Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки (СИ) - Романова Галина Львовна (версия книг TXT) 📗
– Мы, – она прикусила губу, – увидимся снова?
– Обычно это мужчины задают такой вопрос, – усмехнулся в ответ. – Девушкам положено только загадочно улыбаться и отвечать: «Может быть!»
– Ты… многим девушкам задавал этот вопрос?
– Ревнуешь? Брось. Посмотри на меня – разве у меня есть возможность менять подружек каждую седмицу?
– Ты такой красивый…
– … что мне любая повесится на шею? Не повесится. Не вешаются.
С другой стороны, а много было у меня шансов? По пальцам пересчитать можно.
– И не забивай свою головку подобными глупостями, – я поцеловал Руту еще раз. – Иди домой. Я найду тебя в Колледже.
– Найдешь?
– Из-под земли достану, – сделал страшные глаза. – Ты же будущая некромантка, а я будущий инквизитор. Только, – шальная мысль мелькнула в голове, – будь осторожна. Береги себя.
Сказать, что кто-то или что-то убирает всех молодых некромантов, не поворачивался язык. Да, неизвестно, по какому принципу отбираются жертвы. Да, неизвестны мотивы. И неясно, стоит ли за всем этим человек или иные силы. Но найден двадцатый труп, не считая тех, чья смерть не доказана! И три последних трупа – за этот месяц! Даже четыре, если считать помощника Богны Вжик. А если есть те, о ком мы пока не знаем? Может быть, пра Михарь как раз и умчался проверять очередной такой случай и не стал брать меня с собой просто потому, что это может быть опасным?
– Что с тобой? – Рута заметила, наверное, выражение моего лица.
– Ничего, – я постарался улыбнуться. – Просто… я за тебя беспокоюсь. И за этих парней, которые пристали к нам в харчевне.
– Беспокоишься? Но они же…
– Я пока не готов обсуждать с тобой этот вопрос. Просто поверь. И иди к себе.
Поцеловал еще раз и мягко оттолкнул к дверям. Сам остался стоять на крыльце, выжидая.
И дождался. Стукнуло окошко на третьем этаже, на подоконнике показалась свеча, и девичий силуэт махнул мне рукой.
Тем временем где-то, примерно полгода назад
Лич шагал сквозь встречный ветер. Он задувал все сильнее, нес в глаза ледяную крупу. Слегка подтаяло – не так, чтобы под ногами хлюпала сырая вода, но просто верхний слой снега смерзся в лед, образовав на полях наст, а на дорогах – ледяную корку, по которой скользили ноги. Но лич упрямо шел вперед. Одна рука чуть выставлена навстречу ветру, другая крепко прижимает к телу ребенка. Тот не спит. Ему холодно, он проголодался, боится, пытается выбраться из чужих объятий. Он еще не знает, что стало с его матерью. Не знает и лич. Но продолжает двигаться вперед.
Он шел весь день, ночь и вот сейчас в дороге встречал поздний рассвет. Неутомимые ноги, не знающие устали, передвигались все также уверенно. Грудная клетка не вздымалась в такт тяжелому дыханию, да и самого дыхания не было. Он просто шел, куда глаза глядят и лишь время от времени прислушивался к тому, что творилось позади.
Погоня. Она должна быть. Ее просто не может не быть. Этот младенец имеет слишком большую ценность. Лич чувствовал силу того, кто рвался за ним в погоню. И понимал, что ничего не может ему противопоставить, кроме своей выносливости.
Люди. Окраина человеческого поселения. Если хочешь спрятать дерево, прячь его в лесу. Неизвестно, откуда взялась эта поговорка, но сейчас она была кстати. Поселение довольно большое. Есть шанс.
Лич свернул, двигаясь на ощущение человеческого тепла. И прошагал какое-то расстояние прежде, чем сообразил, что одно из этих существ немного ближе. И движется наперерез.
Всадник. Не важно, откуда он ехал. Важно, что им внезапно оказалось по пути. Вернее, целью у них был город, и к повороту дороги, откуда были видны городские ворота, они должны были добраться одновременно.
Лич помедлил – негоже было попадаться людям на глаза раньше времени. Смеркалось. Еще час-полтора, и настанут сумерки. Тогда ему будет проще проникнуть в город – у стражей на воротах заканчивается смена, они промерзли на ветру под открытым небом и ждут – не дождутся возможности сдать пост ночной страже, закрыть ворота и отправиться по домам или в казарму. В конце рабочего дня у всех слабнет бдительность, и была надежда, что в сумерках они не будут внимательно осматривать каждого встреченого-поперечного. А это значит, что у лича больше шансов сойти за усталого путника с младенцем на руках. Главное, проникнуть в город. Там будет проще.
Дорога шла редколесьем. Из сугробов торчали ветки кустарника, затрудняя дорогу. Если бы не сила, скорость и выносливость лича, он бы застрял в снегу, несмотря на то, что ветер ослаб, и поземка больше не мела. Еще бы немного – и…
Но именно в это время ребенку на руках пришло в голову заплакать. Усталый, голодный малыш сперва захныкал, и лич остановился, неловко пытаясь утешить человеческое дитя. Он не умел обращаться с детьми – не умел и тогда, не умеет и теперь. Перехватив ребенка одной рукой, другой он стал гладить его по голове, слегка укачивая.
Но ребенок не собирался успокаиваться. Он устал, хотел есть и, наверняка, был мокрым. От покачиваний туда-сюда его замутило, и он заревел громче.
Лич слегка растерялся – если это понятие применимо к существам, сохранившим остатки лич-ности, но растерявшим все человеческие чувства. Дело в том, что он услышал топот копыт – всадник различил невдалеке крик ребенка и спешил туда, справедливо рассудив, что в зарослях так может плакать либо попавшее в беду дитя, либо нечисть.
Хруст кустарника и топот копыт слились воедино. Лич попятился – немного, чтобы не показать, что он боится. Страха не было – было лишь воспоминание о том, что иногда в такой ситуации можно его испытать. Но когда всадник приблизился, внутри что-то шевельнулось. Какое-то забытое чувство.
Всадник был ведьмаком.
Эти люди-нелюди были известны, как охотники на всякую тварь. В этом отношении они порой соперничали, порой враждовали, а порой и работали плечом к плечу с некромантами – в зависимости от того, кто был объектом «охоты». Упокаивать мертвяков ведьмаки не умели, а лич как раз и относился к таким вот мертвякам, тем более не был простым упырем или ожившим мертвецом. Но всадник уже чуял нелюдскую природу лича, а это значит, что попытка незаметно проникнуть в город провалилась.
Ведьмак осадил коня, не доехав десятка аршин. Усталый мерин нехотя вздыбился, вскидывая передние ноги, и тут же тяжело опустился на все четыре. Ведьмак был уже немолод – выбившиеся из-под шапки волосы были обильно припорошены сединой, седина была заметна в щетине, покрывавшей подбородок.
Сообразив – вернее, почувствовав – что перед ним не человек, ведьмак схватился за меч, и лич, одной рукой прижимая к себе ребенка, тоже схватился за оружие. Боевой кинжал длиной около локтя не шел ни в какое сравнение с длинным мечом его противника, но для такого сильного и крепкого бойца, как он, подобное было мелочью. Он бы успел поднырнуть под опускающееся лезвие и поразить лошадь, заодно слегка зацепив за ногу всадника. Потом, перекатом уйдя в сторону, спокойно дождаться, пока истекающая кровью лошадь перестанет биться. К тому времени ведьмак уже будет на ногах, но рана сделает его менее поворотливым. И лич справится с ним за несколько выпадов. Только вот…
Ребенок.
Малыш властно требовал к себе повышенного внимания. Он никак не желал успокаиваться, капризничал.
– Ты, – голос у ведьмака был злой, усталый, простуженный, но полный той уверенности в себе, которую не вытравить никакими средствами, – отдай ребенка, тварь!
Лич заворчал. Говорить внятно он не мог. Со второй или третьей попытки удалось выдавить:
– Иди… возьми…
– Вот как, – прищурился ведьмак. – Шутить умеешь? Ну, посмотрим, как я…
– Не шутить.
– Шутить я – не буду, – поигрывая мечом, ведьмак одной рукой правил конем, заставляя его переступать ногами по сугробу, выбирая место для атаки. – Для шуток нет времени.
– Дитя…челох…хвеч-шеское, – длинное слово потребовало больших усилий.
– Дитя, – кивнул ведьмак. – И для тебя же будет лучше, если ты, тварь, оставишь его в покое. В этом случае я убью тебя быстро.
