говорочком. Глазами пустыми, руками поеденными. Пальчики сухонькие шевелятся, будто спицы невидимые держит Марьяна Ивановна и на спицы эти подбирает Фролову силу.
— Жалко тебе, да? — Она обиделась почти как живая и губу отвесила, правда, с той губы поползла на подбородок слюна, с кровью мешанная.
— Чего вы желаете?
А то так дотемна разговоры разговаривать можно. Главное же, что умертвие, не будь оно поганью, с места не сдвинется, пока досуха человека не высосет. И обыкновенное, может, Фролом и подавилось бы, а эта проглотит, и только щечки серые зарумянятся.
— Ох, Фролушка, знаешь ты, что спросить, как спросить. — И на лежащего мальчишку взглядом вперилась. — Отдай мне рыжих…
— Зачем?
— Придушу, — простодушно призналась Марьяна Ивановна. — По одному…
И ресничками захлопала. Была б она поживей и помоложе, Фрол бы решил, что глазки ему строит.
— Не могу.
— Отчего, Фролушка?
— Так ведь студенты…
— Ой, одним больше, другим меньше… кто их считает?
— Этих считают.
Она головой покачала укоризненно и обиду сыграла живо, этак и поверить недолго, что о малости просит старушка, а он, Фрол, упрямится.
— Марьяна Ивановна, — никогда-то он подобных игр не жаловал, — упокоились бы вы с миром, что ли?
— Не могу, Фролушка. — Она рученьки погрызенные прижала к грудям. — Душу гнев не отпускает. И клятва. Пока не исполню обещанное, не видать мне смерти… помоги уж.
— Детей убив?
— Так какие они дети-то? Выродки… один вот меня…
— Ни за что, ни про что? — Фрол Аксютович от паутины, которой умертвие его опутать норовило, с легкостью избавился. Пустил огня, да и полыхнула паутина та прахом, пеплом обернулась. Марьяна Ивановна лишь поморщилась и ноженькой топнула.
И от удара этого легкого треснула земля.
Засочилась млечным соком туманным.
— А об том, Фролушка, не тебе судить… Вот как предстану я пред Божиней, как спросит она меня, так ей и отвечу, нехай тогда судит, в ирий мне идти аль сгорать в пламени.
Фрол кивнул. Истинно так. Была бы живая, и от человечьего суда не ушла бы, а с мертвой только богам спрос.
— Если бы ты знал…
— Не знаю и знать не желаю.
Туман он унял. И силу мертвую погасил, сколько хватило.
— Не знаешь… ничего не знаешь… слеп ты, Фролушка, был, таковым и остался. — Теперь она говорила ровно, спокойно, и оттого не по себе делалось.
Нет, с одним умертвием Фрол как-нибудь да справится.
Божиня поможет.
— Хочешь знать, что с твоей зазнобушкой приключилось? Конечно, хочешь… спроси. Иди и спроси… и ответит она. Клятвы срок выходит… были три девицы, три красавицы… три магички… не подружки, нет… врать не стану… только одной бедой связаны. Глянулись они человеку недостойному…
Говорила она нараспев.
И покачивалась.
И казалось, сама земля качается, того и гляди сбросит Фрола, а сбросивши, раскроется трещиной глубокой, которая и обнимет его, спутает корнями по рукам и ногам. Втянет в черную пасть…
Он с трудом, но избавился от наваждения.
— Прекратите…
— Одну он обманул… другую снасильничал… только сам-то сие насилием не полагал. Как же, высокая честь… третьей приказал… были и четвертая, и пятая… много их было… что глядишь, Фролушка? Неужто сам о таком не думал?
Она подошла ближе.
Двигалась неловко, переваливаясь с ноги на ногу, широко эти ноги расставив. И на земле оставались глубокие следы, будто после смерти сделалась вдруг Марьяна Ивановна безмерно тяжела.
— Думал, Фролушка, думал… только запрещал себе. А отчего? Оттого, что боялся. Ну как ненароком до правды додумаешься, что тогда делать? Прощать? Мстить?
— Уходи.
Первый знак из запретных вспыхнул в воздухе, дыхнул ледяною силой и был стерт повелительным взмахом руки.
— Спроси у нее, Фролушка… теперь-то уже ответит… спроси и себя, ответ услыхавши, готов ли ты дальше делать вид, что ни о чем не догадываешься? А когда признаешься, тогда и отдай мне рыженьких… я подожду.
Она стерла и три следующих знака, а после, плюнув в лицо мертвой силой — будто ветром горячим повеяло, — добавила:
— Не хватит у тебя, Фролушка, силенок, чтоб со мною совладать. А потому… идите уж… и этого прибери бестолкового…
Шею потерла.
— Студиозус ноне зело наглый пошел. Никакого уважения к старшим!
ГЛАВА 26
Смутьянская
Царь-батюшка отошел перед самым закатом.
Она сидела подле постели его, сначала одна из многих, пусть и нареченная законною женой, увенчанная малым венцом, тяжесть которого сегодня ощущалась более, нежели когда-либо прежде. Первыми, когда стало ясно, что не очнется постылый, исчезли бояре.
За ними и боярыни.
За кем прислали девку с запиской. Кто и сам сообразил, что нечего более делать в этой пропахшей травами и сыростью комнате. Последними ушли холопки, тихо, тенями проскользнули мимо нее, сделавшей вид, будто не замечает теней и внезапной пустоты.
Он застонал.
Выгнулся.
И тогда она очнулась. Поднялась, преодолевая внезапную слабость. Подошла к окну, закрытому ставнями — в последние месяцы он с трудом переносил солнечный свет, — и решительно ставни распахнула. Воздух был тяжелым.
