На пересечении (СИ) - Шерола Дикон (книги .TXT) 📗
Бровь некроманта нервно дернулась, но монолог Колокольчика он комментировать не стал. Если бы не сложившиеся обстоятельства, этот человек даже позабавил бы его.
Тем временем голос начальника стражи прогремел вновь, в этот раз еще более требовательно и нетерпеливо:
— Сдавайся, колдун! Ты загнал себя в угол и оказался один против семидесяти солдат. Если ты сдашься и позволишь наложить на себя магическую печать, Элубио Кальонь, может, даже пощадит тебя. В противном случае мы будем вынуждены атаковать тебя.
— Как считаете, господин Стагр, семьдесят солдат — это много? — вновь поинтересовался Эристель у своего собрата по неволе.
Бард подскочил от неожиданности и поспешно закивал, напоминая ярмарочного болванчика, отчего лекарь снова тихо усмехнулся. Затем Эристель устало вздохнул и тихо произнес:
— Мне так не кажется…
В это самое время в замке Двельтонь молодой смотритель города медленно прогуливался по обеденному залу. Он чувствовал на себе пристальные взгляды пленников, однако заговаривать с ними больше не собирался. То и дело мужчина приближался к столу, в центре которого лежал магический свиток. Этот артефакт позволял получать информацию с любой точки города, отчего Кальонь мог оставаться в замке и при этом быть в курсе всех событий. Второй свиток находился у заместителя начальника стражи, в который он записывал свои наблюдения с поля боя, а те, в свою очередь, отражались в свитке Элубио.
Заметив, что артефакт начинает светиться, юноша бросился к столу и жадно прочитал очередное послание. Обмакнув перо в чернила, он написал одно единственное слово: «Атаковать!», после чего опустился на стул и самодовольно оглядел пленников.
— Ну вот и все, — произнес он, остановив ироничный взгляд на лице Родона. — Поминайте своего чернокнижника как звали. Его загнали в ловушку, и он забился в Склеп Прощания, как перепуганная крыса.
Услышав слова Элубио, Родон переменился в лице. На миг юноше даже показалось, что так Двельтонь выразил свой страх, ведь теперь для него всё кончено. Но ответ бывшего смотрителя города вызвал у него растерянность.
— В Склеп Прощания? — эхом переспросил Двельтонь и тут же воскликнул, с трудом сдерживая ярость. — Глупец! Это не стражники загнали его в ловушку, это он загнал их туда. Кладбище не может служить ловушкой для того, кто поднимает мертвецов! Уводи оттуда войско и позволь некроманту уйти. Мой город не готов к подобному сражению!
— Это уже не твой город! — вскричал Элубио. — Ты здесь никто, Родон Двельтонь. Мои колдуны уничтожат твоего чернокнижника, потому что ходячие скелеты ничего не могут сделать вооруженным всадникам в доспехах.
— Глупец! — снова повторил Родон. — Неужели ты не понимаешь, что живые всегда будут уязвимы перед мертвыми, потому что у первых можно отнять жизнь, а что отнимешь у вторых? Вели войскам отступить!
— Я велю отрезать тебе язык! — в ярости прокричал Элубио. — Я никому не разрешал говорить, понятно?
«Нет, это он нарочно меня сбивает с толку. Нарочно просит, чтобы я отпустил северянина, чтобы потом он вернулся за своими союзниками. Определенно, именно этим руководствовался колдун, покидая замок. Мой чернокнижник ведь сообщил Рикиду, что Эристель намного слабее его. Бояться нечего!».
— Из-за тебя погибнут люди, — в отчаянии произнес доктор Клифаир. — Одумайся, мальчик, твоя жажда власти уже погубила десятки невинных.
— Замолчи! — красивое лицо Элубио перекосилось от злости, и старик затих.
Клифаир бросил взгляд на испуганную Арайю и слабо улыбнулся девочке, и та попыталась улыбнуться в ответ. Найалла смотрела в пол, чувствуя, что у нее не осталось сил даже плакать. Слезы как будто высохли, и теперь на нее обрушилось какое-то тупое безразличие. В свою очередь, Лархан Закэрэль с грустью взглянул на Элубио, словно тот был зверем, который пытался укусить тех, кто помогал ему выбраться из капкана.
Отшельник думал о том, как люди собственными руками умудряются разрушить то, за что цепляются из последних сил. Он не мог понять, что даст Элубио его жажда власти. Неужели, завладев этим городом, он станет от этого счастливее? Неужели возможность ставить печать на очередном документе вообще может сделать кого-то счастливым?
Глава VII–I
В какой-то момент на старом городском кладбище, у ограды которого выстроились вооруженные всадники, воцарилась привычная тишина. Все смолкло, как по волшебству, и только щебетание птиц рассыпалось в воздухе дразнящей веселой трелью. Ветер колыхал листву, путался в лошадиных гривах, словно не понимая, отчего возникло столь гнетущее напряжение.
Солдаты ждали приказа своего командира. Их взгляды были прикованы к Склепу прощания, в котором затаился враг. Все эти мужчины, обученные проливать кровь в бою, впервые чувствовали себя нерешительно, даже подавленно. Они не до конца понимали, с кем им предстоит сражаться, и, если этот колдун настолько силен, насколько его описывают, стоит ли вообще надеяться на победу. Нет, конечно же, новый смотритель города сказал, что его маги гораздо сильнее чернокнижника, однако почему-то эти слова не показались солдатам достаточно убедительными.
Страх, липкий, холодный и пронизывающий, проникал в сердце и мысли, уничтожал боевой дух. Собравшиеся здесь воины готовы были погибнуть, но не за Родона и уж тем более не за Элубио Кальонь: они готовы были умирать за свои семьи. Доктор Эристель сотворил в городе чудовищные, непростительные вещи, за что обязан поплатиться собственной жизнью. Вот только северянин расплачиваться не торопился.
Когда новый начальник стражи потребовал, чтобы Эристель сдался, северянин не вышел из своего убежища. Он ответил тихо, но его слова звучали в сознании каждого присутствующего, отчего солдаты в тревоге начали переглядываться. В тоне колдуна не было ни злобы, ни угрозы, ни насмешки, лишь поразительное спокойствие. Казалось, он попросту констатировал факт.
— Вы еще можете позволить мне уйти, — произнес Эристель. — Для вас это будет самым правильным решением. Я хочу, чтобы вы понимали, что в противном случае я уничтожу вас, ваших жен и ваших детей, а затем сотру с лица земли весь этот город. Зачем вам умирать, исполняя бессмысленный приказ чужеземца, которого даже нет среди вас? Снимите с ворот защитное заклинание, и все закончится прямо сейчас.
Хаод Вергер молчал, как молчали и остальные солдаты. Гнетущая тишина вновь обрушилась на старое кладбище, быть может, еще более страшная, нежели крики и звон мечей. Колокольчик испуганно вжимался в стену, словно мечтал слиться с ней, а его глаза неотрывно смотрели на равнодушное лицо Эристеля. Его поражало хладнокровие человека, который четыре года жил с ним в одном городе, здоровался с теми, кто сейчас выстроился у ограды кладбища, и теперь с легкостью выносит всем смертный приговор.
Вергер бросил на колдунов Элубио нерешительный взгляд, словно ища у них поддержки. Наверняка эти двое понимают, что чернокнижник, будучи загнанным в угол, попросту блефует, но ни Рикид, ни Баркал не произнесли ни слова. Они напоминали собак, которые учуяли медведя, и теперь не сводили настороженного взгляда с того места, откуда он мог напасть.
Не ожидая такой реакции, Хаод обернулся на свое войско, пытаясь прочесть на их лицах выражение той решимости, которую утратил он сам. Но и его солдаты выглядели испуганными. Даже Файгин Саторг, обычно уверенный и бесстрашный, сейчас казался потерянным.
— Мы должны защитить наших близких! — произнес Хаод, обратившись к своему войску. — Пусть чернокнижник знает, что мы его не боимся. Сразимся за наш город! Вперед!
— Вперед! — нестройным хором подхватили солдаты, несколько воспрянув духом. Они не знали, смогут ли выбраться с этого кладбища живыми, но были уверены в том, что сражаются за благое дело. В первую очередь за своих родных.
Рикид в тревоге озирался по сторонам, словно ожидая кого-то, кто до сих пор не явился в назначенное место. Его глаза искали человека, который мог с легкостью закончить сражение, даже не начав его. Но вместо этого на ветку дерева опустился внушительных размеров ворон. Он открыл клюв, словно хотел расхохотаться в голос, но так и не издал ни звука. Третий колдун семьи Кальонь к кладбищу так и не пришел, как на то надеялись Рикид и Баркал, и, словно в насмешку, прислал вместо себя бестолковую птицу. Он явно желал понаблюдать за сражением со стороны.
