Тени сумерек - Белгарион Берен (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— Ладно, — сказал он. — Я все равно не собирался тебя убивать.
— Ты меня не возьмешь! — она выдернула из ножен меч и смело атаковала. Прорывалась в ближний бой, зная, что не выдержит изматывающей долгой схватки на большом расстоянии; а Берен навязывал ей именно это. Она сражалась отлично, но недостаток силы и веса искупается только опытом, которого у нее не было.
Но у нее была решимость, и меру этой решимости Берен недооценил.
Когда она обессилела и меч был выбит из ее руки, она крикнула:
— Тано! — и кинулась вперед, прямо на клинок горца.
Он как-то успел отвести оружие чуть вверх — и меч пронзил ей грудь не там, где сердце, а пониже плеча.
— Тано, — снова прошептала она, падая на руки Берена. Достала из-за голенища кинжал, но так и не сумела ударить врага в бок — выронила. Подобрав нож, он разрезал ремни кольчуги и разорвал на ней одежду. Зажал рану ее же рубашкой, перетянул своим поясом и подхватил девицу с собой на седло.
Веса в ней было — почти нисколько; белобрысая и некрасивая, но в каждой женщине Берену сейчас мерещилась Лютиэн. Он не хотел этой дурочке смерти и подгонял Митринор что есть силы. Сама по себе ее рана не была смертельной, она могла умереть только от потери крови — Берен надеялся, что эльфы сумеют совсем остановить ей кровь.
Они пытались как могли.
Второго тоже думали взять живым — не вышло. Кальмегил рубился с ним, и черный как будто начал его одолевать — так казалось со стороны. И никто не мог прийти к нему на помощь, потому что на каждого эльфа приходилось по два орка. Айменел не выдержал, испугался и с криком:
— Atarinya! — выпустил в черного стрелу, хотя ему строго-настрого было приказано в битву не встревать.
Потерь не было — только Вилварину, бросив копье, поломали два ребра. Он сейчас сидел на камне, морщась, а Лауральдо расшнуровывал на нем доспех; да еще Эдрахил был ранен — рассечено бедро. — Моя нога доживет до завтра, — сказал он, поймав взгляд Нэндила. — Помогайте ей.
— Ты думаешь? — спросил бард. Он уже сбросил наручи и закатал рукава, готовый заняться раной.
— Нужно попробовать, — сказал Финрод, склоняясь над девицей. — Может быть, на сей раз получится.
— Какое там может быть? — разозлился Берен. — Рана не смертельна! Заговорите ей кровь, вы же умеете!
— Мы умеем, — сказал Финрод, помогая снять наспех сделанную повязку. — Но, боюсь, нам это умение не поможет.
— Как не поможет? — взъярился Берен. Финрод посмотрел на него так, что спорить горцу расхотелось. Он держал пленнице голову, в то время как Финрод взял ее за руки, чтобы унять ей боль, а Нэндил наложил руки на рану. Они с королем запели заклинание, чтобы остановить кровь:
An nardh omin, iest tul thenin.
An nardh odad, i luth kuinad.
An nardh neled, anim erthad.
An nardh ganad, i luth gwedhad.
An nardh leben, i luth bennan.
An nardh eneg, i'ыl veleg.
An nardh odog, o nordh ar linnod.
An nardh doloth, i elenath.
An nardh neder, ha gwero, Gwir! (33)
Лица обоих были напряжены и сосредоточены, глаза точно прозревали нездешний мир, а голоса звучали монотонно, перебирая три или четыре лада в усыпляющем, одуряющем чередовании. И тут девица завопила и забилась, а лицо Финрода исказилось и на лбу его выступил пот. Ей было больно и ему тоже, но он возвысил голос, преодолевая боль — и вскоре девушка затихла, взгляд ее стал осмысленным, и между пальцев Нэндила перестала сочиться кровь. Берен уже совсем было решил, что дело сделано, но тут она снова крикнула:
— Тано! — и добавила: — Kori'm o anti-ete! (34)
И — угасла, точно лучинка на ветру: раз — и нет. Лишь миг назад — жили глаза и розовыми были бледные узкие губки, и вот на песке лежит труп.
Берен положил ее голову на землю, встал и попятился. Много раз люди, и однажды — эльф умирали у него на руках, но такое было впервые. Он готов был принести самую страшную клятву, что рана ее не смертельна, что остановить кровь — и девчонка еще сто лет проживет… И вот — она была мертва, а он стоял столбом и глядел на нее.
— Как всегда, — прошептал Нэндил, отпуская тело. — Как всегда…
— Женщин я еще не убивал, — зачем-то сказал Берен. — Никогда не убивал…
Сколько ей было лет? Восемнадцать, двадцать, двадцать пять? По лицу — не скажешь. Ее пепельно-серые волосы теперь были ярче щек, а глаза, обращенные к горцу, кричали: «Женоубийца!» Нэндил провел рукой по ее лицу и закрыл ей глаза.
— Ты этого не делал, — сказал он. — Это Моргот. Нам не удается вылечить тех, кто попадает в плен раненым. В них словно не держится жизнь, и наше прикосновение для них мучительно. Они просто говорят: «сердце мое — в ладони твоей»… И он сжимает ладонь…
— Ублюдок, — прошептал Берен.
Людей похоронили поблизости, в промоине, орков побросали кучей, одного на другого. Конными были только люди — их лошадей забрали. Берен взял Гили и пошел с ним на место поединка с девицей-воином — взять то, что он побросал, снимая с нее доспех. Шлем девицы, по его мысли, как раз должен был Гили подойти. Кроме шлема, он взял еще кое-что: маленькую плоскую сумочку, которую девушка носила на груди.
В этот день проехали немного — из-за ран Эдрахила и Вилварина. Остановились на ночлег задолго до темноты, на всякий случай обшарили окрестности — паучьих нор не было. Костра не разводили — и опасно это было, и ночь обещала быть теплой, и вчерашнего мяса еще хватало. Берен начал подгонять подшлемник точно по голове своего оруженосца, Аэглос, Нэндил и Финрод принялись лечить раненых. Эдрахилу просто зашили рану, а Вилварину начали сращивать ребра при помощи чар. Берен знал, что эльфы пользуются этим умением крайне редко, потому что оно отнимает много сил и у лекаря, и у исцеляемого. И верно: когда они закончили, Вилварин был весь в поту. Он поел неохотно, почти через силу, и сразу же заснул, завернувшись в плащ. Нэндил, уставший от лекарских заклятий, последовал его примеру.
— А что значит «Atarinya»? — спросил Гили
— «Отец», — Берен подтянул очередной ремень. На душе у него было скверно.
— А отчего государь так бледен?
— Пока лечили Вилварина, Государь принимал на себя его боль.
— Ошибаешься, — оказывается, Айменел слышал их разговор. — Это известное поверье, но неправильное. Боль на себя принять нельзя.
— А что же тогда? — спросил Гили. — Я же сам видел, что Государю нехорошо.
— Он почувствовал боль Вилварина, да, — Айменел кивнул. — Когда сращивают кости, это очень больно. Он почувствовал, и заговорил боль в себе, и это передалось Вилварину, понимаешь?
Гили не понимал.
— Просто перенимать чужую боль бесполезно, — Айменелу явно не хватало человеческих слов. — Ты не наносишь себе рану, если друг ранен, правда? Здесь то же самое. Боль — она ничто сама по себе. Она — знак того, что целостность нарушена. Лекарь при помощи осанвэ, соприкосновения разумов, может почувствовать чужую боль как свою — чтобы правильно определить болезнь. Но лечение состоит не в этом. Нужно восстановить целостность. Чтобы кости, кожа, плоть — все как раньше. Тело умеет исцеляться само, нужно только дать ему время. А когда времени нет — тогда чары. Но редко. Очень редко. Природа не любит, когда ее подгоняют — быстрей, быстрей. Обычно — маленькая боль, ты терпишь неделю, месяц… А здесь за час делают то, что за месяц. Вся боль — сразу. Поэтому без того, кто успокаивает боль, нельзя. Можно умереть.
— А как успокаивают боль? — продолжал любопытствовать Руско.
— Если сильный разум в здоровом теле, как у Государя, то он заполняет собой того, кого лечат. Тоже осанвэ. Тот, кто заговаривает боль, здоров — и тот, у кого заговаривают, чувствует себя здоровым. Понимаешь? Нет? Вилварин дал Государю войти в свой разум, и чувствовал свое тело как тело Государя. Как здоровое. Он будто бы вышел из себя. Как будто бы Государь закрыл его разум щитом от его тела. Высокое искусство. Не каждый может. Я не смогу, отец не сможет, Вилварин сам не сможет. Аэглос, если будет учиться еще столько, сколько учился — тогда сможет.
