На окраине мира (СИ) - Лисина Александра (книга жизни txt) 📗
- Ну, это лишнее. Да он еще и изумруд сюда вставил... Торк! У нас, конечно, в Роду особое отношение к драконам, но мне и одного вполне достаточно. Курш, глянь-ка! - осторожно высвободив узкий, всего в половину ладони, и длиной в две ладони клинок, она многозначительно присвистнула. - Ого! Черный аконит! Да не простой, а с какой-то примесью...
Стрегон судорожно вздохнул: подобный клинок - несусветная редкость; дико дорогая вещь и поистине королевский подарок. А ножны отлично смотрелись бы рядом с его новым доспехом, потому что оказались сделаны из чешуи того же странного змея, названия которому он еще не знал. Только здесь чешуйки были гораздо мельче, аккуратнее. Зато подобраны одна к одной - ровные, идеально повторяющие друг друга, матово поблескивающие и словно бы... закаленные?
- Ну, питон - это я понимаю, - задумчиво повертела подарок Гончая. - Даже понимаю теперь, куда исчезали в последние годы все слухи про больших змеюк... интересно, сколько это стоило Браду и нашему Крикуну? Но вот узор пока не признаю. Курш, ты видишь? Я бы сказал, что это - аконит, если бы тут не было вот этих зеленоватых прожилок. Вон идут, вдоль самой кромки, как раз за рунами Защиты и Имени. Но их, как правило, только ушастики вплетают в свои клинки, да и магии это требует ого-го какого уровня - никак не ниже Старшего Хранителя, а то и самого Владыки. Но поверить в то, чтобы Крикун пустил кого-то в свою кузню... да еще и попросил помочь... такого просто не бывает! А сами они ни в жизнь не поделятся секретом! Надо будет потом узнать у нашего ворчуна, кого из остроухих и сколько времени он страшно пытал, чтобы добыть эту великую тайну. Правда, нож хорош. Даже, я бы сказал, один из лучших, что он когда-либо делал. И знаешь, что? Пожалуй, я его все-таки прощу, потому что медведя мне этот клиночек разделал совершенно бесподобно.
Курш громко всхрапнул, выражая неудовольствие.
- Да брось, - поморщилась Белка, когда грамарец сердито толкнулся плечом. - Ничего бы со мной не случилось. Надо же было отвлечься? Лучше на мясо глянь: как там? Дошло?
Скакун послушно обернулся и принюхался.
- Гр-р.
- Эй! Не вздумай пробовать! - неожиданно обеспокоилась она. - А то получится, как с рыбой, и мне придется есть сырое! Курш, убери оттуда нос!
Грамарец смущенно попятился. А Гончая бережно вернула клинок в ножны, снова старательно закутала в тряпицы и убрала в мешок. Но мяса так и не тронула - неожиданно засмотрелась на левую руку, где на безымянном пальце поблескивало изящное колечко в виде свернувшегося кольцом дракона, сжимающего зубами крупный изумруд. Долго смотрела, внимательно, тоскливо. С таким странным выражением, что затаившийся на другом берегу Стрегон даже нахмурился - столько в ее лице было тоски и отчаяния.
- Я так устал, Курш, - вдруг прошептала она, зажмурившись. - Столько времени... каждый час - как день, а год - как век... ни знака от него, ни весточки, ни слова... только и знаю, что живой... да и то, даже в этом уже не уверен...
Курш немедленно бросил медведя и громадным прыжком оказался рядом. Успокаивающе заурчал, улегся возле хозяйки, оберегая и заботливо согревая; даже всунул морду под ее руки, с любовью заглянул в огорченное лицо, всем видом уверяя, что поддержит, поможет, будет ждать вместе с ней столько, сколько потребуется. Хоть день, хоть год, хоть целый век. Всегда, пока жив. Всегда, пока позволяет она. Что бы ни случилось. Как бы ни повернулась жизнь. Никогда ее не бросит, не оставит и не предаст.
Белка прерывисто вздохнула.
- Не знаю, сколько я еще выдержу, малыш: чем дальше, тем труднее мне становится держать себя в руках. Порой вспыхиваю, как сухостой во время лесного пожара. Того и гляди, кого-нибудь разорву за неосторожное слово. На орехи смотреть не могу - больно. Поклялся, что не притронусь больше, пока он не придет. Мечусь по Лесу, как бешеный зверь, не разбирая дороги. От меня даже эльфы уже шарахаются. Гномы держатся подальше. Ни один человек долго не выносит... кажется, что я... я теряю себя, малыш. Кажется, от меня уже ничего не осталось. Будто я снова заживо сгораю от этой проклятой крови, но поделать ничего не могу - пока его нет, с ней приходится справляться в одиночку. Без его Огня она почти все время кипит... злится... там опять столько ненависти... столько злобы, этой мертвой ярости... столько проклятого бешенства... что только боль немного и отрезвляет. Только она отодвигает это безумие. И запах крови, который я так ненавижу: ИХ общей крови... и моей тоже. Как раньше. Как тогда, когда у меня еще не было сердца и надолго умерла душа... и теперь вместо того, что было... вместо того, кем когда-то был я, опять остался один лишь Белик - дурной, неразумный, язвительный пацан, у которого нет ничего, кроме него самого...
Грамарец жалобно заскулил.
- Прости, - неожиданно отвернулась Белка, пряча лицо. - Я знаю, что ты все чувствуешь. Знаю, что тебе тоже больно. Прости. Конечно, ты не виноват. Ты его почти и не помнишь. Ничьей вины в этом нет. Просто я надеюсь... каждый день надеюсь, что когда-нибудь узы все-таки ответят. Когда-нибудь наш Дом снова проснется и скажет, что он вернулся. Что он нашел проклятое лекарство, и это будет значить, что наша стая снова оживет. Вся, целиком. Как когда-то давно: я, он, Траш, Каррашик... ну, и ты, конечно.
- Гр-р-р?
Она слабо улыбнулась и обняла голову верного друга.
- Куда ж я теперь без тебя? Ты один у меня, считай, и остался: мальчишки всегда заняты, у Милле полно своих забот, Эл по уши в делах, да и за Порталом надо постоянно следить, Крикун из Лунных Гор еще полвека не выберется, а от остальных приходится все время держаться подальше, чтоб ненароком не убило... проклятая магия! Раньше медом пахла только одна эта дурацкая броня, но теперь, когда у меня появился ЕГО перстень, руны словно с ума посходили. Кажется, этот запах пропитал меня насквозь: волосы, кожа... вообще все! Понимаешь?! Я даже со старым другом не могу спокойно посидеть за кружкой пива! Приходится все время следить, подозревать, оглядываться и молиться, чтобы никого не задело! Только ты меня и выносишь... а иногда вообще кажется, что я совсем один... и никто, нигде, никогда мне уже не поможет...
Белка крепко зажмурилась, уткнувшись в густую гриву, а Курш жалобно запищал, не зная, как ее успокоить и ободрить. Он только прижался теснее, жарко задышал в шею, хорошо зная, что это немного смягчает ее тоску. Чуть-чуть, но согревает болящее сердце, позволяет ненадолго отвлечься от сомнений. Вот и сейчас: посидев несколько минут в полной неподвижности, она отерла расстроенное лицо, встряхнулась, пришла в себя. Уже совсем по-другому потрепала могучую холку. Вернула стальной блеск в глазах. Затем отодвинулась и потянулась к жареной медвежатине, от которой уже шел запах подгорелого мяса. После чего бестрепетно откусила, к чему-то прислушалась, а потом невесело хмыкнула:
- Хреновый у него вкус, да? Но мне до сих пор кажется, что я насыщаюсь лишь тогда, когда знаю, кого, чем и как именно убил. Давай-ка, доедай и поедем, проведаем наших бравых молодцов. А то у меня такое чувство, что нас обыщутся, если не заявимся в ближайший час. И будут долго пытать насчет моего рациона даже тогда, когда я честно скажу, что не ем человечину.
Курш немедленно подскочил, зная, что времени на вдумчивое насыщение у него уже не будет. Торопливо вонзил клыки в медвежью тушу, рванул и сразу заглотил огромный кусок, почти не жуя. Но хозяйка вдруг покачала головой, отложила свой прут с недоеденным мясом, а потом достала из-за пазухи эльфийскую флейту и улыбнулась.
- Подожди немного, малыш. Я не собираюсь бежать прямо сейчас. Да и хотел же тебе сыграть, верно?
Белка странно улыбнулась, когда Курш восторженно взвизгнул, мигом забыв про добычу, а затем прикрыла глаза и поднесла флейту к губам, потому что до сих пор не имела привычки нарушать свои обещания.
В лагерь Стрегон вернулся еще более растерянным и озадаченным, чем уходил. Вопросы роились в голове, как голодные муравьи - многочисленные, важные и немного суетливые. Причем, всего за пару часов их стало в несколько раз больше, чем раньше.
