Могильщик. Черные перчатки (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич (книги без сокращений .TXT) 📗
Что-то неожиданно ударило его в спину. Как раз в этот момент тотенграбер поднял ногу, чтобы шагнуть, и ему не удалось удержать равновесие. С коротким криком Чёрный могильщик повалился на лестницу и покатился в низ. Боль пронзала его тело, но он даже не старался ни за что ухватиться, иначе, запросто переломал бы руки. Поэтому Велион продолжал скатываться вниз, сжавшись в комок.
Наконец, он тяжело грохнулся о пол. Сжавшись, могильщик некоторое время лежал, а после попробовал подняться. Удивительно, но это вышло, хотя в голове порядком шумело. Пошатнувшись, Велион шагнул вперёд, вглядываясь в полутьму комнаты, в которой он оказался.
Два жгута обвили ноги могильщика, ещё два схватили руки…
… Свиша, Элаги, Карпре, Истро, Епсхо, Илея…
Картинки начали меняться с головокружительной скоростью. Тело яростно пытало исторгнуть из себя нечто, медленно копошащееся в нём, горечь во рту стала просто непереносимой… Неожиданно картинки начали меркнуть, уходить, их заменяло что-то иное, чужие мысли, воля…
… Его не понимают, не слушают… Слепцы. Жалкие растяпы. Как они могут верить в то, что всё будет хорошо, что это всего лишь единичные очаги, и всё скоро образумится? Идиоты. Имп уничтожен, телами магов увешаны все деревья на дороге от Эзмила до Хельштена, Сердце Озера изолированно, оттуда нет никаких вестей уже больше восьми часов. Это конец. Конец магии, конец всего мира. Впрочем, чему удивляться? Это рано или поздно произошло бы, слишком много силы маги пытались сосредоточить в своих руках, слишком громко начали говорить о днях Йоля. Если бы местные узнали о тех экспериментах, которые он, Нолоон, проводил, то его бы растерзали вместе со всеми лаборантами. Быдло. Уроды. Кто они такие? Жалкие людишки, низшие существа. Материал, годный только на эксперименты. Трава под ногами.
Позади слышатся вопли. Кажется, догнали И" рлистропхака. Но глупый старикан не дастся просто так, слишком много крови на его руках, а значит, время ещё есть.
Перед глазами проносится череда ступеней. Бегущий толкает дверь и оказывается в лаборатории. Под ноги с тихим писком бросается Пёс. Тварь щерит клыки, протягивает руки с короткими коготками. Мерзкая тварь. Неудачный эксперимент. Швы до сих пор не зарастают, не помогает даже магия, человеческая плоть не приживается к собачьей. Со свиньёй было проще, но какой солдат их химеры, созданной из человека и свиньи?
Пинок отшвыривает Пса куда-то к пробиркам с мёртвыми зародышами, напоминаниями прошлых неудачных экспериментах, оставленных им. Сколько сил ушло на это… Но сейчас не до них. Не до четырёхруких людей с увеличенными мышечной массой и количеством серого вещества. Раздутые головастики с атрофированной второй парой рук, ни один из них не прожил дольше четырёх месяцев, а как раздражали их крики мук… Остался только один, последний, эксперимент. Но материала нет…
Мысль приходит быстро, и Нолоон понимает, что это неотвратимо. Что ж, так тому и быть. Он учёный, благодетель, несущий просвещение в мир, улучшающий его. А значит, жертвы неизбежны.
Надо сделать всё быстро. Запечатать вход. Хорошо, что ему удалось собрать в биологическом материале достаточно энергии (этот скот, именующий себя людьми, только на это и годен, пожалуй, энергетический ёмкости из кусков человеческой плоти — его единственный бесспорный успех), её хватит, чтобы сдержать любую атаку. Он окажется запечатанным здесь на несколько десятков лет, но это даже лучше, к этому времени всё утрясётся, его встретят в новом мире как благодетеля. О, как долго он этого ждал и как долго придётся ждать ещё. Но этого того стоит.
Короткие пассы руками. Дверь оказывается запертой непреодолимым энергетическим барьером. Печать получилась даже слишком сильной, за неимением центра скопления, которыми обычно выступают драгоценные металлы, она рассеется, но процесс будет долгим… Плевать.
Бегом, к дальней комнате подвала, туда, где стоят инъекции, где в питательном растворе живёт ЕГО зародыш. Раздеться, встать ногами в раствор, сделать большой разрез в животе. От магии, помогающей ему не отключится, подташнивает, боль прорывается через все наложенные барьеры, но он продолжает. Надрезы в кишечнике, печени, почках, сердце, лёгких. Копаться в своих внутренностях не так удобно и не так приятно, как в чужих, но сойдёт и так. Чёрт, нет времени вытереть от крови руки, всё скользит, кишки свисают чуть ли не до колен, но он стоит, магия действует. Вырвать глаз, оголяя зрительные нерв. Осколки линзы монокля колют пальцы, но боль, к счастью не чувствуется. Оправа вдавилась в глазное отверстие, но сейчас не до этого. Стесать щёку, кожу со скулы, виска, пробить височную кость коротким ударом. Хвала богам, что он такой искусный маг-медик, иначе это было бы невозможно. Последним движением перерезать спинной мозг между вторым и третьим поясными позвонками. Падение в тёплую вонючую жижу, боль, наконец, находит способ прорваться через все установленные барьеры, но всё уже почти закончено. Слабеющей рукой Нолоон хватает плавающую в питательном растворе тварь, отдалённо напоминающую осьминога, но имеющую растительное происхождение, и сажает себе в живот. Та сразу присасывается к внутренним органам, начиная перестраивать его тело.
Последний эксперимент оказался успешным. О, боги, как давно он этого ждал… Но работа ещё не завершена, у него есть база, есть оборудование. Он доведёт дело до конца.
И человечество будет облагорожено…
… Резкий рывок, потом второй.
Велион упал на колени, его вырвало кровью и чем-то горьким, по вкусу напоминающим сок одуванчика, потом ещё раз, а после начало рвать беспрестанно. Жутко заболел живот, но желудок продолжали терзать колики, руки сводило, в голове было пусто. Но он всё ещё жив.
— Да кто ты такой? — глухо взревел незнакомый голос. — Что ты?
Голова стала будто деревянной, из надорванных ноздрей хлестала кровь, ныли мгновенно затёкшие от сильного сжатия мышцы. Могильщик силился вдохнуть, но его горло каждый раз пронзала боль.
— Тварь! Что ты такое? — не унимался голос, в нём появились истеричные нотки.
Могильщик угрюмо смотрел на три безжизненно лежащие перед ним присоски. Они выглядели так, будто на них пролили кислоты.
— Тоже самое могу спросить у тебя, — с трудом поговорил Велион, с трудом поднимаясь на ноги. Но, выпрямившись, он сразу же упал на колени, извергая из себя очередной поток рвоты.
— Что ты? — уже тише повторило нечто, выползая из темноты.
— Могильщик…
— О-о, могильщики, от вас дурно пахнет. Пахнет чуждой кровью. Ну ничего, я найду как управиться и с тобой.
Велион молчал, изучая подвал, в котором он находился. Вокруг лежали нагромождения корней, уходящие в проломы в полу. Часть их шевелилась, опутывая три лежащие рядом фигуры. Ещё чуть дальше громоздилась куча изуродованных трупов. Их тела были изорваны буквально в клочья, головы некоторых лежали отдельно, измочаленные в кашу топорами, других фактически размазаны по полу и разорваны на куски. Оторванные руки, вырванные внутренности и совершенно неузнаваемые куски плоти, валяющиеся кругом, несли чёткие следы зубов. Боги, какой же должна быть ярость существ, сделавших всё это голыми руками?
Узнать кого-то в этой мешанине было просто невозможно. Пахло нечистотами и кровью, змеи кишок, растянутые по полу, перемежались зелёно-коричневыми корнями.
А рядом с ним…
— Не понимаю, о чём ты, — пробормотал тотенграбер, стараясь незаметно запустить руку в карман, где лежало огниво. Он поднял голову, но, увидев своего собеседника, сразу опустил её.
Нечто, разговаривающее с ним, видимо когда-то было человеком. Его голый торс, оплетённый чем-то вроде лиан, возвышался перпендикулярно земли, ниже пояса же чудовище представляло собой бесконечную мешанину корней и тех же лиан, между которыми слабо шевелились двое из команды могильщика. Их оплетали тёмно-зелёные щупальца, на концах которых располагались присоски, прижимающиеся к рваным ранам, источающим нечто вроде гноя. Тотенграбер готов был поклясться, что тварь питается, заживо переваривая людей. Кожу на плечах и шее монстра будто когда-то рвали на куски, но вместо красной человеческой плоти из ран торчала гниющая лоза, по форме напоминающая человеческие мышцы и артерии, медленно источающие гниль. Когда эта тварь была человеком, она лишилась половины лица — правые скула и часть лба были деревянными, глаз отсутствовал, а в дерево навечно вросла золотая оправа монокля. Часть черепа твари была скальпирована, из трещин в черепе извиваясь торчали мягкие зелёные отростки, на конце каждого из которых находилось нечто вроде бутонов ярко-фиолетового цвета.
