За несколько стаканов крови - Мерцалов Игорь (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Это ведь не об отдельных отрядах речь, такие отряды в каждой армии существуют, но вступление в них — личное дело каждого упыря, а никак не общины! Упырь и на статской службе лишается части общинных прав и обязательств, а на военной — почти всех. Так издревле заведено, и это правильно.
Злые языки говорят: упыри, мол, против войны, потому что войны грозят им жесткой диетой. Что ж, на все можно посмотреть с разных сторон и утверждать, будто увиденное под определенным углом и есть самая суть. Но дело в другом: упырь в армии — нарушение принципа нейтралитета. Он потенциальный убийца собратьев с противной стороны. Никто не осудит исполняющего долг, но такое дело не может быть делом общины.
А вот в Кохлунде — стало…
Здесь вообще слишком многое из невозможного сделалось явью. Не в упырях уже дело — всех захлестнуло. А чем? Волей лидеров суверенитета? Волей тех, что стоит за их спинами, потирая руки в ожидании наживы? Или — безволием? Всеобщим, всенародным… Безволием тех, кто закрывает глаза…
«Или уезжает — как я».
Нет, лично я-то ни при чем. Я — особый случай. Меня изгнали, я не могу остаться, а если бы остался, то что мог сделать?
То есть объективно я, конечно, понимаю: все это пустая болтовня. Каждый горазд так сказать — каждый и говорит. Если решительно никому не хочется ничего делать, глупо чего-то ждать.
Но с другой-то стороны: конкретно я — что могу? Один? Вот кабы все вместе…
Хотя, опять же, вместе — это с кем? С Задовским, что ли? Увольте. Тут нужен Тучко, и то, как сказать, что там еще получится, потому что с Хмуром — это всегда по-хмуровски, то есть ты вслед за ним, а не он за тобой…
Так Персефоний доводил себя до белого каления, пока его палец блуждал над картой. В очередной раз поймав себя на том, что неотрывно смотрит на какой-то Спросонск, пока в голове бурлит неудобоваримая каша доморощенной философии, Персефоний разозлился на себя и отправился в ближайший кабак. С теми деньгами, что у него теперь были, ничего не стоило купить свежей крови из-под полы, на любой вкус: и винную, и на девяносто процентов проспиртованную, и приморфиненную, и опийнонасыщенную.
Персефоний напился. Удовлетворения это не принесло, весь день его сон был переполнен бредовыми видениями, а когда он проснулся за час до заката, нашел себя в состоянии таком жалком, что плакать хотелось. Пожевав гематогена, он немного пришел в себя. Когда стемнело, в дверь постучали. На пороге стоял представительный упырь из паспортной службы. Глядя куда-то мимо Персефония, он уточнил его анкетные данные и вручил извещение об изгнании, брезгливо держа бумагу кончиками пальцев.
— Вам предписывается покинуть страну в кратчайшие сроки, — сухо сказал он.
— Вообще-то ее величество разрешила мне не торопиться с отъездом, — заметил Персефоний.
— И тем не менее каждая минута, которую проводит изгнанник среди верноподданных упырей, является оскорблением для них, — ответил визитер.
— Не беспокойтесь, я рассчитываю выехать завтра.
Глаза его собеседника округлились от ужаса и негодования.
— Что? Завтра? Вы с ума сошли!
— Раньше не могу, — отрезал Персефоний.
Визитер схватился за сердце.
— И то ладно… Завтра! Вам мало изгнания, вы хотите еще скрыться без выездных документов?
Персефоний ахнул: о бюрократической стороне вопроса он совершенно забыл.
— Да, конечно… Когда и где я могу их получить?
— Да уж сидите дома, мы сами доставим вам бумаги, господин изгнанник! Они будут готовы через неделю.
— Через неделю? Так зачем вы меня торопили?
— Так положено.
Неделя! Господи, что можно делать здесь целую неделю? Ехать, так уж поскорее… И вообще, позвольте, что за глупость такая: изгонять разумного без выездных документов? Ну, наверное, в Кохлунде сейчас все так и по-другому просто не получается.
Мысль опять напиться Персефоний гневно отверг, но в эту ночь его навестили знакомые упыри из молодых. Они сочувствовали, хотели узнать, что произошло, жаждали приободрить, давали советы и обещали помочь, как только «старичье» даст им встать на ноги и расправить плечи.
В общем, Персефоний еще две ночи пьянствовал и улизнул от заботливых товарищей, только когда они забыли о печальной причине веселья, переключившись на новые, уже радостные, известия: генштаб с удивительной резвостью подготовил необходимые приказы, и на закате нового дня военная комендатура объявила о начале волонтерского набора.
Проводы друга превратились в вечеринку новобранцев, и Персефоний удалился.
Его распирало от сытости, и в затуманенной хмельными парами голове светлые мысли мешались с грустными и глупыми. Взяв извозчика и назвав домашний адрес, он на полдороге передумал и велел сперва отвезти себя к вокзалу. Куда поедет, он еще не представлял, но твердо знал, что карту больше видеть не желает, а билет купит наугад — и лучше сделать это заранее, чтобы через… сколько там… получив выездные бумаги, сей же час, не тратя ни минуты, не оглядываясь, прочь, хоть к черту на рога, лишь бы подаль…
Бессвязный монолог его прервался, когда в гуще вокзальной суеты ему почудилось знакомое лицо. Направлявшийся к кассам Персефоний сбился с шага, всмотрелся, но в толкотне прибывающих, отбывающих, провожающих, встречающих, торгующих, зазывающих и просто время убивающих уже ничего нельзя было рассмотреть. Наверное, показалось. Да и мало ли вислоухих на свете? Однако Персефоний так и не заставил себя сделать шаг в направлении кассы. Быстро трезвея, он двинулся туда, где ему почудился Хомутий, к двери, над которой значилось: «Стол справок».
Он заглянул в длинное помещение с рядом конторок, и сомнения отпали. Это действительно был боец из бригады Тучко. Одетый в потертый старомодный вицмундир, он стоял в одной из очередей, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и вертел головой по сторонам.
Выбрав момент, Персефоний без суеты, но быстро вошел внутрь и замер за стойкой с буклетами. Дождавшись, когда подойдет очередь Хомутия, он приблизился, встав поближе к герильясу, якобы для того чтобы просмотреть выбранный буклет.
— …в вокзальном комплексе такой службы не зарегистрировано, — услышал он слова работницы справочной. — Но вы можете обратиться в компанию «Дедал, Икар и К°», эта ковролетная компания сдает самолеты в аренду. Ее филиал расположен совсем недалеко — напротив муниципальной столовой.
Хомутий попытался произнести что-то вежливое, но, видно, язык у него был совсем не натренирован для такого дела, получилось какое-то карканье. Герильяс развернулся и зашагал прочь, Персефоний последовал за ним. Сам он толком не понимал, зачем это делает, но чувствовал, что появление вислоухого Хомки в Лионеберге ничего хорошего не сулит. После той газетной статьи он почему-то подумал, что все участники погони за Хмурием Несмеяновичем остались в Грамотеево, но, если разобраться, это, конечно, глупая мысль. Водяной и полевик, наверное, остались, кто-то еще мог отступить, признав поражение. Но Жмурий? Ох, не зря они с Хмурием братья, а ведь тот наверняка бы не отступил…
Итак, наиболее упрямые продолжили погоню. По меньшей мере двое: Жмурий и Хомутий, но с ними могут быть Дерибык и Оглоух. Бригадир, по-видимому, сумел улизнуть от них в Психоцидулино, и они вернулись в Лионеберге, либо считая, что Хмура можно отыскать здесь, либо…
«Либо за мной! Не так уж трудно догадаться, что если мы разделились, то у каждого должно быть полмиллиона скульденов…»
Хомутий явно не слишком уверенно чувствовал себя в одной из самых оживленных частей города: пройдя по площади, дважды натыкался на разумных и чуть не попал под экипаж. Ему бы лесные дебри… «Нет, — поправил себя Персефоний, вспомнив, как в первый раз увидел этого человека. — Задворки, подворотни, проулок между грязным кабаком и дешевым борделем — вот его стихия. Нож и кастет, „жизнь или кошелек“, выпивка, засаленные карты… А все остальное — постольку-поскольку».
Хомутий пересек проезжую часть и оказался перед низким, массивным кирпичным строением, двор которого был огорожен сплошным железным забором. В правой воротине была прорезана дверь, Хомутий постучал. Послышался собачий лай, через минуту дверь открылась. В глубине двора двое зомби выбивали ковер-самолет, переброшенный через железную перекладину. Хомутий вошел, а Персефоний встал у забора, лихорадочно пытаясь придумать, как бы проследить за герильясом. Он слышал звуки голосов, но уличный шум не давал разобрать слова. И тут рядом послышалось суровое:
