Камень второй. Горящий обсидиан - Макарова Ольга Андреевна (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Ума не приложу, почему он сказал все это мне, а не кому-нибудь из девчонок-доноров. Или Орестесу…
Кажется, Ваннах говорил еще долго… Но Макс Милиан почти не разбирал слов. Он видел город. Пустой. Обезлюдевший за одну ночь. И слова Серого Инквизитора, слова, которых он не слышал и не мог слышать, звучали у него в ушах…
— Эрхабен… — нечаянно сорвалось с губ Макса Милиана. Он слишком погрузился в свои мысли, а когда опомнился, уже поздно было ловить беглое слово.
— Что? — переспросил Ваннах.
— Он сказал «Эрхабен», — уточнил Велион.
— Эрхабен. Начало Войны, — подхватил Айгир. — Миродержцы рисковали жизнью ради того, чтобы какие-то кошмарные твари не сожрали весь Омнис…
— Почему ты вдруг вспомнил об Эрхабене? — поинтересовался Ваннах у своего ученика.
— Да так… — замялся Макс…
…Что он мог ответить им? Процитировать Хансая Донала? Глупо: это всего лишь чужие слова. Быть может, перевранные десять тысяч раз. И эти слова — ничто по сравнению с живой памятью. И в этой живой памяти Серег Серый Инквизитор отнюдь не выглядел чудовищем. Нет, это был тот самый Серег, который с грустной улыбкой смотрел на майский снег за окном здания Серого совета…
— Простите, я не должен был говорить с вами об этом, — искренне извинился Макс Милиан. Он действительно не должен был. Даже просто спрашивая о Сереге, он рисковал заставить Охотников невольно нарушить клятву, данную Зонару, а там значилось особо: не обсуждать засекреченных событий… — Я должен отойти ненадолго… Увидимся на вечерней тренировке.
Он поспешно покинул обеденный зал…
…Несколько мгновений Галан Браил, в задумчивости поглаживая чисто выбритый подбородок, еще смотрел, как переглядываются и пожимают плечами оставшиеся одни Охотники. Потом резким движением погасил кристалл изображения, соединенный с наблюдательным кристаллом, вмурованным в стену над тем столом, где обычно обедал Макс Милиан.
Галан успел хорошо изучить за этот год характер и ход мыслей Макса и понимал, насколько серьезный оборот принимает дело. «Поговорю с Зонаром, как только он выпроводит Серега…» — решил Второй Фрументар…
Приказ Зонара настиг пятерку Охотников неожиданно, как удар хлыста. Краткий приказ, четкий и суровый. На вощеной бумаге с магическим оттиском вместо обычной печати.
В нем говорилось, что Ваннах Лоэн, Орестес Роум, Айгир Рет, Ромул Элиор и Велион Рихт освобождаются от своих учительских обязанностей и переводятся на новое место службы. Причем для каждого из пятерых это «новое место» было свое. Похоже, Зонар твердо решил разбросать их по всей карте Севера, как можно дальше друг от друга.
То, что уйти Охотникам предписывалось до шести утра (Макс Милиан просыпался обычно в десять, не раньше), только подтвердило невеселую догадку Ваннаха: они невольно сболтнули мальчишке лишнего — это раз, и — Зонар все же замышляет что-то против Серега — это два…
…Ваннах, Орестес, Айгир, Ромул и Велион шли через Рунный Парк. Еще немного — и они переступят незримую магическую черту, когда-то определенную Зонаром для Макса и оставшуюся в силе до сих пор.
Под ногами похрустывал мокрый снег, за ночь укрывший траву и кирпичные дорожки парка толстым пуховым ковром. Белый пух продолжал падать и сейчас; тянуло зимним морозцем; облачко пара сопровождало каждый выдох…
— Сто-о-ойте! — разорвал тишину звонкий мальчишеский крик.
Охотники обернулись; одновременно, все как один…
Макс Милиан бежал к ним по снегу, босой, в легкой одежде, в которой обычно спал. Жадный до человечьего тепла ветер сурово трепал тонкий шелк рубашки и штанов; он же взъерошил взволнованному, разгоряченному мальчишке волосы…
Макс остановился в шаге от Ваннаха. Он переводил взгляд с одного Охотника на другого, казалось, читая их хмурые старческие лица, как читают открытую книгу. Несколько раз он порывался что-то сказать, но не находил слов. Снег падал ему на лицо и, тая, стекал по щекам, как слезы… Не стоит обманываться, Макс Милиан давно разучился плакать…
Ваннах отдал Ромулу свой боевой посох и, сделав шаг навстречу, положил руку на плечо ученика.
— Я и так сказал лишнее, — тихо, с горечью произнес Ваннах. — И не собираюсь дальше лезть в дела Зонара… но, прошу тебя, Макс… не делай того, о чем потом пожалеешь…
Макс Милиан ничего не ответил, лишь обнял Охотника, ткнувшись лбом в его кожаную куртку.
Рядом с высоким широкоплечим стариком Макс выглядел маленьким и хрупким…
Ваннах Лоэн, верный делу Серега Серого Инквизитора, почти убедил себя, что не должен жалеть Макса Милиана, не должен даже вспоминать о нем больше… но не смог сдержать данное самому себе слово: это его ученик. И ему нечего стыдиться: он, Ваннах Лоэн, учил этого мальчика только добру и не подстрекал на подлые дела.
Ласково потрепав непослушные кудри ученика, Ваннах искренне пожелал ему всего хорошего на прощание…
«…У парня доброе сердце,» — утешал он себя, переступая черту.
Уходя, Ваннах обернулся всего однажды: крохотная, далекая фигурка мальчишки, стоящего по щиколотки в снегу, запомнилась ему навсегда…
— …настоящая доброта проверяется испытаниями, Макс, — грустно разводя руками, разглагольствовал Галан Браил. — Согласись, легко и приятно быть добрым с тем, кто не задевает твоих интересов, кто только что не молится на тебя и каждое твое слово готов запомнить до конца жизни… Ваннах… — это имя Фрументар произнес с вежливым укором в голосе. — Он ведь как раз из таких людей. Простой Охотник, никогда не думавший перечить миродержцу и, в общем-то, знавший его достаточно поверхностно. Советники, вроде меня или Зонара, куда лучше осведомлены об истинном характере Владиславы и Серега. И, скажу тебе честно, эти двое мнят свободу игрушкой, которую не грех порой отобрать у ребенка. А за непослушание простых смертных наказывают весьма жестоко.
Хансай Донал, быть может, порой и перегибает палку, когда дело касается философских умопостроений и эмоций, но исторические события излагает очень достоверно.
…Не позволяй своим сомнениям увести тебя на ложный путь, Макс, — заметил Галан уже искренне дружески. — В крайнем случае, вспомни о своей клятве. Вспомни о надеждах Ордена, который дал тебе все. И о тех, кто погиб ради высшей цели, вспомни тоже…
Надо сказать, Галан Браил был куда более красноречив, чем бесхитростный Ваннах Лоэн. И доводы Фрументар приводил железные, даром что сердцем Макс не сумел с ними согласиться; главное, умом он понял: то, что он почувствовал, — не что иное как слабость. Детская слабость, стремление поверить в то, что кто-то, пусть и миродержец, может быть справедлив и безгрешен. Что улыбка чистоте нежданного снега что-то доказывает…
Возможно, думал Макс, излишняя мечтательность — это наследие поэта-Милиана… Вот Джуэл, он даже не засомневался бы…
К сожалению — или к счастью? — Макс не Джуэл…
Резиденция опустела без Охотников. Галан, убедившись, что его речи возымели должное действие, удалился, сославшись на то, что ему необходимо посовещаться с Зонаром.
Макс остался один. Тогда он особенно остро ощутил одиночество. Будто снова стоял у Дикой Ничейной Земли над тихим, ничего не помнящим местом битвы, не в силах ничего вернуть, ничего изменить… В такие моменты говорят: сердце обливается кровью.
Отыскав в столе чистый лист бумаги, Макс решил выговориться ему. Дрекавачьим пером. Железными чернилами [3]. Причудливыми мыслеобразами, обретающими на бумаге словесную форму и единый ритм. Стихами.
