Врата Изгнанников - Черри Кэролайн Дженис (книги .TXT) 📗
Чи остановился, подобрал маленький ящичек, из которого выпал камень и который его испуганный человек бросил среди всех остальных вещей Вейни, и положил камень обратно. Тревога по-прежнему висела в воздухе, ее тяжесть лежала у него на плечах. — Я сам передам это, — сказал Чи, в упор глядя на капитана. Свой собственный голос издалека донесся до него. Он повесил цепь с ящичком на шею. — Капитан, я все еще выше вас по рангу.
Капитан ничего не сказал, только стоял, глядя на него злым и смущенным взглядом.
Человек нес это. В голове немедленно начался разброд, одновременно возникли мысли от человеческой половины и от другой, презирающей людей. Внутренний шум — цена бессмертия. Чем старше становишься — тем больше тонешь в человеческом: многие сошли с ума.
За исключением тех случаев, когда Сюзерен приговаривал бунтовщиков-кел, восставших против его власти, стать носителем разума какого-нибудь своего любимца, разум которого был очень стар и очень сложен, даже по меркам кел, и способен полностью подчинить себе хозяина и отсеять все его воспоминания.
Его друзья при дворе спасли его, по меньшей мере, от такого приговора, и пересадили в Гаулта, сохранив неприкосновенными кровь, ум и воспоминания Киверина, и, частично, воспоминания самого Гаулта, особенно о том, как он любил Джестрина, когда Джестрин был человеком. И знание местности, и память о союзниках — и жертвах — Гаулта, но постепенно они все развеялись, за ненадобностью.
Однако кое-что из воспоминаний Гаулта он сохранил: знание о залах Морунда, память о восходах солнца и окнах, и о пяти корзинах зерна, которые можно получать с полей Итонда — эти воспоминания пересеклись с его собственным опытом жизни в Морунде, и временами он сам не был уверен, что из них принадлежит Гаулту, а что ему.
Но война Гаулта закончена. Он больше не пытается утвердить себя. На его месте появился Чи, которого он сам когда-то — ирония судьбы! — осудил на смерть: человеческий разум, сильный, похожий на воду, текущую по хорошо сделанным каналам, юный, не до конца уверенный в себе, жадно стремящийся утвердиться, захватить и подчинить себе более старшие воспоминания, наполнивший всю сущность Киверина своими сомнениями, суевериями, идеями и готовый даже уничтожить ее. Не будь дураком, парень, не руби сук, на котором сидишь.
Это сила — и даже капитан вынужден уважать ее; а у него есть Мант, с которым он всегда может посоветоваться. А то, что я могу сделать, если у меня будет оружие, которое несет леди, ты даже представить себе не можешь.
— Приготовь своих солдат, — приказал он капитану.
— Милорд, — ответил тот. Как же его зовут? А, да, Тайпин. Скользкий тип. Личный агент Скаррина.
Чи глубоко вздохнул, выдохнул через нос и посмотрел на небо: солнце еще в зените.
Солнце спустилось за холмы, тени удлинились и они разожгли костер, не обращая внимания на дым. Вейни глядел на их неторопливые движения, чувствуя острую боль в окоченевших суставах и распухших пальцах. Начиная с полудня ему не удавалось потерять сознание. Несмотря на все усилия. Он хотел этого сейчас, или вскоре после того, как они начнут с ним по-настоящему, и не был уверен, что будет хуже: ожоги, или то постоянное напряжение, которое разрывало его суставы.
Он сжимал и расслаблял плечи, насколько мог, пытался шевелить ногами и пару раз медленно выгнул спину, насколько хватило силы в мышцах, которые еще слушались.
Осталась только одна надежда, надежда на госпожу, на то, что она придет, мудрая и сильная, и совершит чудо: разгромит лагерь, не убив его и не забывая при этом — он молил Небеса — что камень-ворота потерян и находится в руках врага.
Но если чудо совершится, если он выживет, то должен быть способен стоять на ногах. Тогда он сможет уйти вместе с нею и не задерживать ее, потому что, нет сомнения, из Манта уже вышли войска, и он не должен, ну никак не должен, задерживать ее или, еще хуже, заставить искать убежище в этих слишком голых холмах, да еще ухаживать за раненым товарищем.
Товарищем, оказавшимся настолько глупым, что довел себя до этого.
Эта боль грызла его больше, чем любая другая — как так получилось, что его схватили, что он сделал все, что враг хотел от него, а ведь госпожа доверяла ему, считала здравомыслящим человеком. Или он должен отказаться от мысли, что она придет, и потом, искалеченным, стать бременем для нее, если она все-таки вытащит его отсюда.
Потом в голову пришла другая мысль, холодно-рассудочная, что любви для нее недостаточно, главное в ее жизни то, чему она служит. У нее уже был кто-то, перед ним. И она легко рассталась с этим человеком, и всегда поступает только разумно — нет даже тени сомнения, что она никогда не сделает ничего глупого.
Наконец Вейни сказал себе: он может делать все, что захочет, кричать или молчать, дать этим кел разорвать себя на куски, и он этого не будет ничего ни плохого, ни хорошего. Он сам по себе, с того времени, когда ускакал от нее, и так оно и будет, пока кел не притащат его в Мант, где либо убьют, либо, скорее всего, залечат его раны и будут обходиться с ним очень вежливо, пока один из них не захочет использовать его тело для себя.
Или — случайная мысль, которую он яростно попытался прогнать — она могла отправиться прямо навстречу войскам из Манта, ее связали, и она не может вернуться обратно — или еще хуже, намного хуже. В мозгу промелькнули кошмарные видения, одно другого хуже, наложились на запах дыма и неприятный, нервный смех людей, глядящих на медленную смерть другого человека.
Стемнело, сумерки. Кел закончили ужинать и о чем-то неторопливо переговаривались.
К нему подошел Чи, встал над ним и спросил, нет ли у него желания сделать то, что от него хотят.
— Позвать ее? Да, могу, — ответил Вейни, не уточняя, что он мог бы позвать ее только для того, чтобы увидеть. — Но я очень сомневаюсь, что она услышит. Она, скорее всего, ушла вниз по дороге, в Мант.
— А я очень сомневаюсь в этом. — Чи опустился на корточки и взял ящичек, который висел на цепочке вокруг шеи. — Твое?
Западня. Он ничего не ответил.
— Так что ты можешь позвать ее, — сказал Чи. — Сделай это. Сейчас. Попроси ее придти на край лагеря — я хочу только поговорить с ней.
Вейни посмотрел на Чи. Внезапно в груди все сжалось и ему показалось, что холмы стали слишком тихими.
— Давай же, — жестко сказал Чи.
Он искривил рот, как только смог, и свистнул, резко и пронзительно. — Лио!
И уже не внезапная, но постоянная мысль, которая билась внутри него весь долгий полдень «Моргейн, Моргейн! Ради бога услышь меня. Они хотят поговорить с тобой!»
— Нет, мало, — сказал Чи и открыл ящичек: свет из камня-ворот осветил его лицо. Свет стал ярче; плоть поползла. Все, что попало в свет, казалось слишком ярким и искаженным.
— При помощи этой вещи ты можешь почувствовать только то, — сказал Вейни, — что с воротами в Манте что-то случилось. И больше ничего, парень. Я могу почувствовать намного больше. Я могу точно узнать, что случилось.
— Ты — узнать?
— Ты не знаешь, с чем сравнивать. Что правильно, что неправильно. Сила течет наружу—. — Он потерял мысль, когда Чи вынул камень из ящичка, подержал, потом опять положил обратно и поставил открытую шкатулку на землю перед ним.
— Так она узнает, где ты. Позови ее опять.
— Если она здесь, она уже услышала меня. — Он надеялся на этот маленький ящик и на камень. В наступивших сумерках из него лился яркий свет, делавший Чи отчетливо виденной целью. Эх, если бы Моргейн была здесь, если бы она точно знала, что тот, кто стоит на коленях перед Вейни, именно тот, кого надо убить. Она умела быть очень точной, в отличии от лучника. Несколько людей могли упасть на землю раньше, чем поняли бы, что на них напали.
Но, вместо этого, она могла быть по дороге в Мант.
— Нет, мало, — сказал Чи и позвал людей, сидевших у огня. — Ты должен, — сказал он, посмотрев на землю, — быть более убедительным.
