Властитель - Соколов Михаил (читаем книги бесплатно TXT) 📗
И все-таки где-то в глубине сознания теплилась – не надежда, смутное удивление; я Бог-Творец этой Вселенной, как уверял меня Мозг планетоида. И в то же время трое каких-то недоношенных ублюдков грозятся сделать со мной все, что им захочется. И если они это смогут, то зачем все?.. Чем я отличаюсь от обычного человека? Или есть еще что-то, что мне предстоит узнать?
Было во всем этом нечто глупое, подлое и одновременно жалкое.
Молодой и сильный шевельнул подвешенной на почти дверных петлях каменной челюстью и высказал:
– Эта падаль еще что-то думает.
Потом так врезал мне по ребрам, что я вновь рухнул, отчего удавки врезались в кости рук и ног с болью почти невыносимой.
– Подожди, Петруха! – сказал маленький и толстенький, что был здесь за главного. – Подожди, нам надо его привести в кондицию.
Меня вновь подняли и подтащили к алому квадрату, оказавшемуся просто травой, аккуратно подстриженной. И было что-то…
– Узнаешь? – Толстячок ткнул пальцем в сторону газона. – Напряги память. Хозяин говорил, что сразу узнаешь.
Я узнал – он понял это по моему лицу. Я узнал и сразу понял, что они для меня приготовили.
А толстячок, засмеявшись, уже прыскал мне в лицо той же дрянью, которая вновь погасила свет и сознание и тот ужас, которым я был объят…
Как и первый раз, я приходил в себя этапами; последним вернулось зрение Я лежал на том же каменном полу, все трое наемников с одной стороны склонились надо мной, словно вопросительные знаки, получившие право на животное существование. Я лежал вплотную к ажурному металлическому заборчику, сквозь который пламенела… Я дернулся, вспомнив все, с острой, стеклянной и безнадежной болью лопались топкие, едва ощутимые усики, уже успевшие проникнуть в мою плоть. Как же все было безнадежно! Я порылся в памяти, надеясь найти соломинку – призрак надежды на спасение, с которой можно хотя бы вместе плыть к концу – водопаду, порогам, гибели…
Эта кровавая дрянь, выведенная на одной из планет Лиры, водилась и у нас на Уране. Внешне безобидная, беззащитная, мягкая и приятная трава обладала странной притягательностью для любого, достаточно высокоорганизованного существа. Привлекательность эта природу имела психическую – телепатическое воздействие или что-то подобное.
Так или иначе, но стоило какому-нибудь живому организму отдохнуть подле этого кровавого монстра, как щупы-отростки внедрялись в нервную систему жертвы, прочно и навсегда соединяя оба организма в одно целое. И не важно, что телесный контакт потом нарушали – жертва постоянно и всем организмом расплачивалась за этот симбиоз: едва самой ничтожной травинке газона наносили вред, как болевые сигналы пронзали всю нервную систему нового собрата, который, во избежание повторения, жизнь свою клал на алтарь, спокойствия и благоденствия алого хозяина.
В общем, пока я был без сознания, эти ублюдки наемники подтащили меня к траве, а та уже сделала свое дело: я стал рабом растения.
С подлой садистской ухмылочкой толстячок, не отрывая жадных глаз от моего лица, протянул пухлую ладошку сквозь узоры решетки и… Ах! Какой же острый всплеск боли пронзил меня!.. еще раз!.. Сквозь миганье светотени в глазах я видел восторг на лицах…
Меня подняли, и наконец я смог стоять, погодя обнаружив, что проволока снята с рук и ног и я свободен…
Толстячок вдруг, торопливо пыхтя, отбежал за газон, длинный отошел в сторону и уселся в кресло, тут же закурив сигарету. А передо мной стоял раздутый от мышц Петруха и ухмылялся… Затем он быстрым движением содрал с себя рубашку, обнажив вместо кожи металлическую броню. Это был киборг, существо почти забытое на цивилизованных планетах, но изредка, по взаимному согласию создаваемое из даже себе уже ненужных человеческих отбросов, ради каких-нибудь конкретных задач где-нибудь на пограничных мирах. И всегда что-то было не в порядке с психикой такого монстра, что-то всегда шло вкривь и вкось…
Киборг ударил меня сильно, точно и прямо. Словно всадили в живот рельс, я, перестав дышать, катался по полу, пока новый удар, уже второй, не отбросил меня, как куклу. Тут началось избиение, и некоторое время меня гоняли и перекатывали, словно мяч, пока малой человеческой части полуробота не захотелось передохнуть.
Стоя на коленях, я видел перед бессильно опущенной головой его ступни и, схватив за лодыжки, дернул совершенно бессознательно. Киборг, оторванный, словно взрывом, от пола, тяжко грохнулся головой и плечами. Я навалился на него, изо всех сил откручивая голову с шейного отдела его псевдопозвоночника, но не успел.
Вновь я корчился, пораженный чистым пламенем боли, окатившей меня всего, словно лавовый поток. Боль была такой совершенной, такой кристально ясной, что отблесками своего сознания – фиксирующего даже катавшегося словно кот по газону толстяка – я путался в определениях: боль? наслаждение? ад?.. Крайности, как и всегда, сливались, ибо природа всего одна…
Несколько скрюченный киборг поставил меня перед собой и попытался ударить. Я увернулся, схватил его за подмышки и бросил через бедро.
Все вновь повторилось; я ощутил сыпавшиеся на меня удары, которыми ретивый дылда, бросивший курить, решил помочь чистоте совершенной пытки. И тут сомнения стали зарождаться в моей пламенеющей болью голове.
Я помнил, мы наблюдали ретивую готовность захваченных травой живых тварей, не щадя жизни и сил, нести охрану своего растительного хозяина, дабы ни одна жалкая былинка не могла быть повреждена. Охрана осуществлялась как с воздуха птицами и другими летающими тварями, так и на суше всеми бегающими и прыгающими организмами. Если погибала трава – мы как-то бросили напалмовую гранату, – погибали все помощники. То есть повреждения хозяина для подобных мне пленников было физически и психически непереносимо ни при каких обстоятельствах; жертвы слепли, глохли, умирали.
Я же, даже взорванный изнутри, мог видеть катавшегося по траве толстяка, даже слышать его повизгивания, даже ухитрился, лягнув по колену, вновь сбить с ног киборга…
Шатаясь, я поднялся вместе с роботом, которого, в своем полубеспамятстве, достаточно сильно повредил. И скорее машины нашел в себе силы сопротивляться; отбросив коротким ударом в челюсть длинного бандита, я обрушил град ударов на своего основного противника, все время ощущая раздирающий меня изнутри пламень, который – я уже знал это – должен вот-вот меня сжечь, испепелить, уничтожить!.. Но концовка оттягивалась, и толстяк на то и был здесь главарем, что обладал более быстрым умом, который помог ему понять еще скорее меня, занятого разборкой; не так на меня действует трава, как должно… И он уже убегал к неприметной двери, а я, отбросив изломанного киборга, а вслед за ним, ударом в нос, длинного убийцу, бежал вслед за его семенящими ножками. И догнал бы, ежели бы тот сам не остановился…
Толстяк, не глядя на меня, бросил что-то маленькое, словно камешек, и следил за полетом снарядика, больше не обращая внимания па окружающее. И меня в том числе. Камешек упал па огороженный газон, и ослепительная вспышка третий раз за эти полдня лишили меня сознания.
На этот раз все пошло как-то бодрее; не было остаточного дурмана наркотика, а главное – приливная цунами нестерпимой нервной боли, отхлынув, бесследно исчезла, обнажив твердую материальную основу – подчиняющуюся только внутренним указаниям механику моего организма.
Толстяка не было; была приоткрытая дверь, молчаливо сообщившая мне о побеге, причем только одного бандита: сила взрыва была достаточно велика, чтобы уничтожить маленькое поле со страшным растительным мутантом, киборга, разложившего словно консервным ножом распахнутую жестяную грудь и человека, который уже никогда не сможет вознести так высоко свою голову – ее оторвало взрывом.
Однако цель побоища достигнута не была, о чем толстяк скорее всего так и не узнал: никому не мог прийти в голову спасительный для меня вариант, так как с распылением травки, как я уже вспоминал, неизбежно погибает партнер этого принудительного симбиоза.
