Король - Норман Джон (чтение книг .txt) 📗

— Похоже, отунг.

— Здесь? — изумился вожак.

— Да, это отунг.

Вожак герулов и ближние к нему товарищи обменялись встревоженными взглядами.

Можно было ожидать, что поблизости затаились базунги, если уж они отважились перейти Л отар.

— Работай, — приказал вожак.

Герул у волокуши отложил в сторону топор, воткнув его лезвием в снег, и выломал несколько ребер туши.

Разбив грудную клетку, он вытащил тело на снег.

Вожак герулов нетерпеливо посматривал на волокушу.

— Утинн! — позвал он.

Герул, стоявший у волокуши по пояс в снегу, не шевелился.

— Живее! — прикрикнул вожак.

Но в позе герула было что-то странное и неестественное.

— Голова, что с головой! — вдруг закричал ближайший к вожаку герул.

— Атлар! — крикнул вожак.

Второй спешившийся герул неохотно приближался к первому.

— Атлар! — грозно повторил вожак.

Тот пробрался к своему товарищу, стоящему по пояс в снегу, тронул его за голову и вернулся к вожаку.

— Шея сломана, — сообщил он. — Он мертв.

— Как это могло случиться? — удивился один из герулов.

— Утинн — наш шаман, — объяснил ближайший герул вождю. — Он умер, чтобы уйти в землю духов и вернуться, принеся знания, тайны и лекарства.

— Утинн не был шаманом, — беспокойно оглядываясь, возразил вожак.

— Он еще вернется, — повторил герул.

— Со сломанными шеями не возвращаются к живым, — ответил другой. — Это же не таинственная смерть во сне или трансе.

— Духи унесли его в уплату за людей из Ифенга, — поежился третий герул. Веницию герулы называли Ифенгом. Несколько других народов звали город Шарнхорстом.

— Это колдовство братьев из фестанга Сим-Гьядини, — пробормотал один из герулов.

Братья не пытались разубедить в своих псевдоспособностях герулов.

Разумеется, герулы почти не угрожали самому фестангу, но часто нападали на его деревни.

— Утинн сам сделал это, — уверял один из герулов.

— Значит, он шаман, — ответил другой.

— Он не шаман! — протестовал вожак.

— Но тогда как это могло случиться? — спросил первый.

— Не знаю, — пожал плечами другой.

— Мне страшно, — произнес тот, что стоял рядом с вожаком.

Вожак герулов оглянулся. Равнина казалась пустынной, она была покрыта белым нетронутым снегом.

Вожак повернулся.

— Атлар, — спокойно позвал он, в то же время высвобождая из стремени тупой конец копья.

— Да? — отозвался герул, к которому он обратился, отпуская голову Утинна, которая мягко, будто привязанная, свалилась на плечо трупа.

— Отойди подальше.

Герул отступил, барахтаясь в снегу.

— Подними топор, — добавил вожак.

Неуверенно, не спуская глаз с волокуши, Атлар протянул правую руку, или придаток, и схватился за топор.

— Подними топор, — терпеливо повторил вожак герулов.

Атлар поднял топор, обхватив его рукоятку обеими руками, положил себе на плечо и оглянулся на вожака, сидящего верхом в нескольких футах от него.

— Убей! Убей его! — внезапно закричал вожак герулов, указывая в сторону волокуши и коня концом копья.

Но в тот же самый момент с криком ярости и силы, криком, напоминающим военный клич, мощная фигура, почти вдвое превышающая размерами фигуру обычного мужчины, поднялась от конской туши — неожиданно, внезапно, подобно молнии или льву в прыжке; казалось, она поднялась прямо из туши коня, из его торчащих сухих, замерзших ребер, сокрушая застывшие кости, разлетающиеся вокруг. Ее появление было подобно удару змеи или льва, прыгнувшего на кучу хвороста или соломы, — хлопья снега полетели во все стороны, и Атлар побледнел и выронил топор в снег.

Неизвестный человек метнулся в сторону, не пытаясь сдержать ярость, ворча и всем свои видом напоминая скорее животное, чем человека, — и через секунду тело Атлара, извивающееся и залитое кровью, было поднято высоко над его головой.

За один краткий миг, как и следовало ожидать от ученика школы Палендия, этот человек охватил взглядом и запомнил расположение всех герулов.

Из них пятеро были еще верхом, две лошади без всадников стояли рядом в снегу со спутанными передними ногами — их связали поводьями, свисающими с уздечек, — а пятеро других лошадей храпели, вставали на дыбы, причем одной из них удалось сбросить своего всадника. Из стреноженных лошадей одна попыталась бежать, но с тонким ржанием упала, видимо, сломав ногу, а другая повалилась на бок, катаясь по снегу.

Боевой клич воодушевил человека, который его издал, но, что еще важнее, он на миг привел в оцепенение врагов. Рев льва играет такую же роль. Часто нападающему нужно выиграть всего один момент неподвижности противника, чтобы достичь своей цели, нанести удар, прыгнуть в нужное место и сократить дистанцию.

Испустив еще один крик, мощная фигура рванулась вперед, взметая снег вокруг себя, схватила топор Атлара и бросилась на ближайших конных герулов. Первый удар острого лезвия снес голову коню, и фонтан крови, вырвавшийся из раны, окрасил снег на ярды вокруг. Всадник соскользнул со спины коня. Мощная фигура развернулась, и топор отсек ногу другого герула у бедра, перерубив даже подпругу седла и бок лошади, и на снег выплеснулась новая кровь, отмечающая работу топора. Нырнув в сторону третьего коня, человек вспорол лезвием его брюхо, но всадник успел соскочить и теперь барахтался в снегу. Конь пронзительно ржал, на его ногах путались внутренности, а судорожные движения еще сильнее рвали их из живота. Вожаку герулов удалось развернуть своего коня и отогнать его в сторону, где он остановился и взял копье наизготовку. Он осмотрел своих людей — их было пятеро. Утинн и Атлар мертвы. Еще один, Утак, уползал прочь, волоча окровавленный обрубок ноги и оставляя темную полосу на снегу. Он бился в десяти ярдах от волокуши. Всадник, которого сбросила лошадь при внезапном появлении врага, теперь вновь забрался в седло. Еще один, тот, чьей лошади распорол брюхо неизвестный, торопился к перепуганной, стреноженной лошади Атлара. Он рывком заставил ее подняться, перерезал путы и взобрался в седло. Всадник, выпавший из седла, был вновь сброшен, и теперь бежал подальше от волокуши, чтобы присоединиться к вожаку. Неизвестный с двойным топором в руке отступил подальше от лошади, которая, вращая глазами, билась среди своих дымящихся внутренностей, разбросанных на снегу, блестящих и склизких, превратившихся в отвратительную массу.