Дети Мира - Пекур Екатерина (серия книг .TXT) 📗
Оспариванию не подлежит… Кого молить о чуде?! Броситься в ноги суровому Ларнико? Гуманисту Лакиро? Сухому логику Жихаро? Они не увидят. Не поймут. Никто из них.
…Создатель. Если Ты и впрямь в ответе за этот мир — Ты же знаешь, кто и почём под этим небом!.. Ты знаешь, кто прав и кто нет. Ты знаешь, почему облака плывут на север или на юг, и что лежит за Морем, и что на самом деле делает нас живыми. Ты положил всему предел и время. Ты дал нам право выбирать — но за всё назначил цену, будь то светлую или тёмную, но истинно справедливую, по нашим делам и нашим словам. И так мы платим за движение вперед — любовью ли к Тебе или собственной кровью (если мы не желаем любить), а иногда и тем и другим…
Создатель. Спаси его. Если Ты видишь, что я желаю справедливого — дай мне силы на что-то повлиять! Если есть свет впереди, если верен мой путь — дай мне его спасти! Я не верю, чтобы Ты желал зла — кому бы то ни было, злым или добрым, честным или врунам, большим или маленьким — потому что Твоя любовь — единственный клей, держащий Вселенную вместе. И наша плата за жизнь умножает эту любовь…
Если Карун не так уж виновен перед Твоими глазами — дай мне его спасти… Если нет — забери меня!
И от этой неумелой молитвы в моей душе становилось тепло, словно я всё-таки получала надежду… хотя, может быть, и не получала — но я хотела в это верить.
Я плакала, сидя под дверью, молча и тихо, захлебываясь от мучительной боли в груди, а потом мои слёзы иссякли… Я устала плакать, из меня вышли все эмоции — но остался холодный сухой рассудок, так безжалостно воспитанный моим отцом. Я медленно встала с затёкших ног и огляделась.
Мне нужно было сделать очень многое, притом быстро и незаметно.
На улице уже стемнело. Усевшись на кровать, я задумалась. Мне потребовалось минут двадцать, пока я мысленно составила список необходимых вещей, представила, куда и каким путём я должна пройти в доме. У меня тоже была неплохая зрительная память…
… на миг меня снова окатила боль. Просто от мысли, что я так и не узнаю, правда ли то, что мне почудилось тогда в кафе Куркиса — что у Каруна тоже были какие-то проблемы с математикой, но он изобрел остроумный и поистине Тенью нашёптанный способ избегнуть противного ярлычка. Выучил все ряды основных величин, и всех обвёл вокруг пальца…
Распахнув шкаф, я надела на себя всё самое тёплое и практичное, машинально подбирая вещи, не выглядевшие уж слишком по-здешнему. Универсальную моду, если вы понимаете, о чём я. Брюки, хлопчатую блузку, шерстяной жакет на пуговках.
Порывшись в шкафу, я извлекла термоодеяло, которое Рики хотел, но так и не успел забрать к себе в новую комнату. Прости, великий шоколадный музыкант, мне это нужнее. Я скатала его в трубочку и сунула под мышку.
На кухне я нашла брезентовую сумку с длинным ремнем, нож, кружку, кое-какие мелочи типа мыла и расчёски. Подумав, я проникла в гардероб и затолкала в сумку ещё и несколько тёплых вещей. Прости, отец. Прости ещё раз, Рики.
Простите меня все. У меня нет иного выбора. И если я не выберу это — мой путь вперёд остановится. На нём не будет ни любви Создателя, ни крови, ничего.
Сняв ботинки, я поднялась обратно на кухню, тихо ступая по лестнице, и только на последних ступенях до меня дошло, что я вообще-то могла пролететь это расстояние и не морочить себе голову. Тем более, что я шла я не куда-нибудь, а к порожку.
Он не запирался. А вот ключ во входной двери был скрипучим и тугим, как клин в заднице, Боги мне помогите.
Я открыла двери и ступила на порожек. Адди погрузился в ночь. Повесив сумку через плечо, я замерла в секундной оторопи — я же и впрямь хочу это сделать! Лететь самой, без никого. А я вообще смогу?! Меня почему-то страшил именно миг шагания в темноту, с твёрдой бетонной поверхности плиты…
Время идёт.
Знаете, что нередко помогает врачам? Вы думаете, мы не боимся? Думаете, мы не брезгуем окунаться в дерьмо? Не устаём?
Мы всё это делаем.
Но мы не успеваем это осознать. Всё погребает великое чувство «надо». Это «надо» не имеет ничего общего с великими принципами гуманизма, жалостью или милосердием. Настоящий врач глубоко чужд всего этого. Более того, всё это мешает и, в конечном итоге, человек, озадаченный гуманизмом, милосердием или жалостью, становится кем угодно — только не врачом. Врачебное «надо» — это твёрдое отрезание лишнего. Того, что мешает пациенту жить — тревоги, грязи, болезни или её угрозы. Это принятие факта, что тебе следует действовать — или молниеносно, или быстро, или постепенно, но всегда сейчас — а отдыхать, фыркать или переживать мы будем потом. Это долг в чистом виде. Слепой и почти лишенный меркантильности — потому что человек (или человечество) страдает сейчас, а потом этого человека (или человечества) уже может не быть. То есть в конечном итоге мы всё-таки подходим к гуманизму и жалости — но совсем с другой стороны…
Я ненавидела свою работу — но я всё-таки была врачом. И пока я боялась ступить с порожка — я теряла время, и, может быть, теряла человека.
Сжав зубы, я бросилась в пустоту ночных улиц и растворилась в их причудливом лабиринте…
Башня милиции встретила меня тишиной, только в окнах первого этажа светился слабый свет. Наморщив нос, я проверила оба известных мне порожка, но все они были заперты изнутри. Вздохнув, я приземлилась у нижнего крыльца, тихо поднялась по ступеням и осторожно толкнула дверь.
Майко Серая Скала занимал своё обычное место за столом у лестницы. Его серые грустные глаза немедленно поднялись на меня. Я ступила в круг света от его настольной лампы. Взгляд Майко был ясным и внимательным, а сам он как-то мгновенно подобрался.
— Санда? — со своим забавным сильным акцентом спросил он, — Привет. Поздно уже… ты чего?
Майко был немножко удивлен, и даже, как мне показалось, на самом деле он был очень рад меня видеть. Но я ничего не отвечала, а он ведь и так понимал, в чём дело.
— Где он?
— Санда..? — тревожно уточнил Майко, пошевелившись на стуле, — Мы разве уже не решили этот вопрос на днях..?
— Мой друг! — прорычала я, — Где он? Что с ним случилось? Что натворил Даллин?!
Моргнув, бриз на миг глянул вверх по лестнице. На его лице мелькнуло слишком много чувств. Стыд, ярость и, пожалуй, какое-то внутренее, не рассудочное, но лишь эмоциональное, допущение, что Даллин всё-таки был прав…
— Он всё ещё у нас. Ты что, не знаешь? Совет принял решение…
— Знаю, что у вас! И мне плевать на Совет! Я не позволю его убить! Я его забираю!
Пригнувшись, как для броска, Майко встал из-за стола.
— Санда, — пробормотал Майко. Он выглядел… обескураженным, — Извини, но я должен тебя остановить. Ты разве не понимаешь, что он враг? Он же убил бы тебя, окажись вы в Низинах! Да ещё и как убил!
Говоря, он медленно, бочкСм, подходил ко мне.
— Мне всё равно — я друзей не бросаю!
Смущение на лице бриза достигло предела. Он явно не собирался останавливать меня силой, но простые, очевидные доводы пролетали мимо моих ушей.
— Санда, ещё полдела, что ты нарушаешь закон — не буду же я с тобой драться. Но ты идёшь против здравого смысла.
— Не подходи.
Мой голос напоминал тихое рычание. Майко замер, пристально глядя на меня — и неожиданно выбросил руки перед собой. Его глаза расширились.
— Не делай этого, — прошептал он, испуганно мотая головой, — Ты же не умеешь..!!!
Не делать чего? Что я не умею?! Но я не могла ждать. В ярости и отчаянии я бросилась на Майко с кулаками — хотя что я могла ему противоставить? — но в меня как Тень вошёл… Он схватил меня за талию, пытаясь сохранить дистанцию, но не успел — я с размаху ударила бриза по лицу и… что-то случилось. Со свистом вздохнув, Майко разжал руки и осел на пол. Взвизгнув, я отпрыгнула на шаг. Что это я сделала?! Я же просто хотела… остановить его, хоть на время! Боги, да что это со мной?!
Поборов короткое замешательство, я присела, быстро касаясь шеи Серой Скалы — жив. Без сознания. Ну и ладно. Я не хотела ему повредить! Только не Майко! Он хороший, он добрый, он просто… слишком честный. Но что бы это ни было — я пройду внутрь. Я сняла с пояса Майко жетон и нож в кожанном чехле — клинок длиннее ладони с чуть загнутым, сложным лезвием.
