Конан и повелитель молний - Локнит Олаф Бьорн (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Поняв намек, Пузырь издал сердитый треск, усиленно замахал хвостом и, покачиваясь, поплыл в сторону домов. Вышибала облегченно перевел дух – только вмешательства пузатого демона сейчас недоставало. Пусть катится по своим делам, дайте срок – дойдет очередь и до него.
Пузырь устроился возле здания казарм стражи и начал сноровисто объедать черепицу.
…Неколебимая уверенность господина верховного дознавателя внезапно покрылась большими и глубокими трещинами. Если распроклятый Плешивец промахнется в третий раз, и без того возбужденная толпа взбесится. Один из непреложных законов города: коли веревка не выдержит повешенного, или трижды пойдет мимо топор палача, или заест металлический ошейник-удавку – значит, богам не угодна смерть приговоренного.
Рекифес не собирался допускать ничего подобного. Мальчишка получит причитающееся, назло этой расфуфыренной офирской вертихвостке, с ее сладкими улыбочками, телохранителями и шелками!
Рекифес пнул в брюхо заволновавшуюся кобылу и приблизился к самому краю помоста.
– Салдус, – негромко, но угрожающе окликнул он. – Салдус, что ты творишь, скотина? Нализался?
– Никак нет, ваша милость! – глазки палача преданно таращились на господина дознавателя. Смысл в этих глазках напрочь отсутствовал, но вином вроде не пахло. – Как можно! Счас я этого подлеца разделаю, не хуже, чем поросенка к обеду! Не извольте беспокоиться!
– Маленькое, но досадное упущение, – еле слышно прошептала госпожа Клелия, как бы невзначай крутанув сиявшее на указательном пальце правой руки золотое кольцо с крохотными сапфирами и жемчужинами. – Пожалуй, крохотный штрих добавит выразительности.
Тяжеленный топор с грохотом отсек край дубовой колоды и вонзился в доски настила. Плешивец нетвердо качнулся на ногах, взмахнул руками, налетев на своего помощника и едва не столкнув того с помоста.
Рекифес похолодел и втянул носом воздух.
От Плешивца несло, как от разгромленной винной лавки.
Палач неуклюже сдернул с головы – облысевшей, как совершенно верно гласило его прозвище – черный колпак с прорезями для глаз и разразился дребезжащим, похожим на треск ломаемой жести, хихиканьем. Двое подручных шарахнулись от него, словно от прокаженного, и испуганно уставились на Рекифеса, ожидая приказаний.
Смешки в толпе усилились. В воздухе очертило дугу гнилое яблоко, разбившись рядом с колодой. Плешивец с преувеличенным тщанием попытался его поднять и грузно шлепнулся на корточки.
Позабытый всеми мальчишка-варвар медленно убрал руку с поверхности Гнилого Пня и огляделся. В его прищуренные глаза, только что напоминавшие холодные льдинки, возвращалась природная сообразительность, немедля давшая полезный совет: «Неважно, что стряслось, узнаешь потом. Беги! Доберись до края и спрыгни вниз».
– Мое воспитание, – с гордостью заметил Райгарх, увидев, как Малыш очень осторожно, не вставая с колен, перемещается к срезу помоста. – Ребятки, хватит ловить мух. Пошли, заберем парнишку, пока никто не очухался, и испаряемся.
Клелия, с гордостью обозрев дело рук своих, торжествующе улыбнулась. К сожалению, именно в этот момент исходивший яростью Рекифес узрел, как приговоренный пытается улизнуть с места казни и почти добился задуманного.
– Держите его! – взвыл господин дознаватель. – Эй, кто-нибудь!
Помощники окривевшего Плешивца, от души наслаждавшегося состоянием внезапно налетевшего опьянения, сорвались с места, загребли предприимчивую жертву и поволокли обратно. Мальчишка внезапно выгнулся, заехал одному из удерживавших его людей ногой под дых и попытался отделаться от второго. На помощь опешившим подручным Салдуса пришли гвардейцы из тюремной стражи, и вскоре нарушенная Плешивцем благостная картина восстановилась. Только теперь мальчишку на колоде пришлось удерживать троим – он отбивался и рычал, словно пойманное сетью животное.
Госпожа Кассиана, уверенная в том, что представление окончено, не успела ничего предпринять.
Топор перешел к помощнику экзекутора, державшему оружие так, будто оно угрожало вырваться и удрать.
– Бей! – взбешенно прошипел Рекифес. – Бей, если не хочешь остаток жизни выносить помойные ведра в Алронге!
– Зако-он!..
Обычно голос Ши Шелама ничем не отличался от голосов тысяч обычных людей, но обладал полезной способностью в тревожные моменты в точности уподобляться чему-то среднему между надрывным ревом боевой аквилонской трубы, воем взбесившейся собаки и истошным кличем одержимого похотью осла.
Сегодня настал именно такой день, но Ши потом так и не смог вспомнить, в какой миг его посетила мысль сослаться на Закон Шадизара. Идея оказалась верной и, уподобясь стреле, вошла точно в центр мишени.
– Закон! – сообразительно завизжали рядом. Кажется, Джай. – Закон Трех Ударов!
Трясущийся то ли от страха, то ли от сознания важности, момента подручный Плешивца вцепился в рукоятку топора, с усилием вытащил его из щели между досками и озадаченно покосился на Рекифеса.
Воспитанник палача знал городские традиции не хуже любого иного обывателя. Три удара, не затронувших приговоренного – это знак богов, помилование, окончательное и бесповоротное. Закон Трех Ударов не записан на пергаменте, не внесен в официальные своды, однако не оспаривается судьями и жрецами. Он просто выполняется, и горе тому, кто попробует его нарушить. Подручному Салдуса, мечтавшему занять когда-нибудь место наставника, совершенно не хотелось стать первым, кто попытался не подчиниться обычаям.
Вопли и требования соблюдения Закона крепли, разбегаясь по Воловьей площади и вновь приливом ударяясь в начавшие ощутимо подрагивать помосты. Гнедая кобыла Рекифеса сделала свечку, едва не сбросив всадника.
Клелия предусмотрительно юркнула обратно в паланкин, где сидела чуточку испуганная и восхищенная разворачивающимся зрелищем Лиа.
– Ты рубить будешь или нет? – это вдруг заговорил приговоренный, прекративший барахтаться и свирепо уставившийся на своего неудачливого палача. Конану в самом деле надоела эта кутерьма, и на смену полнейшему отсутствию чувств пришло растущее раздражение. Казнить – так казнить, а морочить голову зачем?
От неожиданности начинающий экзекутор неуклюже махнул топором, целясь неизвестно куда. Стражники, удерживавшие мальчишку, отпрянули, опасаясь получить отточенным лезвием по рукам.
Оружие блеснуло на солнце, бессильно ткнулось в колоду и, не зацепившись, упало. Плешивец громко и оскорбительно заржал, все-таки свалившись с края возвышения и приземлившись прямо под ноги Рекифесовой лошади. Там он уселся по-жабьи и захныкал, причитая: «Пятнадцать годочков тружусь… Как есть пятнадцать… Самому Гарпалу Божьей Каре голову рубил… С одного замаха… И этого, как его… Нейда Ястребка холостил – чик, и готово!.. А теперь что? Что, я вас спрашиваю?..»
Подросток-варвар озадаченно уставился на свою кисть. Возле запястья появилась набухающая кровью длинная неглубокая царапина. Он по привычке слизнул выступившие капли языком и мимолетно задумался – сколько еще ему предстоит тут околачиваться? Может, наказание уже считается законченным?
Площадь выла, голосила, кидалась в стражников булыжниками и тухлыми фруктами, поминала Закон, проклинала, требовала, клокотала и добилась-таки своего.
– Сгинь, – сквозь зубы выдавил Рекифес, здраво рассудив, что искушать судьбу дальше просто опасно. – Сгинь немедленно! Чтоб глаза мои больше тебя никогда в жизни не видели! Ну!
Второй раз повторять не пришлось. Мальчишка задержался только на мгновение, Чтобы пристально взглянуть на верховного дознавателя славного и шумного города Шадизара, Взглянуть так, что Рекифеса прошиб мороз – ушедший, от расплаты ворюга словно старался запомнить каждую черточку, каждую примету дознавателя. Запомнить, само собой, не для того, чтобы испытывать надлежащую благодарность.
Спустя еще один удар сердца подросток, чьего имени или прозвища Рекифес так и не запомнил, растворился среди орущей толпы, с готовностью принявшей его в себя.
