Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан (читать полную версию книги TXT) 📗

— В комиссию хочет. На мужских, так сказать, правах.

— С чего бы? — преувеличено удивился Анчутус. — Она не дева-воительница и не богиня. Как на нас черти смотреть будут?

Тиллит улыбнулась ехидно.

Пакрополюс развёл руками:

— А что делать?

— А откуда бы ей вообще знать про проклятого? — не поверил бес.

Тиллит фыркнула в кулак. Пакрополюс почесал за ухом.

— Может, подслушала чего? Она-то была вхожа к старому козлу, как говорится, в любые ворота.

— В комиссию, говоришь, взять? — Анчутус материализовал на ладони монетку и подбросил вверх. — Может, положимся в этом скользком деле на случай? Орёл или решка?

— Ну… пусть будут оба орла, — пожал плечами Пакрополюс.

Анчутус разочарованно разжал ладонь «с орлом» и плюнул на монетку. Та испарилась с шипением.

Анчутус был, в общем-то, не против, чтобы и Тиллит разделила с ним гнёт правды, а, при случае — и гнев Сатаны. Но как бесу сторговаться с демоном, что видит сразу всю суть обмана?

Бес закрутился на месте — честные сделки буквально жгли ему зад.

Низкие твари Ада легко покупаются на самые простые уловки, но демоны владеют способностью видеть собеседника насквозь. И даже Тиллит, будучи глупой трёхсотлетней бабой, была, наверное, гораздо умнее самого Анчутуса.

Ну что за напасть? Да как же тут соврать-то?

Бес завертелся с удвоенной силой, а Пакрополюс и демоница Тиллит с усмешками наблюдали за ним.

— Мне надо посовещаться, — выдавил Анчутус и сгинул.

И тогда Тиллит, сощурившись так, что глаза её превратились в узкие алые щели, повернулась к Пакрополюсу:

— Зачем тебе нужен мой Борн?!

Старый демон заёрзал, не хуже беса.

— Э… — промычал Пакрополюс и уткнулся глазами в зеркало.

— Он там, в Серединном Мире? — прошипела Тиллит.

— Некоторым образом, э-э… Я его там видел, — выдавил Пакрополюс.

Тиллит дышала прерывисто, на коже выступили кровавые капли. Алое на чёрном — так красиво, но бешеная баба…

— Я сам ничего не знаю! — заорал в панике демон. — Я починил зеркало, включил его, не трогая настроек, и уткнулся в мага! А рядом с ним появился п-п… пэ… Борн! Стой! Стой, Тиллит! Я ничего ему не сделал! Даже обещал э-э… как бы… помочь вернуться, если он поможет отыскать и вернуть Деву Алекто!

Но Тиллит уже не владела собой: глаза её затуманились, кожа парила яростью — кровавый туман поднимался над ней — а когти и зубы удлинялись сами собой. Она была похожа сейчас на освежёванного саблезубого кролика. И это было бы смешно, если бы не было так страшно.

«Неужели она и проклятый Борн были любовниками?!» — успел подумать Пакрополюс перед прыжком за спинку тяжёлого железного кресла.

Но что железо перед когтями демоницы? Тиллит в доли секунды разнесла спинку в клочья и…

…Тут вернулся Анчутус, брякнувшись едва не на зеркало!

Увидев алую от ярости Тиллит и забившегося под кресло Пакрополюса, он завизжал так, что сталактиты посыпались с потолка. Один из них звонко щёлкнул Тиллит по макушке, и она очнулась.

Краска сошла с её смоляной кожи, глаза очистились. Демоница сунула в рот палец с обломанным когтем и испарилась.

***

Фабиус сидел, прижавшись к трубе. Он чуял, что только здесь сокрыт от всевидящего ока, витающего над городом.

Маг не знал, что тринадцать веков назад в Серединных землях стояли по городам и весям совсем иные церкви. А потом Бездна разверзлась, и в мир людей хлынули адские твари.

Целый век лилась кровь, целый век сущие пожирали души людей и делали с телами их то, что хотели, пока маги не сумели заключить Договор с Сатаной.

А, заключив, они разобрали на камни и кирпичи старые храмы, чьи боги не смогли защитить людей. Камни-то ведь всегда в дело годятся.

Случайность или судьба была в том, что труба оказалась сложена из камней, что хранили когда-то покой иных богов? Не пожелавших сразиться с тварями Ада. Наказанных за это служить преградой их зрению, пока не рассыплются в прах.

Всё в мире равновесно. А за любой поступок обязательно последуют и награда, и наказание, будь ты человек или бог.

Старые боги предали людей, но камни их церквей обрели свойство противостоять жителям бездны. Таково извечное переплетение нитей добра и зла.

Лишь ощутив, что магический глаз удалился, Фабиус высунул клюв из-за трубы.

Зрения птицы хватило, чтобы понять: на церковной площади произошло страшное.

Озверевшие горожане смели беженцев из Добэна, изломав их нехитрый скарб. На бурых кирпичах белели и тела тех, кто не успел убежать — обезображенные, ограбленные.

Церковный забор — чёрная решётка из дерева, похожего на железо — был проломлен, кусты шиповника во дворе — вытоптаны. Чадил огромный костёр из годовых книг и церковных пергаментов, и ветер листал недогоревшие страницы.

Двери церкви были открыты в фальшивой приветливости. Внутри, не таясь, шарили мародёры. Они выносили ковры и гобелены, без трепета переступая через лежащий на пороге труп священника.

Но большая часть бунтовщиков уже покинула церковь. Они двинулись на Ярмарочную площадь, откуда доносились выкрики и рёв многих глоток.

«Они, наверное, готовы штурмовать или штурмуют ратушу, — подумал магистр. — В доме префекта сидит демон, вряд ли горожане полезут туда. Или рискнут?».

Маг съехал с крыши на зады дома, смятым комком упал в жухлую мураву в палисаднике. Там, в тени, он с трудом и стонами оборотился в человека.

Сел. Осмотрел, как сумел, руку.

Плечо сильно опухло, похоже, оно было сломано. Пришлось разорвать плащ и приспособить через шею перевязь. Нужно было идти к ратуше, спасать городских чиновников и магов. Долго им там не продержаться, как ни крепки ставни и ворота.

Помощи магистр не ждал. Борн говорил, что опасается церкви и к площади не пойдёт, а больше и не на кого было рассчитывать. Разве что Фенрир ускакал от толпы?

Вышло так, что маг опять бросил коня. Но что было бы, заведи он его в церковь?

Фабиус поднялся, держась за шаткий забор, вышел из-за дома, открыл калитку, провожаемый удивлённым взглядом девушки, что сидела на крыльце рядом со спящим ребёнком.

Затворяя калитку, маг обернулся и посмотрел ей в глаза: серые… Как у той, что любил. Взгляд Фабиуса затуманился.

— Магистр, — тихо окликнули его.

Он, вздрогнув, очнулся от дум и узрел бурую от крови морду Фенрира, улыбающееся лицо Саймона, сына ведьмы Заряны, и светлые, почти прозрачные глаза того самого мальчугана, что принял у него чубарого коня на церковной площади.

Фенрира сейчас тоже держал мальчишка, запустив пальцы в спутавшуюся гриву. Встретившись с магистром взглядом, паренёк испуганно захлопал ресницами и уставился в землю, а рука его задрожала. Но конь стоял спокойно, и магистр с недоумением отметил эти неестественно белые дрожащие пальцы.

— Седла не успел сыскать, — сказал Саймон. — Жеребца увидали мы у церкви. Рассёдланного и без узды. Но к Хелу конь подошёл сам.

Уши мальчика запылали.

Фабиус нахмурился. Утром он не особенно разглядел подростка. Что же в нём было не так?

— Нужно торопиться, магистр. Пока толпа на Ярмарочной, попробуем мы провести вас дворами и укрыть в надёжном месте, — сказал Саймон.

— Мне нужно к ратуше, — морщась от боли, магистр, с помощью мальчика, взгромоздился на Фенрира.

— Там бунтовщики!

— И там люди, что могут представлять последнюю власть в городе! Потеряем их — наступит хаос! Бунт рано или поздно будет подавлен, а зима придёт, не спрашивая. Кто тогда будет править городом?! Крещёные?

— Но что сделаете вы один, магистр?

— Что-нибудь придумаю.

Фабиус начал творить заклятие для изменения облика — ему нужно было замаскировать и себя, и коня. Он медленно, нараспев прочёл:

— Libenter homines id quod volunt credunt! (Охотно люди верят тому, чего желают!)

Пот выступил у него на висках от усилия. Уже ощущая в теле дрожь, предшествующую преображению, он обернулся к Саймону: