Издалека - Бояндин Константин Юрьевич Sagari (серия книг .TXT) 📗
Целитель промолчал. На всякий случай Унэн тайком заглянул тому в лицо и успокоился: вроде бы всё в порядке. Таков уж Шассим: разговаривать с ними, как с подобными себе, никогда не удаётся. Монах вздохнул.
— Вокруг никого нет, — отметил целитель неожиданно. — Я чувствую нечто странное… вон за той дверью. Не очень опасно… но неприятно. Будем исследовать?
— Непременно, — пообещал монах. — Но вначале обещанная выпивка. Дай–ка я…
Он ловко вскрыл брикет, швырнул его в очаг и уселся рядом с флоссом, пододвинув поближе скамью. Тепло… редкостное удовольствие. Освещение в комнате так себе: слабо фосфоресцирующие панели–светильники, под потолком. Энергию берегут, заботятся об убежище…
Это, несомненно, убежище. И вряд ли сюда приходят, чтобы в компании друзей выпить бутылку–другую вина и поговорить о разных разностях…
Вскоре обнаружилась и выпивка. И какая! В тщательно скрытом (и запертом… вернее, некоторое время бывшим запертом) шкафчике под самым потолком нашлось по меньшей мере двенадцать разновидностей лучшего вина Ралиона. Каждое — с собственным именем. Выдержанное розовое Гатхари из Алтиона; тёмно–вишнёвое Матнари, с травами, из той же страны; слабо–розовое, с предгорий Ливинтзи — единственное вино, которое охотно пьют даже рептилии. Вот это коллекция! Те крохотные бутылочки, которые Унэн имел обыкновение брать с собой, не годились всему этому великолепию и в подмётки.
И это странно. Откуда в таком месте подобные вина?
— Все чисто, — сухо заметил флосс и широко раскрыл глаза, увидев, как Унэн, не моргнув и глазом, прячет бутылки себе в рукава. — Вот, значит, как… решил обокрасть здешних обитателей?
— Если мы с ними встретимся, — Унэн отхлебнул (из бокала, ясное дело — нашёлся здесь и бокал) и зажмурился от удовольствия, — то их будут беспокоить вещи куда более существенные, нежели пропажа вина. Например, как объяснить наличие бомб. Или зажигательных арбалетных стрел. Или отравленных клинков… Да и сам посуди — стоит одной случайной стреле попасть в этот шкафчик… — и Унэн горестно склонил голову.
Тут флосс не выдержал и рассмеялся.
— Так что я спасаю сокровища для подлинных ценителей, — глубокомысленно заключил монах. — Надо радоваться, а не обзывать меня вором.
Шассим отвернулся, всё ещё тихонько посвистывая от смеха.
— Ну ладно, — Унэн допил вино и решительно встал со скамьи. — Отдыхать будем позже. Так, говоришь, за какой дверью ты что–то почуял?
Целитель молча махнул крылом.
— Интересно, — монах осторожно подошёл к двери и осторожно разглядел её, не прикасаясь. Ага… ну что же, эту ловушку не обнаружил бы только ленивый. Он осторожно отцепил тонкую серебристую нить, протянутую от одного косяка к другому, и позволил ей мягко упасть, неповреждённой. Сразу же после этого его шестое чувство заявило, что попытка открыть дверь ничем уже не грозит.
— За мной, — тихо приказал монах и флосс послушно опустился на перекладину. Всю спину отсидел, подумал монах беззлобно и аккуратно приоткрыл дверь, готовый ко всему. Теперь это был не тот Унэн, что болтал всякую чепуху минуту назад. Теперь перед дверью стоял собранный, опасный боец и мастер по решению самых сложных головоломок. Флосс почти физически ощутил силу, исходившую от монаха.
«Может быть, некоторые рассказы о его великом предке не такая уж и выдумка?»
— Встречайте гостей, — шепнул Унэн и сделал первый шаг во мглу. Освещение по ту сторону двери было крайне скудным.
Тонкие нити были протянуты поперёк коридора; некоторые — весьма искусно, некоторые — более чем явно. Флосс шевельнулся и тревожно свистнул.
— Вижу, — успокоил его Унэн. — Ну что же, приятель, давай помогай… что–то мне не хочется встречать хозяев вот так — повернувшись, простите, тылом…
Острое зрение Шассима и закалённый разум монаха оказались прекрасным сочетанием.
Эту ночь — как, впрочем, и последовавший день — Хиргол вспоминал с ужасом. День сменял день, юноша становился всё более уверенным в том, что из него–таки выйдет приличный маг… и вдруг в комнату вошёл быстрым шагом мрачный, как туча, Тнаммо и сухо велел готовиться к эвакуации.
И не просто к эвакуации, а к срочной — после которой остаётся только пепелище. Видимо, наставал черёд тех загадочных тяжёлых ящиков, которые были заложены в ниши в разных углах крепости. Пока Хиргол, пыхтя от напряжения, перетаскивал их в указанные места, Тнаммо не уставал повторять, чтобы он не вздумал уронить их.
Хиргол же смотрел на Альмрин (тогда ещё в облике молчаливого слуги) и поражался тому, что «он» нёс по три штуки зараз, причём с лёгкостью.
Намного хуже было то, что амулет–треугольник, врученный Первым, этой же ночью сменил свой цвет с серого на красный. Это означало — будь готов выполнить любой приказ.
Приказ, исходящий от Первого, а не от Тнаммо. Для большей убедительности на оборотной стороне медальона появилась надпись крохотными буквами о том, что семья Хиргола жива–здорова и будет счастлива его вновь увидеть. Даже если бы Тнаммо не велел ему всю ночь готовить вещи к отправке, Хиргол не сомкнул бы глаз. От страха. Как в той детской сказке, когда людоед раз за разом проходил мимо колючего куста, в котором спрятались перепуганные дети, и не мог разглядеть их.
В этот раз людоед раздвинул ветви, плотоядно усмехнулся и подмигнул. Живи, мол, пока. Но мы ещё встретимся.
И выучить ничего толком не успел. Сокрушаться по поводу своей пропащей жизни Хиргол не успевал — поручения сыпались на него, как из рога изобилия. И даже приветливо улыбающаяся Альмрин не смогла отогнать мрачные предчувствия.
— Вот оно что, — указал Унэн. — Тайная дверь. А мы–то старались, паутину распутывали.
Решение было действительно простым. Рядом со входом — вполне возможно, в месте, не прикрытом нитями–ловушками (действие которых оставалось неизвестным), находилась дверь, ведущая в то самое место, из которого исходили тревожащие флосса эманации. А собственно проход длился и длился… и конца ему не было видно. Несомненно, что там, в глубине ложного хода, были и другие, рассчитанные на более интеллектуальных взломщиков, приспособления.
Дверь не была защищена.
И внутри было светло. Унэн даже прищурился. И ощутил, как съёжился, вздрогнул Шассим. Не нужно было быть телепатом, чтобы осознать, что флосс испуган. Монах и сам ощущал необычную атмосферу этой комнаты: в ней были сосредоточены мощные силы… но чему они должны служить?
Вдоль стен стояли стеклянные шкафы; стекло было толстым, прочным и, несомненно, стойким к самым разным видам атаки. За стеклом этим располагались, помимо батарей склянок и шкатулок, фигурки, таинственные амулеты, прозрачные мешочки с чем–то лёгким и сыпучим… Сквозь серые стёкла из глубин шкафов проникало в комнату и отравляло её воздух тяжёлое, почти физически ощутимое давление на разум. Сам Унэн почувствовал себя всего лишь неуютно: словно в одной комнате со множеством людей, озлобленных и опасных, которые ещё минуту назад были верными друзьями.
Флосс же прилагал все силы, чтобы не потерять сознание. Его что–то обволакивало, тянуло, уводило вниз, вниз, вниз… в бездну, в небытие.
— Вон там, — шевельнул он крылом и свалился бы наземь, словно тряпичная кукла, не поймай его монах.
— Ага, — Унэн увидел крохотную каменную фигурку: флосс, сидящий на свернувшейся двойной восьмёркой змее. — Ясное дело. Ну что же…
Стекло оказалось прочнее стали. Унэн, правда, справлялся и со сталью. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться и сосредоточиться на заклинании…
Окружающий мир потемнел и застыл, стал хрупким и серым. Унэн собрал пальцы правой руки в щепоть и, плавно разворачиваясь, ткнул этой щепотью в ту часть стекла, за которой скрывалась статуэтка.
Со стороны показалось бы, что монах исчез, и только тень метнулась к шкафу. Тень — да воздух, потревоженный огромной скоростью перемещения.
Стекло не раскололось, не взорвалось, не потекло. Оно расступилось, пропуская руку внутрь. Унэн не ожидал такого, и едва не потерял равновесия. Вот была бы потеха… Он успел схватить статуэтку в кулак — осторожно, так, чтобы не задеть остальные — и рывком вытащил кулак наружу. Словно кожа туго натянутого барабана, качнулась стеклянная поверхность и вновь стала гладкой и целой.
