Девушка с конфетной коробки (СИ) - Стриковская Анна Артуровна (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Так как долги были не карточные, то она этого не стыдилась и не скрывала. Но покупать дорогие амулеты и книги, которые тебе не по карману, а затем предлагать торговцам взыскивать долг с твоих родителей… даже тогда мне казалось, что такое поведение пятнает прекрасный образ моего возлюбленного. Теперь мне не кажется, я это знаю точно. Я пыталась ему объяснить, как это некрасиво, но он упрекнул меня в мещанстве и узколобости. Он же делает это ради науки! Сейчас я понимаю, что Генрих вёл себя недостойно и прекрасно знал об этом, а меня стал упрекать только потому, что стыдился собственного поступка.
Думаю, Алан бы никогда так не поступил. У него, насколько я поняла, никогда не было за спиной состоятельных родителей, которые могли бы оплачивать его увлечения. Он всего добился сам, потому знает цену как слову, так и деньгам. Да, в нём нет броской красоты Генриха, но он очень даже симпатичный. Глаза такие выразительные и улыбается он просто чудесно. Про тело сложение я и не говорю. Ещё умный, честный и образованный, что немаловажно.
Но что это я его всё время хвалю, как будто пытаюсь продать сама себе? Неужели чтобы оправдаться в том, что он мне нравится? Что греха таить, это так. Привыкла я к нему за время экспедиции, присмотрелась, привязалась… А уж после того, как мы прошли весь этот путь по пещерам, он и вовсе стал родным и близким. С ним я точно могу не бояться и ему могу доверять: он будет меня защищать пока дышит. А ещё он сказал, что любит и я не сомневаюсь: это так и есть. Алан видел меня всякой, далеко не всегда идеальной: чумазой, больной, плачущей, но отношения своего не поменял: я как была для него совершенством, так и осталась.
Я гоняла по кругу эти мысли, а тем временем занималась обычными делами: умывалась, приводила себя в порядок, готовила завтрак. Хотя что там готовить? Лепёшки из муки и воды испечь? Закаменевший сыр покромсать или вяленое мясо? Больше подходящего ничего не было. На поверхности хоть дикие лук и чеснок можно найти, мяту сорвать, чтобы скрасить трапезу, а здесь, под землёй, ничего.
Сказала об этом Алану, устраивавшему костёр. Он удивился:
— Ты же горожанка, откуда знания про дикий лук и чеснок?
Это он с моими отцом знаком не был. Тот экономил наличные где и как только мог, поэтому позволял покупать эти овощи только зимой, а летом мы с Вилмой и её девочками собирали их на лугах и в рощах, делая вид, что гуляем за городом. У нас даже места притоптанные были. Девочки всегда носили с собой игрушечные совочки, которые им дарили сердобольные соседи, а мы с Вилмой копали и складывали в изящные сумочки, в которые изнутри были подшиты специальные мешочки, чтобы грязь не просочилась наружу.
Рассказала об этом Алану, тот аж глаза вытаращил.
— Это чтобы внешне продолжать роль зажиточных горожанок? Ну дела!
— Мы и были зажиточными горожанками, — призналась я, — у отца достало бы денег, чтобы нас артишоками кормить, не то, что на какой-то там лук. Но он патологический скупердяй. Больше всего я боюсь, что это наследственная черта и она когда-нибудь вылезет у кого-нибудь их моих детей.
Сказала и тихонько ойкнула. Я что, уже думаю о том, чтобы завести с Аланом детей?
Он приобнял меня за плечи.
— Даже не думай об этом. У НАШИХ, — подчеркнул он голосом, — детей не будет никаких отклонений, кроме гениальности. А ещё он будут красивые как ты.
— И умные? — рассмеялась я.
— Ну конечно умные, — гордо ответил Алан, — в кого им быть дураками?
Он сказал, а я смутилась. Ведь пока что между нами даже разговора о будущей семье не было, он мне предложения не делал, и вдруг такие заявления. Я тоже хороша: сама провоцирую.
Он, кажется, правильно меня понял и шепнул на ухо:
— Не красней, моя хорошая, это я должен сначала замуж позвать, а потом уже деток планировать.
Затем отстранился, заглянул мне в глаза, что было непросто при нашем скудном освещении, и произнёс уже в голос:
— Конечно, глупо делать предложение тогда, когда не уверен, будет ли у тебя завтра. Но такой у меня характер: пусть вокруг полная задница, а я всё равно думаю о хорошем. Например, о том, что ты мне скажешь да.
Я похлопала глазами как истинная блондинка. Алан поправился:
— Ах, я забыл самое главное. Адель, — сказал он, внезапно опускаясь на одно колено, — ты выйдешь за меня замуж?
Неизвестно от чего я вдруг замялась.
— Не молчи, решай скорее, — подбодрил меня Алан, — а то тут такие камешки, очень больно колену.
— Выйду, — сказала я и потащила его за плечи вверх, — вставай, я бы и так тебе не отказала.
— Но надо же было соблюсти традицию, — фыркнул он, вскакивая и заключая меня в объятья, — а заодно повалять дурака. Зато ты теперь моя невеста, если не перед людьми, то перед богами точно. Они здесь гораздо ближе, чем в городах.
Он сказал, а я почувствовала: на нас кто-то смотрит. Если не божество, то подгорный дух: кто-то огромный, могущественный и бесстрастный, не имеющий к людям ни малейшего отношения. Я инстинктивно прижалась к своему защитнику, затем сообразила, что вреда этот кто-то нам наносить не собирается, и натужно рассмеялась.
— Раз уж мы всё выяснили и я приняла твоё предложение, может, позавтракаем? А то скитаться по пещерам на голодный желудок мне как-то не улыбается.
Больше в тот день мы о будущем не заговаривали. Я молчала, потому что стеснялась. Не знаю, почему Алан ничего не говорил. Зато он всё время старался ко мне прикоснуться: взять за руку, поддержать, просто погладить. Я не уворачивалась, давала ему такую возможность. Мне тоже было приятно, ведь он касался меня так бережно.
Зато наше путешествие продолжалось без видимых успехов. Коридоры петляли, уводя то в одну сторону, то в другую, то превращались в пологий склон, то шли чуть ли не вертикально вверх. Мы шли всё дальше и дальше, то карабкались по подобию стёртых ступеней, т, сидя в обнимку на зачарованном кожаном плаще, съезжали вниз по жёлобу, не представляя себе, куда он нас вынесет.
Несколько раз коридоры выводили нас в огромные подземные залы или, вернее будет сказать, гроты. Там приходилось применять уже знакомое заклинание поиска. Каждый раз мой поисковичок улетал в очередной тоннель, но теперь у меня его полёт не связывался с надеждой на быстрое спасение. Он, как выяснилось, гарантировал одно: там, куда он летит, есть проход, мы не упрёмся в стенку. Но вот выход… временами мне казалось, что он с каждым шагом не приближается, а удаляется.
Алан вёл себя бодро и уверенно, не показывал виду, что ему тоже страшно, но иногда мне начинало казаться, что и он потерял надежду.
Вечером или в то время, которое мы условились считать вечером, я решила провести ревизию наших припасов. Хотелось узнать, на сколько их ещё хватит.
Радости оказалось мало. Если не считать присоленное и укрытое стазисом мясо той ужасной змеюки, еды у нас оставалось всего ничего. Мешочек из-под муки жалобно сдулся, показывая, что в нём не больше, чем на одну лепёшку, кроме этого нашлось по горстке разных круп, полгорсточки соли и на донышке горшочка немного мёда. Сыра и вяленого мясо не осталось совсем, равно как и сушёных овощей. Одна радость: воды в пещерах можно было набрать чуть ли не на каждом шагу и по большей части она была питевая. А единственный продукт, кроме мяса, которого хватило бы на декаду, если не больше, была заварка их шестнадцати разных трав. Если произнести над ней заклинание, получится бодрящее, прибавляющее сил зелье.
Вот только пить его регулярно очень опасно: ведь силы оно берёт из собственного резерва организма. Когда еды кругом навалом, маг может себя не стеснять, восполнит необходимое, сев за обильный стол. Но когда есть нечего, можно легко загнать себя в кому, из которой не каждый выберется.
Алан вместе со мной внимательно изучал наши припасы, а когда я стала укладывать их обратно в торбы, уныло сказал:
— Эх, были бы мы сейчас на поверхности…
Я не поняла:
— Чем бы это нам помогло? Наколдовать съедобное можно, только для этого нужно что-то органическое, а где бы ты его взял?
