Камбер-еретик - Куртц Кэтрин Ирен (читаем книги .TXT) 📗
К сожалению, близость к принцам удерживала Девина и возле Тависа, который был и главной причиной его присутствия в замке, и реальной угрозой разоблачения. Чтобы уменьшить ее, Райс наделил лже-Эйдиярда недоверием к Целителям, надеясь, что это будет удерживать его подальше от Тависа.
К несчастью, обследование Тависом мозга Эйдиярда было неизбежно, но случилось это спустя всего несколько недель после вступления нового стражника в должность, когда деринийские способности Девина были все еще блокированы, а Тавис еще не освоился в роли Целителя.
Объезжая нового жеребца Джавана, Девин подпустил его слишком близко, и животное сильно лягнуло его в колено. Боль была ужасной. Тавис и Джаван, наблюдавшие за ним, подбежали немедленно, чтобы оказать помощь.
Однако когда Целитель осматривал огромный, уже побагровевший синяк, он не обнаружил в пациенте ничего подозрительного, только обычный страх человека, когда ему приходится иметь дело с Дерини. Объявив, что кость цела, Тавис залечил травму в несколько минут и забыл о ней. В тот же день поздно вечером Джеффрай, наблюдавший за Девином, мог только облегченно вздохнуть, узнав об инциденте. Первый барьер удалось преодолеть.
Возвращение Тависа О'Нилла к привычной жизни и любимому делу не было безоблачным. Его ожидали и неприятные встречи.
По настоянию Таммарона, регенты назначили регулярный патруль, объезжавший дороги и ловивший банды представителей обеих рас. Это подливало масла в огонь утверждений, что Дерини, напавшие на Тависа, на самом деле хотели схватить принцев, и уверения Тависа в обратном ничего не меняли. С пойманными из людей имели дело регулярные выездные суды, вынося приговоры за вандализм, неумышленные повреждения или просто непристойное поведение. Дерини же Хьюберт повелел доставлять на суд в Ремут, ведь именно Дерини напали на Целителя принца Джавана. Как и предупреждал Джеффрай, Тавис получил возможность найти среди пленников своих мучителей.
Тавис, особенно поначалу, не нуждался в дополнительных приглашениях, страстно желая отомстить за нанесенное увечие. Он не хотел предавать всех Дерини в целом, но хотел выявить среди пленников тех, кому он обязан изуродованной рукой. Он прибегал к убеждения, угрозам, даже, при необходимости, к специфичным для Дерини наркотикам, чтобы пробиться сквозь защиты.
Едва узнав, что они не имели никакого отношения к нападению на него, он терял к ним всякий интерес и не утруждал себя дальнейшим погружением в их сознание для неутомимого Хьюберта, который искал любой предлог, чтобы казнить или по крайней мере засадить в тюрьму Дерини. Шли недели, и огонь мщения в Тависе поостыл, зато в Хьюберте росло раздражение.
Однажды Тавису удалось проникнуть в сознание пленного Дерини, прежде чем тот успел закрыть неприступные защиты. Его звали Дафид Лесли, он был племянником того самого Джоверта Лесли, который до своей смерти несколько лет назад был членом Совета при Имре и Синхиле и другом некоторых высокопоставленных Дерини, в том числе Девина и Анселя Мак-Рори.
Но Дафид не был тем, кто отрубил Тавису руку, и даже тем, кто держал его перед мясником. Тавис не успел вытянуть из него больше ни слова — Дафид запаниковал, чувствуя, как вторгаются в его мозг, и предпочел умереть, не выдав своих друзей.
Хьюберт тщетно пытался заставить Тависа применить чтение мертвых. Епископ слышал о такой процедуре и был уверен, что Целитель со способностями должен ей владеть. То, о чем просил Хьюберт, было из области тайных знаний Дерини, а Тавис всегда имел дело только с искусством Целителя. Но даже если бы он и знал, как это делается, он все равно никак не был расположен к такому методу дознания. Кроме того, Дафид наверняка перед смертью стер память. Даже Дерини с такими навыками, о которых упомянул Хьюберт, не смог бы достичь хоть сколько-нибудь приемлемых результатов.
Хьюберт не мог понять, почему Дерини-дворянин, баловень судьбы Дафид Лесли готов ценой собственной жизни скрыть преступление другого. Дафид был лишь свидетелем чинимых обид, пожелай он назвать имена своих сообщников, его бы отпустили. Самоубийство пленного только утвердило Хьюберта в уверенности, что тот был в какой-то тайной организации.
Хьюберт для себя все уже решил, а Тавис мало что выяснил, разве только то, что после смерти Дафида уже ничего не раскопать. Однако его энтузиазм к допросам пленников Хьюберта заметно ослабел. Встреча с Дафидом являлась ему в ночных кошмарах. Просыпаясь, Тавис снова и снова возвращался к ужасному дню и ночи после ранения и к неоценимой роли Джавана, который помог ему пережить случившееся. Это напомнило ему о таинственных защитах Джавана и о том, что могло произойти в ночь смерти Синхила. По молчаливому соглашению они не обсуждали эту тему.
Джаван, вероятно, потому, что чувствовал, что для физического и душевного исцеления Тавису требуется время, а Тавис — потому, что предпочитал не думать об этом.
После смерти Дафида Тавис несколько дней провел в размышлении, решая, как начать разговор об этом со своим юным хозяином. Однако сам Джаван сделал первый шаг.
В тот день зарядил дождь, не пуская их на прогулку к холмам, поэтому они удалились в комнату Джавана, где Целитель думал показать принцу сделанную им копию с бюджетного отчета, который они обсуждали уже несколько раз, и Тавис знал, что его молодой хозяин интересуется финансами.
Джаван внимательно просмотрел первые несколько колонок, написанные убористым почерком, потом отложил свиток в сторону и посмотрел на Тависа. Из-за дверей слышался спор братьев Джавана об игре в чашки и треугольники и наставления отца Альфреда. На столе между ними горела тусклая свеча, которая должна была разогнать полумрак дождливого дня, но ее свет падал только на выступающие скулы мальчика и превращал его глаза в два бездонных озера.
— Тавис, нам нужно поговорить, — тихо сказал он.
— Разве мы не этим занимаемся? — спросил Тавис, приподняв темно-рыжую бровь.
— Ты знаешь, я не это имел в виду, — зашептал Джаван. — Что случилось в ночь смерти моего отца? Я не спрашивал раньше, потому что думал, что тебе нужно время, чтобы выздороветь. Теперь ты здоров. Я хочу знать и то, что ты со мной сделал в ночь нападения. Я хочу знать также и о моих защитах.
Тавис вздохнул и потер глаза.
— Слишком много вопросов, мой принц.
— А ты от меня не многого просил, когда лежал в Валорете при смерти?
— Да.
Снова вздох. Тавис поднялся и знаком попросил мальчика подойти к окну. Они сели — Тавис у серого от дождя окна, Джаван слева от него. Тавис массажировал культю ладонью правой руки.
— По-моему, больше всего вас интересует то, что случилось с вами в ночь нападения, — спокойно сказал он. — Обычно в общении с людьми я такого себе не позволяю, но, кажется, вы именно этого и хотели. Вашу энергию я смог использовать для себя, хотя ни на минуту не переставал думать о том, как это возможно. В ту ночь вы упомянули о защитах и были правы. Они у вас действительно были и есть сейчас, похоже, вы можете опускать и поднимать их по собственному желанию. Я никогда не слышал, чтобы люди могли делать такое.
Джаван нахмурился.
— Эти защиты… Ты думаешь, они как-то связаны с ночью смерти моего отца? — спросил он после минуты задумчивости.
— Я не знаю. Возможно, у вас эти защиты уже давно, просто я об этом не знал. Я помню, что вы долго не хотели открываться мне, когда я впервые пришел в замок. Когда вы поверили мне, в вас осталось только то сопротивление, которое можно ожидать от мальчика, желающего делать то, что считает нужным, а не то, чего от него хотят взрослые.
Мимолетная улыбка озарила лицо мальчика.
— Я был для тебя сущим наказанием, Тавис?
— Только иногда, мой принц. А в ночь нападения вы были всем чем угодно, только не наказанием. — Он опустил глаза и понизил голос. — Если бы не вы, не знаю, что бы со мной стало. Безо всяких сомнений, мне бы не удалось так быстро исцелиться и душой, и телом.
— Что я сделал? — спросил Джаван.
