Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга первая - Лазарчук Андрей Геннадьевич (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
– Велено доставить.
– К кому?
– Представления не имею! – сказал он почти весело. – Чего ждем, рыжий? Крути колесо.
– Да... вот... – Водитель как-то непонятно засуетился, перебрал руками руль, потом потянулся к ключу. Мотор завелся сразу. – Что-то у меня с тыквой сегодня такое...
– Ну пусти вон тогда Шерша за руль.
– Шары. Доедем.
– Влюбишь ты нас в столб...
– Меняемся, Вова, – сказал крупный. Он вышел из машины, обошел вокруг и взялся за ручку двери. Замер, будто прислушиваясь. Водитель стал выбираться со своего места, с трудом отодвинув крупного с пути... Крупный сел за руль и тут же повернулся к Сане:
– Ты понты разводишь?
– Что? – не поняла Саня.
– Ты это устраиваешь? – Он покрутил пальцем вокруг своей головы. – В мозги – ты лезешь?
Она не нашлась, что сказать, – только смотрела.
Крупный – Шерш, вспомнила она... так это же Машкин брат! спросить или не спрашивать?.. – махнул в раздражении рукой и тронул машину, не зажигая фар. Наверное, он хорошо знал дорогу, потому что вокруг была непроглядная тьма, лишь несколько больничных окон светилось простым или интенсивнофиолетовым светом да вдали одинокий фонарь светил сквозь нежную крону молодого дерева...
Она знала эту дорогу. Сейчас кончатся микрорайоны, составленные из пятиэтажных блочных коробочек, потом поворот направо – и начнутся сады, потом лыжные базы, а дальше – дорогие дачи... Здесь Шершов включил фары. Машина шла как по туннелю, на стенах которого кто-то не слишком реалистично нарисовал голубые березы с черными листьями. Саня вдруг поняла, что ее бьет дрожь. Что-то повторялось в этой жизни, вязко и настойчиво повторялось...
– Не бойся, – костлявый понял эту дрожь посвоему, – никто тебя обижать не собирается... Саня судорожно кивнула. Если сейчас еще появится и туман...
Туман появился, когда шоссе нырнуло в низинку. Белые пласты – над самой землей... Шершов снизил скорость.
Алексей увидел впереди мигнувшие стоп-сигналы – и вдавил педаль газа в пол. «Хонда» упруго наддала. В тоне мотора появились железные нотки.
Саня увидела, как слева пронесся вперед темный силуэт и в луче фар превратился в маленькую низкую стремительную машинку.
– Ка-азз... – Шершов не договорил. Обогнавшая машинка вспыхнула красными огнями и резко заюзила, разворачиваясь при этом боком. Завизжали тормоза, Саню ткнуло лбом в спинку водительского сиденья. – Ну, ка-аззел!!!
– Сиди, – велел ей костлявый.
Все четыре двери распахнулись, все четверо выскочили мгновенно. Саня тут же сунула руку под свитер, выпутала из полотенца револьвер...
Фары светили ярко, и она видела все, хотя почему-то не слышала ничего – так звенело в ушах...
Потом это стало ментовской легендой. Как во всех легендах, необязательные подробности отпускались, заменяясь архетипами. Но с год, наверное, рассказы про этот случай кочевали по стране. Как на ночной пустынной дороге «Запорожец» подрезал нос «мерседесу». А потом из «запора» вылез мужик и монтировкой забил насмерть четверых киллеров мафии. Никто из тех, кто слушал, этому не верил, но все равно слушал – с большим удовольствием.
Между тем почти все было именно так. Марку подрезавшей машины определили по ширине колеи там, где она юзила, остался выжженный след. Про «запор» же, а не про некую небольшую спортивную японскую машинку подумали с ходу потому, что в городе неделю назад прошли ралли, в которых сенсационно победил именно «запор» с переделанным движком. То, что «BMW» превратился в «мерседес», тоже объяснимо: «мерс» известнее, знаковое, что ли: не надо никому объяснять, что это за зверь такой. Бил один человек – об этом говорил характер нанесенных ран. Сказать, что убитые были именно киллерами, тоже можно, хотя и с известной натяжкой: двое имели судимости, один из них и вообще пребывал в розыске; третий – работал в службе безопасности фирмы, принадлежащей явно подставным лицам; и лишь четвертый был как бы ни при чем. Монтировку же солидную, от грузовика – Алексей использовал из того расчета, что в чудака с монтировкой не станут сразу стрелять, а решат погасить вручную. Так что все почти так и случилось на самом деле, как после о том рассказывали...
– Сс... паси... бо... – Саню уже не просто трясло передергивало.
– Успокойся. – Алексей сунул ей в руку фляжку с коньяком. – Хлебни и успокойся.
Она едва могла удержать эту фляжку... Но потом – почти сразу – и вправду стало легче.
– Я ведь... чуть не застрелила... – Она запнулась, потом решилась: – Тебя.
– Это было бы нелепо, – сказал Алексей, глядя куда-то мимо и думая явно о другом. – Карты ты не потеряла?
– Карты? Ах, эти... – Она полезла под свитер, вытащила полотенце, развернула. – Они?
– Слава Богу, – сказал Алексей. – Теперь выберемся.
– Куда?
– Домой. Пора бы уже и домой...
Он развернул машину и медленно поехал в сторону города. А у Сани вдруг перехватило дыхание: слева ей открылось странное и страшное видение. В стене, огораживающей их мир, оказалось огромное, как тень горы, неровное отверстие, провал. Провал светился кружащимся туманно-багровым светом, и в глубине его что-то мерно двигалось, будто опускались и поднимались молоты или пилы.
– Постой... – прошептала Саня, и Алексей послушно притормозил.
Она долго-долго смотрела в эту затягивающую бездну, и наконец ей стало казаться, что она понимает, что именно видит перед собою...
– Что там? – спросил Алексей. – Дорога?
– Нет, – сказала она. – Нам туда не надо...
Вскоре после полуночи в Ирине загорелись несколько зданий – в основном лавки и конторы конкордийских купцов. Никогда раньше не случалось такого... Толпа портовых босяков, распаленная чьими-то речами, пьяная, орущая, врывалась в дома, выволакивала оцепеневших от ужаса людей, рвала в клочья. Не щадили никого – поганили седых старух, бросали в пламя детей...
Ориентируясь на эти огни, в гавань порта беззвучно и медленно, проскользнув между двумя сторожевыми хеландами с тихо умершими к тому времени экипажами, вошли полсотни черных конкордийских гаян. Уключины весел обмотаны были промасленным тряпьем, мачты убраны, команда на гребок отдавалась тусклым фонарем, поднимаемым и опускаемым в глубине кормовой надстройки. Свет его виден был только гребцам.
