Разделенный Мир - Малинин Евгений Николаевич (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
– Злата! – прогремел его замечательный голос во всю его чудовищную мощь. – Какое счастье!
Он подскочил к девушке и схватил ее за руки.
– Тебя не утвердили в должности? – Эта мысль, похоже, доставляла ему неизъяснимое наслаждение.
– Нет, – разочаровала его Злата. – Меня утвердили. Теперь я служитель второго круга, хранитель дареных книг.
– Ох, ох, какие у нас гости!.. – раздался хрипловатый голос оборванного толстяка. Он отхлебнул из бокала, сграбастал с блюда кусок копченой курятины, запихнул его в рот и принялся, чавкая, пережевывать.
– Но как же ты тогда оказалась в городе? – растерялся Ширван. На своего сотрапезника он не обращал внимания.
– У меня большие возможности, – успокаивающе улыбнулась Злата и, чтобы перевести разговор в другое русло, посмотрела на чавкающего толстяка.
– Какие у тебя занятные друзья. Откуда такое оборванное чудо?
– Да это мой старый товарищ. Он бродячий поэт. – Ширван повернулся к обжоре. – Нисави-сада, познакомься с моим другом. Это она вернула мне голос!
Тот проглотил кусок, вытер сальные руки о свое рванье, рыгнул и пьяно спросил:
– И что она за это хочет?
– Ты, я смотрю, совсем захмелел, – покачал головой Ширван. – Думай, что говоришь!..
– Я знаю, что говорю, – махнул пухлой ладошкой Нисави-сада. – Служитель второго круга даже не пукнет задаром, а чтобы голос бедняге вернуть... – Он усмехнулся и покрутил головой.
– А еще поэт! – рассмеялась Злата. – Тебе ж сказали, что сначала я вернула Ширвану голос, а уже потом стала служителем второго круга.
– Если ты стала служителем второго круга, ты не могла вернуть этому балбесу голос, – неожиданно зло и трезво возразил толстяк. – Потому что если бы ты вернула ему голос, ты никогда бы не вошла во второй круг! Я знаю двор! Я знаю, какими способностями необходимо обладать, чтобы войти во второй круг!
– Может быть, предложишь мне вина? – обратилась Злата ко все еще державшему ее за руку Ширвану. – Похоже, у нас намечается долгий диспут, а у меня в горле пересохло...
– Конечно, конечно, – засуетился бард. Он провел Злату вокруг стола и усадил подальше от толстяка. Выбрав чистый бокал, он налил вина и спросил: – Воды добавить?
Пухлая физиономия его сотрапезника мгновенно перекосилась.
– Не будем портить благородный напиток, – снова улыбнулась Злата и, взяв бокал из его рук, пригубила вино.
– Надо же! – подал голос толстяк. – Служители второго круга начали понимать толк в вине!..
– Создается впечатление, что тебя вышибли из дворца ханифа за пьянство, и ты до сих про не можешь простить оставшимся там то, что они не вылетели вместе с тобой...
Ширван оглушительно расхохотался, а толстяк снова скорчил кислую рожу.
– Какая догадливая дамочка, – недовольно пробурчал он под нос, а Злата, не обращая внимания на его ворчание, спросила:
– Что такое бродячий поэт? Если ты поэт, то почему тебе не сидится на месте? А если ты бродишь, то почему ты поэт? Хотя по внешнему виду ты, безусловно, бродяга.
– Да, дорогая белла, я бродяга. Я брожу по этой несчастной земле и пытаюсь своими стихами хоть немного украсить жизнь несчастных людей. Я прихожу в село, где играется свадьба, и слагаю хвалебную песнь новобрачным. И жители этого села еще долго вспоминают мои стихи. Я прихожу в деревню, где готовятся похороны, и утешаю родных покойника гимном в его честь! И жители деревни долго помнят, каким замечательным человеком был покойный.
– пробормотала Златка себе под нос. – Ну, жрать ты умеешь, – сказала она уже громче. – А вот какой ты поэт, кроме того, что бродячий?..
Толстяк исподлобья посмотрел на злую девчонку и повернулся к Ширвану.
– Ты знаешь, пойду-ка я спать. Завтра мне рано уходить, да и вам, наверное, поговорить надо.
Он тяжело поднялся из-за стола и направился к двери. Взявшись за ручку, он повернулся к серьезно молчащему Ширвану и нахально улыбающейся Златке.
– С тобой, друг, мы еще завтра увидимся. А тебе, дорогая белла, я хочу посвятить свое стихотворение.
– Я еще не умерла, – ехидно бросила Златка, но толстяк уже прикрыл глаза и молча шевелил губами. С минуту в комнате стояла тишина, и вдруг Нисави-сада открыл глаза и размеренно заговорил, глядя прямо в глаза девушке:
Замолчав, толстяк еще секунду вглядывался в девичье лицо, а затем исчез за дверью.
Ширван сидел, опустив голову, а Злата растерянно и нервно прихлебывала из своего бокала. Наконец она решилась нарушить молчание.
– Послушай, а кто такой Ахураматта? Твой друг в своем стихотворении о нем что-то сказал.
Ширван поднял голову.
– Запрещенный бог... – Голос его был задумчив, а сам он очень далек от Златы.
– Что значит – запрещенный? – не унималась та, и Ширван тряхнул головой отгоняя свои мысли.
– Понимаешь, создатель Великого ханифата, Черный маг, утверждал, что Всеобщую Войну остановил великий черный бог Ахриман. Он же воздвиг Границы, отделив нашу страну от остального мира и подарив нам покой. Люди ханифата верят, что за этими Границами все еще идет Всеобщая Война, хотя, по-моему, если это так, то во внешнем мире уже не осталось живых людей...
Ширван замолчал.
– Ну и... – поторопила его Злата.
– Так вот есть древняя легенда, которая утверждает, что Всеобщую Войну развязал как раз черный бог Ахриман, а остановил ее светлый Ахураматта. Служители культа Ахримана, конечно, объявили эту легенду ересью, а имя светлого Ахураматты запретили к произнесению. Только легенда по-прежнему бродит среди людей.
Ширван взглянул на Злату.
– Ты знаешь, в этой легенде утверждается, что Границы разрушит воспитанник светлого Ахураматты.
– Вот как?.. – насторожилась Злата. – И как же его будут звать?
– У него нет имени. Во всяком случае, легенда об этом ничего не говорит. Но она утверждает, что этот воспитанник будет обладать невиданной магической силой...
Несколько секунд они молчали, думая каждый о своем, а потом Злата запинаясь спросила:
– Но если имя Ахураматта запрещено, как мог твой друг вставить его в свое стихотворение?
– Он давно ничего не боится. – Ширван оживился. – Ты знаешь, он дважды попадался на глаза служителям второго круга и его дважды помиловал Великий ханиф.
– Неужели? – удивилась Злата. – А мне сказали, что осужденных белем Оземом не помиловали ни разу.
– Бель Озем не интересуется Нисави-садом. Он говорит, что если Нисави-сада казнить, его дух, выпущенный на свободу, отравит всю столицу.
– А почему же Великий ханиф милует поэта?
Ширван улыбнулся.
– В далекой юности Нисави-сада сложил оду в честь отца Великого ханифа, а тот, восхитившись стихами, простил поэту все его будущие прегрешения.
– Вот это милость! – изумилась Злата.
– Да что мы все об этом обжоре, – встрепенулся Ширван. – Лучше расскажи о себе. Как там во дворце, не очень тебя обижают? Видела ты беля Озема? Он что, на самом деле такой ужасный человек?