Белый крест - Иртенина Наталья (книги хорошего качества txt) 📗
– Есть ли у тебя профессия? – спросил Крестоносец.
– Я летчик, – ответил Скотт Сандерс, гражданин Урантии, перебежчик. – Мой прадед тоже был летчик. Воевал в последней войне.
– Ты знал его?
– Нет, читал его дневник. После войны он жил в психиатрической лечебнице. Когда он вышел оттуда, поселился в общине католиков.
– Он верил в Бога?
– Я не знаю, что такое верить в Бога. В его дневнике это слово встречается часто. Это и есть – «верить»?
– Может быть. О чем там написано?
– Этот дневник секретный, он прятал его от всех. Он должен был хранить военную тайну. – Скотт помолчал немного. – Он был один из двух летчиков, которые должны были сбросить атомные бомбы на русских.
– Твой прадед – тот, которому удалось спастись?
– Да. Он выпрыгнул с парашютом, когда самолет стал неуправляем.
– А почему самолет стал неуправляем, он написал?
– Он слышал гул. Это было похоже на звон, идущий изпод воды. Ему стало казаться, что это похоронный звон над его могилой. Он сильно испугался. Самолет стал терять скорость. У моего деда не было связи со вторым летчиком, он только потом узнал, что у второго, наверное, было то же самое. Они повернули почти одновременно, хотя не видели друг друга. Потом самолет начал падать. Отказало управление. Мой прадед увидел взрыв, когда падал на парашюте. После этого он попал в психиатрическую лечебницу. Его фамилия была Коулмен. Джейсон Коулмен.
После паузы Скотт добавил:
– У Джейсона Коулмена было двое детей. Недавно я видел моего брата. Я давно хотел встретиться с ним. Но он мне не понравился. Теперь он умер. Изза меня. Я не хотел, чтобы он умер. Просто я ненавижу своих хозяев.
– А кто твои хозяева?
– Избранный народ. Я отомстил им за то, что они скрывают правду и угнетают мою расу. Я сам недавно узнал о себе. Мне рассказали другие люди. Теперь я не могу вернуться в свою страну.
– У тебя там ктонибудь остался?
– Никого.
Толстый китаецдаос, заполучив коготь Зверя, продал велосипед и сел на поезд до Шанхая. Там у него был свой дом с кухаркой, жильцом и время от времени сменяющими друг дружку «усладами ночи» шестнадцатисемнадцати лет. Последнюю «усладу» он спровадил перед отъездом, кухарка не обязана была кормить жильца, поэтому тоже отсутствовала. Сам жилец еще почивал, и никто не мог помешать Тян Чжао в одиночестве насладиться созерцанием Когтя. Это приобретение значительно повышало его статус среди колдунов и знахарей провинции Цзяньсу, а то и всей Поднебесной. Вероятно, теперь он сможет ограничить круг клиентов богатой знатью и больше не пускать на порог весь тот сброд, который до сих пор приносил ему основной доход. Возможно, новое положение позволит ему опустить планку возраста «услад ночи», и провожать в царство сна его будут четырнадцатилетние нежные девочкитростинки с грудями, похожими на бархатистые абрикосы…
В таких мечтаниях Тян Чжао провел большую часть утра, пока на пороге комнаты, зевая, не появился жилец в халате и меховых тапочках.
– Эй, Тян, наконецто! Ты уже вызвал свою стряпуху? Я больше не могу тратиться на эти чертовы китайские трактиры и портить желудок адской смесью, которую тут называют едой. Что ты там прячешь? Нука… дайка посмотреть.
В первый момент Тян Чжао инстинктивно попытался скрыть от жильца свое приобретение, но затем, лоснясь от гордости, показал Коготь. Не выпуская из рук.
– Ну и что это за болванка? – пренебрежительно спросил жилец.
– Это Коготь Зверя, живущего за Краем Земли, – высокомерно объяснил Тян Чжао. Жилец, хотя и был русским, немного изъяснялся покитайски. – В нем заключена большая сила. С его помощью я стану Великим Повелителем Пяти Стихий.
– С его помощью ты в лучшем случае станешь великим болваном. С чего ты взял, что за Краем Земли живут какието звери?
– Не какието. Это Великий Зверь.
– Всето у тебя великое. Даже скучно. – Жилец потерял интерес к когтю и принялся брюзжать: – Жирный увалень, ты пропадал больше недели, бросил меня одного в этом китайском муравейнике. Потвоему, я приехал сюда, заплатил тебе такие деньги, чтобы дохнуть здесь от тоски невесть сколько времени? Хоть бы девчонку оставил, сквалыжник.
– Судно будет только через пять дней. Я не могу поторопить его, – раздраженно ответил китаец. – Если не нравится, забери свои деньги и поищи другое, без меня.
– Ладно, ладно. – Жилец примирительно вскинул руки. – Через пять, так через пять. А что всетаки со стряпухой? Будет сегодня обед? Я бы поучил ее готовить человеческую еду.
Кроме дохода, приносимого древней и уважаемой профессией колдуна, Тян Чжао имел побочный заработок. Связано это было с риском, но какого колдуна может отпугнуть риск, особенно такой примитивный, как при контрабандной торговле? Раз в месяц у побережья недалеко от Шанхая появлялась ничем не приметная рыбацкая джонка, выгружала товар – креветок и кальмаров, и отправлялась в обратный путь. Странным могло бы показаться только то, что с якоря она всегда снималась ночью. Могло бы, но не казалось, поскольку жители деревушки, возле которой она причаливала, кормились исключительно контрабандой и появления джонки всегда ждали с нетерпением. Вместе с креветками и кальмарами на китайский рынок поступали небольшие партии опиума, кокаина, легких стимуляторов и тяжелых галлюциногенов. Коечто из этого оседало в домах обитателей деревушки, заядлых курильщиков и нюхачей. В обратный путь, отнюдь не до китайского Ляньюньгана, как было указано в документах, джонка забирала особый товар – живой.
Тян Чжао обеспечивал доставку этого товара к побережью и консервацию его до прибытия джонки. Дело требовало особой изворотливости, осторожности и благосклонности духов. Впрочем, достаточно было благосклонности духов, чтобы обеспечить удачу всему предприятию. А уж в том, что духи на его стороне, Тян Чжао не сомневался. Особенно после того, как в руках у него оказался Коготь Зверя, к тому же совершенно бесплатно. Этот полоумный русский странник – совершенный невежда в делах незримых.
В урочный день, перед тем как ехать на побережье, Тян Чжао вынул из ларца Коготь и, коснувшись им лба, испросил благословения. Жилец уже несколько часов находился в возбужденном состоянии, торопил его, ругаясь на «китайские церемонии». Тян Чжао не терял достоинства, и ни один ритуал не был забыт. Наконец они покинули дом и сели в автобус. На конечной остановке пересели в другой, пригородный, и около часа тряслись на старенькой развалине. Потом в темноте шли пешком до прибрежной деревушки.
Тян Чжао поднялся на борт джонки. Бывший жилец беспокойно мерил шагами причал. Минут десять спустя китаец познакомил его с капитаном судна – высоким, атлетичным японцем с искусственной рукой и стеклянным глазом. «Настоящий бандит», – подумал бывший жилец Тян Чжао и пожал протянутую искусственную руку. Хватка у капитанакиборга оказалась костоломная. На плохом китайском японец сообщил, что каюта на судне только одна – капитанская, поэтому пассажиру придется спать или в трюме с товаром или на палубе с матросами.
Внутренне поморщившись, с притворной невозмутимостью пассажир ответил:
– Я говорю пояпонски. Палуба – отличное место, много свежего воздуха.
Капитан усмехнулся и вместе с Тян Чжао занялся погрузкой. Живой товар – два десятка китайских детей, в основном подростков, уже пригнали к причалу. Целый месяц их свозили по одному, по двое в деревушку и держали взаперти, одурманивая наркотиками. Тян Чжао скупал их по дешевке у бедняков или подбирал бездомных бродяжек на улице. Детей в любом районе протектората было как грязи, исчезновение одногодвух никто не заметил бы. Когда приходила джонка контрабандистов, он с выгодой перепродавал их капитануяпонцу, совершенно не задумываясь, для каких целей стране Новых Самураев, империи Техно, нужны избытки китайского населения.
Маленькие грязнули, исхудалые, ошалевшие, вяло таращились на джонку. Двое мужчин из деревни подпихивали их к трапу, пинками заставляли перелезать на борт. Капитан оценивал качество товара. Тян Чжао рядом царапал чтото в блокнотике. Наконец погрузка завершилась, матросы затолкали товар в трюм, капитан и китаец сверили впечатления. Затем японец отсчитал деньги, Тян Чжао сошел на причал и сентиментально помахал на прощанье рукой. Единственный пассажир джонки, стоявший у дальнего борта, наблюдал за ним с ядовитой усмешкой.