Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия (лучшие бесплатные книги txt) 📗

Застыв на пороге, Лирамель несколько секунд неподвижно смотрела на брата. Лежа на кровати, тот держал в руке наполовину догоревшую свечу и сосредоточенно всматривался в огромный темный фолиант.

— Тс-с-с, — шепнула она и улыбнулась, когда, удивленно вздрогнув, Кристиан поднял на нее сонные глаза. — Прости, я припозднилась.

Отложив книгу, он махнул в сторону высокого кресла, уютно примостившегося в углу между стеной и окном. Рядом с креслом стоял небольшой круглый столик с хрустальным графином, полным желтоватой ромашковой воды.

— Думал, ты уже не придешь. — Брат приподнялся и пригладил короткие взъерошенные волосы. — Если хочешь, прикажу подать ужин.

— Не нужно, я не голодна. — Сев, Лирамель положила руки на подлокотники. Она боролась с искушением спросить его прямо, попытаться застать врасплох. В детстве этот способ часто срабатывал, если только Карл открыто не предупреждал близнеца держать язык за зубами. Тогда из Кристиана приходилось вытягивать все по крупицам, подлавливать на мелочах. Сейчас интуиция подсказывала, что следует набраться терпения и пойти более сложным путем: прямой напор мог его насторожить.

— Что-то случилось? — устав ждать, пока она заговорит, осторожно спросил брат, озадаченно сведя брови.

— И да, и нет. — Лирамель взглянула на него, все еще не зная, как лучше поступить. Она была не слишком хорошей актрисой, а ответ хотелось знать немедленно.

Откинув одеяло, Кристиан встал и, затянув шелковый пояс длинного черного халата, подошел, чтобы налить себе воды.

Лирамель сама не поняла, почему так испугалась, когда, протянув руку за стаканом, он ненароком задел ее плечо широким рукавом. Инстинктивно уклонившись, она вжалась в спинку кресла, а затем, устыдившись своей реакции, закрыла лицо ладонями и отвернулась.

— Лия… — растерянно спросил Кристиан, осторожно коснувшись ее плеча. — Что с тобой?

Она попыталась ответить, но не смогла. Внутри все будто окаменело.

— Ветерок… — Нежность, прозвучавшая в голосе брата, лишила Лирамель остатков самообладания. Только Карл называл ее так — именно так, с придыханием, ласково…

Согнувшись пополам, она тихонько завыла от тоски. За всю ее жизнь ей еще никогда не было так плохо, даже в тот день, когда они покинули Большой Мир. Лирамель и не подозревала, что Карл обладал над ней такой чудовищной властью. Она любила его сильно и глубоко, как только малое дитя способно любить мать, но воспринимала это как само собой разумеющееся. Чувства к брату не обременяли и не связывали мысли и поступки — до этого дня. Теперь же страх наполнил сердце до самых краев, и Лирамель уже не могла сказать, чего боялась больше — потерять человека, который был ей дороже всего мира, или же саму себя.

— За что? — хрипло прошептала она с такой болью, что Кристиан вздрогнул. — За что вы так со мной? За что?

— Лия, — встав перед ней на колени, он легонько встряхнул ее. — Тебе нужно успокоиться. Просто объясни, что произошло. С Карлом поссорилась?

Перестав плакать, Лирамель подняла на него затуманенный взгляд, затем поднесла руку к своему лицу, откинула свисающие пряди и повернула голову в сторону.

Изменившись в лице, Кристиан отшатнулся, а затем встал и долго смотрел на нее — недоверчиво и удивленно.

— Расскажи, — тихо попросил он спустя несколько минут. — Все от начала до конца.

Опустив голову, она вытерла рукавом мокрые щеки.

— Я сама во всем виновата. Сама!

* * *

В открытое окно залетал прохладный ветер. Где-то внизу пел, меняя коленца, соловей. Стоя спиной к звездной ночи, Кристиан не сводил с сестры внимательного взгляда. Лирамель читала свиток уже в третий раз, и морщинка между ее прямыми бровями становилась все глубже и глубже. Предложенный перевод сестра смотреть не стала — предпочла оригинал на Древнем. Она знала только про выкованную для Арматея корону и его завет о том, что в случае беды один из далеких потомков должен будет вновь призвать силу Совета. Вариант, который предлагал Посвященным Орден, отличался от изначального текста, как цветущая яблоня от сухостоя.

Оторвав наконец взгляд, Лирамель обиженно нахмурилась:

— Я слышала про пророчество… Но судя по тексту, это не оно или же Орден сильно исказил смысл. Не удивлюсь, если это так: все их учение — сплошная ложь. Как ты думаешь, отец знал? Поэтому они так желали моей смерти?

Кристиан медленно кивнул.

— Карл говорит, что да, — ответил он и вновь почувствовал раздражение на брата. Лирамель была права: им следовало рассказать все раньше.

Вздохнув, сестра еще раз взглянула на текст.

— Значит, Орден боится не пророчества Морло… Они думают, что Арматей имел в виду меня?

— Выходит, что так. — Пожав плечами, Кристиан подошел к ней и осторожно забрал свиток: — Достаточно, ты скоро выучишь его наизусть.

Безвольно опустив руки, Лирамель откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

— «Дитя Рода приведет врага на землю, которая предаст его», — без интонации продекламировала она. — Правильно я перевела?

— Не совсем. — Покачав головой, он отложил оригинал и взял перевод. — Текст очень древний, многие обороты теперь толкуют несколько иначе.

— Хорошо, читай свое, — не открывая глаз, прошептала она. — Мне уже все равно.

Пройдя в глубь комнаты, Кристиан взял с тумбочки почти догоревшую свечу и сел на кровать.

— «Писано в третий день после весеннего равноденствия, — пробежав по строчкам, выдохнул он и вновь почувствовал, как шевельнулась в сердце уже привычная тревога. — Мир пришел на нашу землю. Непокорное Княжество уничтожено, и последние следы Великого дракона стерты на полях Бартайоты. В честь великой радости и в память о великой скорби я заложил основание колыбели нашего Рода. Замок будет находиться к северо-западу от столицы, между трех пологих холмов.

Мейбэль родила первенца. Имя ему Эрдан, что значит «спокойствие». По завету Тара как прямому потомку и Главе Рода путь сына был мне открыт: кровь его, которую я взял для скрепления Договора, падет на всех моих потомков. Ею же омыты серебро и камни для венца, так что никто, кроме первого среди равных, не сможет возложить его на себя и занять трон. Род Тара да не оскудеет! После падения Морло видения преследуют меня, лишая покоя и сна. Я прозреваю прошедшее и грядущее. Нет жертвы, которую я бы не согласился принести, лишь бы вернуть данное слово — но время упущено, и жребий избран. Однако грядет час, когда колесо вновь повернется вспять, и основы падут к ногам моих потомков. Так было дано мне увидеть, дабы сердце утешилось надеждой, ибо то, что сделал я, сделано было во имя спасения моего народа, и в этом мое оправдание».

Мельком взглянув на неподвижно сидевшую сестру, Кристиан перевел дыхание и продолжил:

— «Мое семя будет восседать на троне, не нарушая чистоты крови, двадцать пять столетий, пока у короля не родится наследник — первый по слову смирения и последний, на ком будет лежать печать Договора. Великая тьма Севера пробудится при его жизни, и меч, напоенный кровью невинных, положит начало конца. Страшное грядет время!

Я пишу тебе, сын мой, кровь от крови моей, запомни мое пророчество: Дракон, древний, как прах, содрогнется, взглянув на твое дитя, и возжелает поглотить его. Тогда падение твое обернется победой, ибо откроет путь его свету. И молния рассечет древний мрак: так сбудется предначертанное во гневе за пролитие невинной крови.

Когда же умножатся беззакония, дитя Рода призовет врага на землю, отвергнувшую его: и разделится земля, и сын отвернется от отца, а мать от сына. Тогда облечется властью отрекшейся от власти, и Десять содрогнутся перед ним. И никто не сможет остановить его, ибо будет он иметь право, подобно мне, над всеми потомками Тара, как сын от сына и король от короля. И кровь обагрит травы, и будет возвращено данное слово и разорваны узы клятвы. Радуйтесь, вот, солнце восходит, и ничто уже не в силах будет затмить его свет. Земля мертвая подарит надежду утратившим ее, ибо древо Рода уже почти отцвело и скоро поспеет плод.