Темные (сборник) - Гелприн Майк (читать хорошую книгу .TXT, .FB2) 📗
У покосившейся, изломанной осколками изгороди голосит седая старуха. Ее надрывный плач – единственное, в чем еще осталась сила. Лицо – словно потемневшая доска, расщепленная пулей на месте рта. Старуха сидит в луже крови, скопившейся в воронке. Фруктовый сад уничтожен. Как и рассудок женщины. Ядра проделали в стене огромные дыры. В одном из проломов белеет детское личико.
Раненые повсюду, их собирают, словно нежданный урожай, гниющий, переспелый. Глаза некоторых точно мутное стекло, бессмысленные отупелые взгляды, в глубине которых плещется нестерпимая боль. Других несчастных колотит дрожь.
Загнившее болото у Каврианы превращается в водопой. Раненых лошадей умерщвляют пулями. Некоторые люди молят о той же участи. Солдаты корчатся, просят сорванными голосами о смерти: «Убейте меня, пожалуйста… это невыносимо…» Кто-то кричит, уставившись в пустоту: о жутком звере с горящими глазами, о поедающей мертвецов твари, о спасении.
Лошадь бежит галопом, легкий экипаж бесшумно катится по Страда Кавальара. Кучер то и дело дергается, рыщет пугливым взглядом по кустам, всматривается в тени. Мантуец – пару дней назад он дал деру из родного города, чтобы не угодить в австрийскую армию, и теперь в любом лице, в любом движении склонен увидеть скорых на расправу австрийцев. На обочине, в каждой лачуге, за покосившейся изгородью, за брошенным домом…
– Кто идет? Стой, или стреляю! – От окрика кучер сжимается, втягивает голову в плечи.
– Франция… Капрал первого инженерного корпуса, седьмой роты, со мной месье Дюнан.
– Проезжайте.
Руки кучера трясутся, он недоверчиво озирается, вертится юлой – вперед, назад, снова вперед. У него едва остается время править лошадью. Экипаж проезжает мимо станции. На путях в тусклом свете факелов стоит забитый людьми поезд. Раненых перевозят ночью, прячась от смертельного зноя. Из вагонов слышны вздохи и сдавленные стоны. Мимо проходят люди, заглядывают в экипаж, в глаза пассажирам…
Кавриан – штаб французов. Кучер останавливается на маленькой площади возле аккуратного домика. На соломенных стульях и деревянных табуретах сидят генералы, они встречают Дюнана, улыбаются. У ног Жана Анри тенью замер черный пес. Приняв возницу за денщика, офицеры пристают с расспросами об их миссии. Капрал объясняет, генералы удивляются.
Еще недавно они обсуждали условия перемирия. Пили и ели за одним столом с австрийскими генералами, весело шутили. Свысока, беглым взглядом оценивали шансы друг друга в новом сражении: сколько осталось конницы, сколько пехоты. Чья карта нынче бита.
Дюнана приглашают разделить богатую трапезу, он отказывается, ему нужен маршал Мак-Магон. Маршала здесь нет, и Дюнан возвращается в экипаж.
– Странный этот месье Дюнан, – говорит герцог Мадженский. – Говорят, он швейцарец… помогает раненым. Что ему нужно от маршала?
– По мне, так это выглядит весьма подозрительно… разве у нас нет санитаров и врачей, чтобы с этим разобраться?
– А вы заметили этого странного пса, жуткая тварь…
– Какого еще пса?
– Того, что вился у его ног, настоящая бестия, скорее всего, бездомная мерзость…
– Нет, мой дорогой герцог, не заметил… вы уверены?
За высоким окном шумит город. Весна приносит свежие новости: рушат могучие укрепления, десятки лет охранявшие город. Высоченные стены бастионов, треугольных равелинов, пронизанные оборонительными рвами и каналами, тремя слоями, тремя линиями неприступности окружавшие Женеву, – сносят.
Город вырос из своих стен, время меняет темп, пересматривает приоритеты, тактику, стратегию и значение войн. Кантон Женева входит в Швейцарскую конфедерацию, объявившую вечный нейтралитет. Бастионы, равелины, куртины больше не нужны, редюиты превращаются в доходные дома и фактории.
Люди охвачены волнением – мир меняется на глазах, становится лучше, чище…
Дюнан запирается в своем доме – на фоне всеобщей радости кошмары посещают его снова и снова, ночи превращаются в бесконечную пытку… и этот черный пес, он всегда рядом. Преследует, заглядывает в глаза, снова и снова обжигает душу огнем воспоминаний. Это невыносимо!
«Что мне с тобой делать?» – думает Дюнан, глядя на собаку.
«Освободи меня», – просят горящие глаза.
«Но как? Ты же сам увязался за мной! Таскаешься следом уже два года… измучил… эти кошмары… я больше не могу так. Зачем ты пришел? Почему я?»
«Не я пришел за тобой. Ты сам». – Пес опускает острый нос и смотрит из-под сморщенных собачьих век.
«Что тебе нужно? Отпусти меня…»
«Ты изменился… я вижу. – Пес проводит шершавым языком по руке. – Теперь избавь меня от страданий. Измени мир».
«Но как? – Дюнан умоляюще смотрит в пылающие глаза. – Как?!»
«Ты знаешь, как… скоро будет новая война… и я буду на ней… страшным чудовищем, пожирающим плоть… о котором бредят умирающие… смертоносной тенью… но не я несу погибель».
«Кто же?»
Пес поджимает хвост, плетется в дальний угол и ложится под зеркалом, бросает печальный взгляд: «Не я».
Дюнан поднимает глаза и пятится. От зеркала. Будто вместо привычного знакомого лица там отразилось нечто ужасное, невозможное. В его глазах замирает ужас. Он смотрит на свернувшегося пса и медленно, одно за другим, осознает услышанные слова.
Садится за стол, берет бумагу и ручку, начинает писать. На листе появляются первые слова:
«Воспоминание о битве при Сольферино».
Осень в Женеве. Дожди поливают острые крыши, пустые скамейки, почерневшие сады, безлюдные площади.
Вокруг одного из зданий царит необычайное оживление. Десятки дорогих экипажей доставляют к подъезду самых разных людей. Они прибыли из четырнадцати разных стран. Откликнулись на призывы того самого туриста, который четыре года назад увидел войну и рассказал о ней. Вещи, ставшие для суровых мужей обыденными, шокировали остальных – в первую очередь женщин – матерей, влиятельных жен.
В небольшой комнате размещаются тридцать девять представителей большинства европейских держав: военачальники, военные врачи, интенданты – представители северных и южных монархов, любителей азартных маневров и военных игр. Люстры свисают с разукрашенных потолков, в красных креслах устраиваются бородатые старики, взаимное уважение пропитывает воздух. Дюнан преисполнен надеждой – после публикации книги о Сольферино людей не приходится уговаривать, печатное слово оказалось сильнее, чем ультиматумы истеричных революций.
В тетради, исписанной рукой Дюнана, под простыми, понятными и уже ставшими очевидными утверждениями одна за другой появляются подписи. Гербы самодержавных печатей вдавливают в бумагу красные, точно кровь, капли сургуча.
Великое дело сделано.
– Вы довольны завершением вашей деятельности во имя уменьшения страданий солдат, раненных на полях сражений? – спрашивает Дюнана уличный журналист.
– Завершением? – удивляется тот. – Это только начало.
Дюнан забирается в экипаж, цокает языком, будто зовет кого-то, треплет рукой воздух и закрывает карету.
– Что это с ним? – спрашивает один журналист другого. – Уж не сумасшедший ли?
– Конечно, сумасшедший, – отвечает тот. – Оглянись вокруг.
За ними гудит толпа. Воодушевленно кипит голосами на двенадцати языках. Мужчина в штанах с лампасами демонстрирует всем «изнанку» флага Швейцарской конфедерации – красный крест на белом фоне…
Крест пульсирует.
Крест увеличивается.
Вытесняя крики, лица… видения.
«Неужели у истоков Красного Креста стоял именно этот человек?» – думает молодой журналист, покидая палату номер двенадцать. Его левая кисть горит от странного ожога – след призрачного прикосновения. Голова полнится видениями, словами старика, набросками статьи. Он чувствует тошноту, головокружение и вдохновение.
До самого вокзала Георг не расстается с блокнотом, в поезде появляются первые строки:
«Поглощенный гуманитарной деятельностью и идеей создания Красного Креста, Дюнан бросает свой тунисский проект. И в 1867 году становится банкротом – вкладчики его компании кричат о мошенничестве, требуют денег. В женевском обществе предприниматель становится персоной нон-грата. Никого не волнуют благие намерения Жана Анри, направленные на облегчение страданий раненых и пленных. Дюнан переступает порог бедности, но продолжает фонтанировать идеями помощи нуждающимся. Ищет средства на создание европейской колонии в Палестине, но русско-турецкая война 1876 года рушит проект. Некоторое время Жан Анри живет у друзей в Южной Англии, читает лекции, а заработанные средства тратит на гуманитарные программы. Затем какое-то время служит секретарем Французского общества друзей мира Фредерика Пасси в Париже. Дюнан лечится от депрессии и физических недугов, пишет напряженные письма родственникам. У него нет дома, нет денег, нет сил, нет веры. Пятнадцать лет скитаний и нищенства. Расплата – за большое сердце».
