Сын епископа - Куртц Кэтрин Ирен (книги бесплатно без .TXT) 📗
Пока Дугал протыкал иглой тяжелого серебряного кольца два слоя тартана, Келсон приподнял бровь и наклонился поближе, кончиками пальцев повернул к свету за край плетеное серебро.
— Замечательная работа. Это из Пограничья?
Дугал кивнул и возвратил кольцо на место, поглощенный собиранием тартана в складки на плечах.
— Да. Это один из узоров клана Мак-Ардри. Передается от поколения к поколению. Полагаю, мне по-настоящему следовало бы и торк носить как вождю. Кьярд сказал, что положил его на самое дно. Ты не попробуешь его найти?
Кивнув в ответ, Келсон склонился над деревянной шкатулкой. Он помнил этот торк. Старый Каулай носил его в тот день, когда вышел принести Келсону присягу на его коронации. И вскоре он увидел, что под пряжками и кольцами лежит что-то подходящего размера и формы, завернутое в белый кроличий мех.
Концевые шишечки, которым был искусно придан вид конских голов, выглянули из меха, как только Келсон вытащил эту вещицу из-под других, и он протянул ее другу, а сам продолжил рыться в шкатулке.
— Можно подумать, Кьярд привез тебе всю сокровищницу Транши, — сказал он, вытаскивая кольцо, инкрустированное гранулами золота. — Это траншийская печать?
— Это? О да, траншийская, но не Мак-Ардри, — Дугал протер торк рукавом, а затем накинул его себе на шею, высвободив свою косицу и поправляя плащ и ворот так, чтобы они не мешали. — Вероятно, это следовало бы добавить к прочим знакам моего титула. Наряду с графской короной. У кого-нибудь еще такое есть?
— Вероятно, у Кьярда, — отозвался Келсон. — Во всяком случае, у кого-то из твоих людей. — Он надел перстень себе на палец, чтобы наверняка не потерять и опять сунулся в шкатулку: а что там еще? — О, какая прелесть… Застежка для плаща с львиной головой. Почему ты не выбрал ее вместо этой круглой?
— Эта? — Дугал мельком взглянул на нее, взяв у Келсона, затем покачал головой и опустил обратно в ящик. — Думаю, на сегодня она не годится. Хотя, обещаю надеть ее на твою свадьбу, если ты все-таки женишься на Сидане. — Он с гулким звяканьем опустил крышку сундучка. — Мне говорили, что отец подарил это матери в день свадьбы… и стало быть, она куда больше подходит для празднования торжества любви, чем для провозглашения кого-то военачальником. Согласен?
— М-да… Пожалуй. И все-таки она мне нравится куда больше круглой.
Сунув за пояс кинжал в ножнах, Дугал осклабился и робко кивнул.
— Если честно, то мне тоже. Но если я не надену подобающие знаки моего достоинства как вождя, особенно по случаю, когда я впервые, как таковой принят при дворе, я могу оскорбить своих родичей. Они подумают, что для меня куда важнее быть твоим графом, чем их вождем. А сам знаешь, как у нас на это смотрят.
— О, еще бы, — сказал Келсон, подражая рыкающему приграничному говору Дугала, и с улыбкой попросил его повернуться для осмотра.
Он опять был сдержан к моменту, когда тот остановился, а в серых, как у всех Халдейнов, глазах даже угадывалась легкая настороженность.
— В чем дело? — спросил Дугал.
Келсон со вздохом воззрился на свои сапоги.
— Хотелось бы, чтобы нынче утром у нас только и было забот — возвести тебя в графы, — тихо признался он. — О прочем я стараюсь и не думать.
— Как и все мы, — ответил Дугал.
— Тогда почему мы об этом думаем?
— Наверное… Потому что так надо.
— Так надо, — повторил Келсон.
Вдохнув поглубже, он выдохнул и поднял глаза с улыбкой, которая была лишь слегка напряженной.
— Ну, если уж на то пошло, полагаю, что и мне пора нацепить все знаки моего достоинства, как ты думаешь? Без них я не могу присвоить тебе графский титул.
— Конечно, нет, — воскликнул Дугал, уловив намек.
И они продолжали в том же духе все время, пока Келсон завершал свой туалет, и даже по пути в тронный зал до самых дверей.
Глава XVIII
И обручу тебя Мне в верности. [19]
Королевский Рождественский Прием: аромат ели и кедра и еще более пряный запах факелов из сосновых ветвей, напитанных смолой, освещающих ему путь через набитый до отказа, гудящий зал. Зов серебряных труб, рокот барабанов. Ослепительные наряды, обладатели которых почтительно раскланиваются, уступая дорогу; ряды придворных в праздничном платье, некоторые при оружии; дамы беспечны и легки, точно певчие пташки.
Как полагается в самые большие праздники, он надел украшенный самоцветами тяжелый венец, которым его короновали, а не скромный золотой обруч, в котором чувствовал себя куда привольней. Его черные волосы свободно падали на плечи. На позолоченном колоном поясе висел отцовский меч; инкрустированный скипетр покоился на сгибе левого локтя.
Прежде чем взойти на помост к высокому трону с балдахином, он двинулся налево, где ждали епископы, и ненадолго преклонил колени пред Браденом, чтобы получить рождественское благословение, и, стараясь не расплескать наполнивший душу мир, воссел на трон.
И отныне то был единственный островок спокойствия. Едва король занял свое место, ударили барабаны, привлекая внимание к глашатаю, который возвестил об открытии Рождественского приема.
Последовали приветствия верных вассалов — большинство их лишь мелькало перед глазами.
Голова его то и дело наклонялась в ответ на их низкие погоны, рука протягивалась, чтобы к ней в знак повиновения прикоснулись их губы, язык бормотал слова признательности, и даже что-то спрашивал о семьях и землях, и вот — перед ним кто-то новый, а за ним еще и еще…
Он просиял, когда к нему вдруг приблизился Дерри, ибо ведать не ведал, что тот собирается явиться ко двору на Рождество. Затем поднялся, чтобы поцеловать руку улыбающейся Риченде, которую подвел к нему Морган, и внезапно понял, почему Дерри здесь. И все-таки один сменялся другим слишком быстро, и мелькание замедлилось лишь тогда, когда выступил вперед Дугал, чтобы принять звание. И даже этот обряд прошел слишком скоро, чтобы доставить полное удовольствие.
Косички горцев, их пледы и оправленные в серебро кинжалы, вопли волынок. Опустившийся перед троном на колени Дугал. Слова сожаления о смерти старого графа, приветствие новому. Выражение повиновения и клятва верности, руки Дугала меж королевских рук. Взмах большим мечом плашмя — серебряная вспышка в воздухе между ними — и вот он опоясывает Дугала другим мечом с позолоченным графским поясом…
— …этим мечом обороняй беззащитных и наказывай зло, всегда помня, что у чести, как и у меча два острых края — правосудие и милосердие…
Внесены знамя и котел, ибо Дугал отныне правомочен предводительствовать на войне и обязан кормить и поддерживать своих вассалов… и вот он получает перстень и графскую корону.
— Хотя ценность этого благородного металла — знак твоего звания и достоинства, пусть вес этой короны напоминает тебе также о твоем долге и об ответственности, которую ты отныне разделяешь с нами. Поднимись, Дугал Мак-Ардри, граф Траншийский, и встань по нашу правую руку, среди других любимых нами доверенных советников.
Волынщики опять завели нечто бодрое и приподнятое, в то время как родичи Дугала торжественно несли его по залу на плечах, распевая славословие… Но, увы, слишком скоро пришлось вернуться к житейским бурям.
Вот он, вестник из Меары: выходит вперед, учтивый и смиренный, как приучен, но произносит дерзкие слова от имени своей госпожи, поправшей все предложения милосердия и предоставившей царственных заложников их участи. А вот — голова Истелина, окровавленная и точно вылепленная из воска, поднятая ввысь за прядь спутанных волос — грозное предостережение любому, кто изменит Меаре.
И даже этим не кончилось. Зал разразился воплями и громкими требованиями воздаяния. Нескольким женщинам сделалось дурно. Не одного и не двух вассалов Келсона пришлось силой удерживать, чтобы они не выместили гнев на вестнике, прежде чем того препроводили под замок, дабы защитить. Когда король и его главные советники удалились в палату совета, страсти накалились пуще прежнего. Слишком оглушенный и подавленный даже для того, чтобы думать, что делать дальше, Келсон сидел, уронив голову в ладони, и старался ничего не видеть и не слышать несколько минут, пока другие не выпустили пар. Он поднял лицо, лишь когда Браден, сидевший около него слева, повторно его окликнул:
