Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья (читать книги онлайн полные версии .TXT, .FB2) 📗

Пальцы правой руки Туарэя шевельнулись, и Драконий Язык материализовался в них, ещё горячий, дрожащий от восторга.

«В атаку, мои Верные! Всех, кто не успеет бросить оружие и сдаться — уничтожить! Сдавшихся пощадить… пока что».

Первая центурия атаковала из-под земли, остальные четыре устремились на покалеченную верхнюю часть, крепость была раскрыта перед ними как мидия, у которой подрезали запирающий створки мускул.

«Легат,» — обратился Туарэй к Фуриусу Брахилу, — «рекс Улдин Зэльгафивар не должен пострадать, пока я не отдам на то прямой приказ».

Ответ пришёл через несколько мгновений, что сказало богу о многом:

«Повинуюсь, мой император».

Это не заняло много времени. Даже без вмешательства Туарэя Первый легион не остановили бы ни пушки, ни пули; некоторые Верные могли быть ранены рунными болтами или пострадать от рунных клинков, но и только. Гномов внутри были многие тысячи, так они всегда делали, если все внешние линии обороны не могли сдержать врага — отступали в самое ядро, в крепость своего рекса и держали там оборону до конца. Конец мог прийти вместе с союзными подкреплениями, или вместе с вражескими, но всегда осада цитадели отнимала многие месяцы сидения. Не эта осада.

Верные неслись по переходам разверзнутой крепости, рубя и пронзая защитников богокованным оружием, изрыгая пламя, кромсая когтями и раздирая зубами, все как один, направляемые деканами, центурионами, легатом и самим Доргон-Ругалором. Тысячи душ присоединялись к внутреннему пожару бога, он медленно опускался в разгорячённое лоно твердыни под гром и рёв, под залпы древних пушек, слушал песню копья и улыбался.

Хотя урон был нанесён колоссальный, до самых защищаемых глубин разрушение не добралось. Ему ещё пришлось идти по уцелевшим галереям и залам, не обращая внимание на мельтешение смертных и пир полубогов. Совершенно точно уцелел тронный зал, по пути куда передовые декады взламывали оборону; совершенно точно уцелела сокровищница. Двери в обитель рекса держались до последнего, лучшие воины Улдина Зэльгафивара, его Собственные бились с легионерами насмерть, но их жертвенность была не прочнее их рунных лат, а те поддавались жару драконьего пламени. Стремительным вихрем Фуриус Брахил разметал последних защитников, погасил клинок и обрушил удар кулака на высокие, прекрасно украшенные двери чёрного камня, похожие на мрачные иконы в золотых окладах. Створки слетели с петель.

Тронный зал рекса был весьма велик и неожиданно мрачен. Туарэй первым ступил на грандиозную карту Хребта, выложенную по полу бесконечными самоцветами. Клацая когтями, он шагах среди чёрного мрамора с серыми прожилками, шагал мимо огромных очагов и монументальных колонн. Два Собственных подле тронного пьедестала выставили перед собой рунные протазаны, бог одобрительно кивнул им рогатой головой, приветствуя верность и отвагу, а потом оба гнома воспламенились. Они кричали и катались по полу, охваченные бездымным, бесцветным огнём, пока от обоих не осталась лишь зола и обугленные доспехи. На большом золотом троне расплылся Улдин Необъятный, гномский рекс, гномский царь, плоть от плоти Зэльгафа, плоти от плоти Туландара.

— Какое яркое вырождение некогда могучей крови, — сказал Туарэй, разглядывая это тяжело дышащее существо на всех уровнях реальности, включая саму душу. — Посмотри, легат, посмотри на него внимательно, прочувствуй.

Руки Фуриуса Брахила мелко дрожали от ярости. Он смотрел на гнома и не мог заставить себя поверить, что вот это существо стало причиной гибели столь многих достойных мужчин и женщин, стольких легионеров, стольких отважных гномских воителей. Вот это!

Одежды рекса были липкими и мокрыми от пота, бесконечно растянутая кожа белела как кислое молоко, золотой венец съехал по скользкому черепу набок, глаза не могли сосредоточить взгляд, в ментальном поле царил какой-то сумбур, даже моги Туарэй читать мысли гнома, не разобрал бы смысла.

— Ответь, смертный, почему ты ещё здесь? Почему не попытался сбежать? Не вижу в тебе ни отваги, ни верности дому, если и было это, то давно уж задохнулось под наплывами жира. Осталась только жадность, коварство и властолюбие. Такие как ты склонны бежать, не оглядываясь, но ты ещё здесь. Почему?

Улдин Необъятный неспособен был говорить, ужас парализовал его некогда острый и цепкий ум. Обратив внимание на жирные слабые пальцы, унизанные баснословно богатыми кольцами, бог заметил одно: золотое, украшенное рунами по бокам от круглого красного камня, похожего на яшму, совсем не такого дорогого и большого, как соседи.

— Ах, вот оно что, ты до последнего ждал помощи, не верил, что они тебя бросят. Смотри, легат, и пусть видят все Верные: любой, носящий такое кольцо открыто, или просто владеющий им — мой враг. Его следует хватать, пытать, а потом предавать огню.

Схватившись когтями за спинку трона, Туарэй поднял его и стряхнул колышущуюся гору жира на пол. После рекса благородное сидение пахло мочой и было мокрым. Поморщившись, бог расплавил трон, а потом восстановил, вытянув ввысь по своей фигуре, придав вид застывших языков пламени, и воссел.

— СДЕЛАНО!!! — Его голос понёсся по крепости. — ТРОН ПОТОМКОВ ЗЭЛЬГАФА ПОПРАН!!! РЕКС НИЗВЕРГНУТ!!! ДРАКОН НЕРОЖДЁННЫЙ ВОЦАРИЛСЯ В ОХСФОЛЬДГАРНЕ!!!

Сотни глоток взревели, выражая одобрение.

— Мой император, позвольте…

— Не позволяю, легат, — дёрнул уголком рта Туарэй. — Казнь будет проведена при всех возможных свидетелях, включая обитателей посольских кварталов. Весть о том, что произошло здесь, растечётся в обе стороны от Хребта, весть о нашей мощи. Она породит страх, который станет предвестником наших дальнейших деяний. А пока что…

Он осёкся, почувствовав два болезненных импульса. Две яркие души Верных влились только что в его внутренний пожар. От такого глаза бога расширились, янтарное пламя в них полыхнуло светом сверхновых звёзд, и взор понёсся туда, где произошли потери. Через ближайших живых легионеров он увидел тела своих полубогов, разрубленные, лежащие на полу; вокруг было много мёртвых гномов… и один живой.

Он перекрывал подступ к закрытым дверям, облачённый в старинные чёрные доспехи с глубоким фиолетовым отливом и грубо вделанными рунами. Гном сжимал в одной руке топор, а в другой — круглый щит со следами бесчисленных битв, его лицо скрывала личина с крутыми усами, крепившаяся к шлему, на темени которого колыхался куцый красный плюмаж конского волоса, а по плоским наплечникам хлестала драная бармица. На спине гнома был укреплён резной каменный шест, поддерживавший истончённое временем, но укреплённое золотой нитью знамя Колена Зэльгафова.

Огненным вихрем Туарэй промчался из тронного зала в дальние помещения, сжигая по пути всё, что могло сгореть, оплавляя камень и металл. Он быстро оказался над телами погибших, что лежали в лужах ещё горячей, но уже не кипящей крови, а потом обратил всё внимание на гнома. Глазам бога открыто намного больше, чем глазам волшебника, и потому Туарэй смог увидеть над головой защитника дверей отметину, которую за последнее время встречал уже дважды. Тонкий бесцветный, незавершённый нимб-полумесяц, искажение пространства, словно… Напрягая божественные глаза, он разглядел и другое: гномов было два, тот, которого видели все, тяжело дышащий, облачённый в старинные латы, и другой, огромный, бестелесный, в этих же латах, с топором и щитом, средоточие могучей воли духа.

— Я вижу тебя, Зэльгаф сын Туландара, вижу, что ты поддерживаешь… потомка. Я вижу отвагу, решимость, силу. Вижу волю. — Взгляд бога упал на тела легионеров. — Вам рано отдыхать, вас слишком мало ещё, некому занять места в шеренгах.

Он отставил копьё в сторону, вытянул вперёд руки ладонями вверх и сжал пальцы так, что когти пробили кожу, наружу просочился чистый божественный ихор, похожий на струйки мельчайших алмазных и рубиновых песчинок, наполненных светом. Чистая жизненная сила божества проливалась на тела.

— ВСТАТЬ, МОИ ВЕРНЫЕ!!!

Остывающая кровь павших легионеров закипела вновь и потекла обратно в разрубленные артерии, куски чешуйчатых тел притянулись друг к другу, срастаясь толстыми рубцами что швами, сердца полубогов забились, а Туарэй изъял из своего внутреннего пожара две яркие души и вернул их обратно. Эхо сдвоенного беззвучного крика пронеслось по крепости, когда мёртвые открыли глаза.