Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
— Преподавали, — буркнула девчонка. — И я сдала на высший балл, вы же знаете…
— Тогда думай, как стряпчий, а не как застенчивая деревенская девчонка. Чувства чувствами, но логику и факты никто не отменял. То что я делаю, так или иначе, но доставляет тебе физическое удовольствие. Это факт. Или будешь врать, что нет?
Перед ответом девчонка помедлила. Вздохнула глубоко, невольно слегка расслабляясь, облизала губы. Алекс терпеливо ждал.
— Не буду. Но это не главное. Удовольствие можно получить и от вредных вещей. От вина, опиума, фейской пыльцы… Но это неправильно!
— Согласен. Любой дурман — это неправильно. Потому что он губит разум и тело. А игры в постели — нет. Есть исключения, но у тебя-то пока что ни одного следа на коже, верно?
Подтверждая свои слова, Алекс снова погладил обнаженное горячее тело, пройдясь ладонями сверху вниз, приласкав гибкую нежную спину с трогательной ложбинкой вдоль позвоночника, чуть выступающие лопатки, ямочки на талии… Девчонка задышала быстрее, вздрогнув, словно уже не ожидала прикосновения. А Алекс подумал, что через день-другой обязательно затащит эту глупышку в душ, и сам зажмурился от удовольствия, представив, как будет выглядеть смуглая кожа в сияющих каплях воды, как скользнут по спине и плечам девочки его намыленные ладони… А если сделать воду погорячее и хорошенько распарить, размять и разнежить это неподатливое тугое тело, растереть его, заласкать, а потом повернуть девочку лицом к стене душевой…
Он с чудовищным трудом изгнал из мыслей эту картину и порадовался, что сверху на пах давит немалый вес. Хотя это больше было похож на изощренное издевательство: он чувствовал каждый изгиб тела Маред. Сейчас бы приподнять ее немного…
— Так вот… — выдохнул он горячо, с трудом собираясь с мыслями. — Что неправильного в удовольствии? То, что мы не женаты?
— И это… тоже.
Маред снова облизала губы. Паршивка, не понимает же, что за это одно ее хочется завалить на постель и целовать до боли, сладкой боли, горячей…
— Это порочно, — повторила она уже увереннее. — И не может нравиться.
— В самом деле? — с иронией спросил Алекс, стараясь успокоиться. — То есть твое тело каждый раз предает твою же нравственность? Именно со мной? Я польщен. То-то тебе так не нравится, что даже дыхание замирает — я же чувствую. Тихо, девочка, не дергайся. Будешь так ерзать на мне… Не стоит, в общем. Я же предупреждал, что будет неудобно. Затекли ноги? Сядешь по-другому?
Маред помотала головой, снова замирая и отчаянно заливаясь краской, ушедшей было с щек.
— Упрямая… То есть получи ты на палец колечко, а в метрику запись о браке, это бы все исправило? Хорошая девочка, правильно воспитанная…
Чуть приподняв колени, он подвинул Маред ближе к себе, погладил плотно сомкнуты егубы, от прикосновения его пальцев сжавшиеся еще сильнее.
— Заниматься только на высший балл, с незнакомцами не разговаривать, чтить родителей, а потом мужа. Не пить вина, не снимать корсет и чулки даже дома в летний день, а постель непременно заправлять сразу и не ложиться на нее до самого вечера — так тебя учили, девочка?
— Вы… вы откуда знаете про постель? — вскинувшись, зашипела Маред. — Вы же сказали, что это моя комната!
Несколько мгновений Алекс глядел на нее, потом, не выдержав, рассмеялся. Протянул насмешливо и неожиданно для самого себя ласково:
— Ох, де-евочка… Какая же ты… Ниоткуда, клянусь. Догадался. Ну, не обижайся. Все правильно. Особенно насчет незнакомцев. Успокойся, я не хотел тебя обидеть. Только вот мир нарисован не одними черными и белыми красками.
Он снова погладил обиженно поджатые губы, насупленные брови над шелком повязки. С темной лентой на глазах, подчеркивающей ровный золотой тон кожи и идеально вылепленный овал лица, смешно хмурая и возмущенная, Маред была так хороша, что дух захватывало. Греза… Мечта. Знал бы заранее — принес бы в спальню камеру. А это, кстати, любопытная мысль. Может, посмотрев со стороны, девочка что-то поймет о себе? Так… Душ, камерографии — многовато идей для одного вечера. Ну как можно быть такой невинной и чувственной одновременно? Рассудка же можно лишиться от твоего запаха, голоса, вида…
— Постель — это не хорошо и не плохо, — сказал он вслух малую толику того, что рвалось наружу, притягивая девушку еще ближе и нежа ладонями горячий атлас ее спины ниже лопаток. — Все дело в том, что за ней стоит.
— Вот именно. А у нас это сделка, — с ожидаемой горечью отозвалась Маред, больше не пытаясь отстраниться.
Послушно наклонившись вперед, она теперь дышала почти ровно, лицо было напряженным и сосредоточенным. Ох, рановато. Не совсем то, чего добивался Алекс, рановато и немного иначе, но уже поздно отступать от задуманного.
— Так вот в чем дело, да? — прошептал он, одной рукой расстегивая заколку на затылке Маред и освобождая копну пушистых вьющихся волос, а другой продолжая удерживать девушку за плечо. — В сделке… Все эти слова про куклу… Так ты себя чувствуешь? Игрушкой? Ну, так кто же тебе виноват, девочка? Не хочешь быть куклой — стань для меня кем-то другим. Отвечай мне, играй со мной сама, покажи, что достойна моего уважения и интереса. Не можешь? Тогда не жалуйся и бери предложенное.
— Да чтоб вам… — так же шепотом ответила Маред. — Я еще и виновата? Я, что ли, придумала ваши игры в хозяина и вещь? Вы меня купили — вот и пользуйтесь. А что я чувствую и думаю — это не ваше дело…
— Девочка, — усмехнулся Алекс, глядя на такое близкое лицо, что потянись навстречу — и коснешься губами губ. — Если бы мне нужно было только твое тело, я бы его давно получил. И взял бы, как пожелаю, и тебе бы это понравилось, даже не сомневайся. Ты бы у меня кричала от наслаждения и просила еще. И терпела бы все мои пристрастия, и сама отдавалась, и научилась всему, чему бы я захотел тебя научить… Только вот потом… Потом ты бы и вправду сломалась, как игрушка. А сейчас тебе просто нравится себя жалеть. Это ведь так легко: делать вид, что лично ты ни за что не отвечаешь…
— Отпустите, — глухо сказала Маред, пытаясь выпрямиться.
— Уйдешь? Куда? От себя не уйти. Ты всегда будешь помнить, что я тебя купил, а ты продалась. Но это жизнь, девочка. Грязная жестокая взрослая жизнь. Здесь все продаются и покупают, привыкай. И если найдешь того, кто подарит тебе что-то просто так: дружбу, любовь, помощь — цени это, слышишь?
Он стиснул напряженное, как камень, плечо, вплел пальцы в длинные пряди, шепнул на ухо, хотя услышать их не мог никто:
— Тиш-ше, девочка, не сопротивляйся. Все равно не пущу. Пока — не пущу. Дело не в сделке. И хватит считать себя куклой. Им, видишь ли, все равно, что с ними делают. А ты у нас… М-м, давай подумаем… Как называют женщин, спящих с мужчинами за деньги?
Рванулась девчонка совершенно так, как он ожидал, глупо и отчаянно. Дернулась изо всех сил, пытаясь соскочить, выдраться из рук Алекса — он едва успел отпустить волосы. И так же ожидаемо почти упала. Перехватив тяжелое, бездумно бьющееся тело, Алекс повалил девушку на кровать, упал сверху, прижимая всем весом, подминая, чтоб сама себе не навредила. Впился в губы, жестко, не жалея, и тут же отпрянул, пока девчонка не укусила — с нее станется. А потом, удерживая одной рукой бешено мотающуюся голову, рявкнул:
— Я не вожу домой шлюх! И не целуюсь с ними. Ты, глупая девчонка! Что ты себе вообразила? Хочешь себя жалеть — придумай причину получше. Могу даже предоставить, если до ремня дотянусь. Или ты думаешь, я бы засыпал в одной постели со шлюхой? Сажал за стол в своем доме, рассказывал о работе?
Маред замерла. Черная лента, все так же плотно скрывающая глаза — и не сбилась ведь, хорошо завязал — не давала увидеть ее взгляд, но девчонка застыла, как изваяние, не шевелясь, даже не пытаясь сопротивляться. И Алекс улыбнулся, облизнув пересохшие губы. Склонился, поцеловал еще раз, уверенно и нежно, слегка пройдясь кончиком языка между губами Маред, но не настаивая, не стараясь просунуть язык дальше. Поцеловал не по-хозяйски, а предлагая и позволяя ответить тем же или отказаться. Сказал негромко, зная, что теперь каждое слово будет услышано так как надо.
