Слово воина - Прозоров Александр Дмитриевич (лучшие книги .TXT) 📗
После полудня лес оборвался перед жнивьем. Широкое поле, покрытое короткими травяными пеньками от убранной пшеницы, тянулось до деревни, со стороны которой доносилась песня волынки.
— Зажинки празднуют, — с завистью пробормотал Олег. — Убрали урожай, теперь до весны веселиться станут.
Однако поворачивать он не стал, поскакал дальше, до свежего пролома в зарослях ивы, растущей в продолговатой низинке. Лезть следом ведун не стал, — вот еще охота ноги ломать — обогнул кустарник, и был вознагражден лугом, через который тянулась утоптанная полоса. Тут и слепой со следа не собьется.
За лугом начинался редкий сосновый бор, и еще верст десять Середин мчался во весь опор, пока не наткнулся посреди леса на лосиную тушу.
В общем, в этом не было ничего странного. Обычный лось, обычная стая волков над неспособной сопротивляться грудой мяса. Вот только слишком уж крупной добычей для волков выглядел сохатый. Не то чтобы лесные хищники не могли справиться с могучим лесным зверем, но только редко приставали родственники собак к столь опасному противнику. Во всяком случае летом, когда с избытком хватало добычи попроще, без крепких рогов и мощных копыт.
Олег придержал коней, спрыгнул на землю — волчары, числом почти в три десятка, зарычали, готовые защищать добычу до конца. Зарычали настолько решительно, что Олег выдернул саблю сразу, не дожидаясь нападения.
Возле туши остались волков пять. Даже не волков — волчат, еще не понимающих, кто в лесу главные хозяева. Пара самцов, бросив добычу, стали заходить округ, со стороны спины. У Олега вдоль позвоночника побежали мурашки. Не столько потому, что он, как медведь, супротив стаи устоять не сможет, сколько из-за того, что нападения сзади не переживут лошади.
Середин попятился, удерживая клинок поперек спины и пытаясь влиться частотой дыхания в частоту стаи, — потом резко выдохнул, одновременно выбрасывая меч навстречу прыгнувшей суке. Матерая серая самка отпрянула вбок — Олег, не имея возможности разобраться с ней до конца, рубанул клинком навстречу скакнувшему на него тяжелому самцу. Тот, прямо в воздухе, поджал ноги, втянул живот и даже как будто придержал свой полет. Только поэтому клинок не развалил его на две половинки, а, плашмя ударив по телу, откинул в сторону.
Волки злобно зарычали, но, признав силу нового гостя, попятились, уступая ему место у туши. Середин, держа в руках саблю, склонился над лосем.
Тело почти целое, если не считать большой раны у самой головы. Пожалуй даже, раны — слабо сказано. Шея сохатого была разорвана почти пополам, голова повернута к спине, в основании черепа зияла глубокая дыра. И все-таки туша оставалась целой. Могучий убийца, сотворивший то, на что у волков никогда не хватило бы силы, соберись они хоть сотней стай, не сожрал от добычи ни кусочка.
— Ладно, ребята, — кивнул скалящимся волкам Середин, вынимая нож. — Боги велят делиться.
Он отполосовал себе изрядный шмат вырезки от задней ноги, кинул в мешок с солониной, после чего поднялся в седло и снова помчался вперед. Незадолго до сумерек остановился на излучине реки, рядом с густой дубравой, развел огонь. Зажарил мясо, досыта наелся, с усмешкой вспоминая парковскую столовую, лег спать на крутом берегу, а когда на новом рассвете собрался продолжить погоню, то наткнулся на проезжий тракт. Не просто колею, которую накатывают телеги, что ездят раз в день по местной надобности, а самую настоящую дорогу — мощенную крупным булыжником поверх песчаной подушки, широкую, отмеченную по краям столбиками из мореного дуба.
Ведун, не особо обращая внимание на княжеское баловство, перемахнул тракт, прошел еще около километра через сосняк, но вскоре заметил, что никаких следов византийского чудища больше не замечает. Олег придержал коней, повернул назад, к тракту, вглядываясь в землю и растительность вокруг. Ничего — создавалось ощущение, что тварь дошла до дороги, после чего пустилась в новом направлении.
— Куда же тебя понесло? — задал риторический вопрос Середин, поглаживая гнедую по гриве. — Пятьдесят на пятьдесят. Могла повернуть на север, могла и на юг. Куда же нам с тобой ехать, подружка четвероногая. Давай прикинем… На юге чудище может портить жизнь приграничным племенам. На севере может пакостить всем, без боязни причинить вред христианам. А еще где-то там живет такой человек, как вещий Аскорун… Получается, что поворачивать на север поводов все-таки поболее будет, нежели на юг. Как считаешь?
Гнедая заржала, и всадник согласно кивнул, натягивая левый повод:
— Я так и думал…
Часа через два он нагнал обоз из трех десятков телег, груженных капустой, репой, свеклой и связками кур — кур живых, но связанных лапами в пучки по шесть штук в каждом. Возниц, что гордо восседали по двое на подводе, демонстрируя возможным татям топоры за поясом, Середин беспокоить не стал, нагнал всадника, гарцующего во главе поезда:
— День добрый, мил человек. Спокойной тебе дороги…
— И тебе доброго пути, коли не шутишь… — мужик в кожаной куртке, в которой Олег без труда узнал толстый поддоспешник, с короткой, любовно обстриженной черной бородкой, с подозрением оглядел ведуна с ног до головы.
— Хочу вопрос задать один, мил человек, — пригладил свои светло-русые волосы Середин. — Зверя одного я ищу… Странного… Размером он будет с быка. По виду, наверное, на волка походит. Но на ногах у него не лапы или копыта, а когти огромные, подобные орлиным. Другими тех следов, что за ним тянутся, не оставить. А клыков зверь может не иметь вовсе. Лося убитого он клыками не рвал, иное что-то с ним делал.
— Ты, никак, пугать меня всякими чудищами удумал! — повысил голос мужик. — От дороги отвратить хочешь, торг перехватить?!
— Понятно, — кивнул Олег. — Не видели. Ну, тогда звиняйте. Езжайте дальше куда хочется. Спасибо на добром слове.
Это означало, что спешить ему было больше некуда — византийского зверя он потерял. Ведун потрусил дальше спокойным широким шагом, без особого труда обогнав еле тянущиеся перегруженные телеги, и еще задолго до вечера въехал в деревню из доброго десятка дворов, вытянувшихся широким полукругом на высоком берегу безымянной реки. Середин привычно постучал в калитку дома, что стоял с краю, улыбнулся вышедшей хозяйке:
— Я хочу помыться в бане, вкусно поесть, хорошо выспаться и чтобы кто-то постирал мою одежду… — Олег протянул женщине пару монет, и та, не вступая в дальнейшие разговоры, пошла отворять ворота.
В общем, все было как всегда, если не считать того, что хозяйка оказалась вдовой с двумя детьми девяти и тринадцати лет, а потому и спинку гостю она потерла в баньке самолично, и спать постелила на полатях — на сеновале, сказала, уже холодно. Да и вообще согрела как смогла.
На второй день началось то, чего ведун опасался уже несколько недель: небо разверзлось, и на землю обрушился дождь. Он хлестал непрерывным потоком, шурша по крышам, превращая дороги в глубокие, весело журчащие ручьи, впитываясь в бревна сараев, размачивая землю на пустеющих полях. Воздух внезапно стал холодным, изо рта, стоило сунуться из дома, вырывался белоснежный пар.
Середин застрял. Он не испытывал ни малейшего желания мокнуть под дождем тысячи верст, которые отделяли его от вещего новгородского волхва, тем паче что из дома гостя никто не гнал. Да и сам ведун не считал, будто что-то может сильно измениться от того, что ответ на свой давнишний наивный вопрос он получит на пару недель позже. Было бы ради чего самоотверженно преодолевать природные катаклизмы.
Побродив из угла в угол, он наткнулся на брошенную там сточенную косу, согнувшуюся посередине. Решив тряхнуть стариной, забрал кузнецкий инструмент, перебрался в овин, откинул решетки для сушки снопов, развел огонь и принялся работать молотком. За пару часов из старой косы получилось два отличных длинных ножа. Один, широкий, удобный для разделки мяса, второй — длинный и тонкий, подходил для еды и мелких повседневных нужд. А то мальчишка у вдовы ходил без ножа на поясе. Прямо как нерусский какой-то.
