Бывших не бывает - Кароль Елена (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Ольга лежала в одном тонком платье на каменном полу. Глаза ее были закрыты, но я сумела выудить из мимолетных воспоминаний, что это не просто помещение, а самая настоящая камера. С решеткой под потолком, которая перекрывала крохотное окошко, ведущее на улицу, с дыркой в полу под нужду, с грохочущей железной дверью толщиной в добрые десять сантиметров.
Наверное, если бы одержимая пожелала сбежать, у нее бы получилось, но Ольга даже не пыталась. Даже не думала о том, чтобы вновь нарушить приказ учителя. А он сказал следующее: сиди и думай о своем поведении.
И она думала. Думала прежде всего о том, что зря пошла в мою лавку ближе к ночи. Надо было идти раньше, чтобы вместе с ненавистной лавкой уничтожить и меня. Тогда наказание было бы не таким горьким…
Я, как умела, старалась абстрагироваться от саморазрушающих эмоций подростка, но мой собственный гнев все отчетливее ощущался среди ярких эмоций Ольги. Маленькая мерзавка! Прожигательница жизни, не имеющая ценностей! Тебе бы лишь уничтожать то, что так или иначе стоит на твоем пути! И пути к чему?
В какой-то момент я поняла, что думаю слишком громко — Ольга замерла и недоверчиво распахнула глаза. Я сразу увидела все неприглядное убранство, которое ее окружало. Действительно камера. Старая… В голове мигом сложилась новая картинка воспоминаний, которую я потянула к себе, и по цепочке сумела собрать окончательный пазл местонахождения одержимой. Та самая заброшенная база НКВД. Сама Ольга не имела о ней ни малейшего понятия, но кто-то из подростков был более информирован, и в одной из нечастых бесед рассказал остальным, что здесь не только размещались военные, но и находилась закрытая исследовательская лаборатория, в которой в тридцатых годах двадцатого века ставились опыты над людьми. Ольга не придала этому значения, отмахнувшись от древней страшилки, ведь сейчас они были сверхлюдьми и не боялись никого и ничего. Ни мнимых призраков, ни реальных людишек. Они так и называли их между собой. Людишки. После второго посвящения, когда подросткам стали подчиняться стихии (во время первого — пришли физические силы), а это произошло в день, когда они ушли из дома, все стало иначе. По крайней мере, для Ольги. Она боготворила Егора и тайно ревновала его к остальным девушкам, которые тоже смотрели на своего кумира щенячьими глазами. Облегчение пришло, когда с третьего посвящения не возвратились Юлия и Оксана. Его проводил лично Егор. Вернулся один и с сожалением сообщил, что адепты оказались недостойны. Тогда же выразил надежду, что остальные возьмутся за ум и больше времени будут проводить за тренировками, и с особой теплотой посмотрел на нее. На Ольгу. А она так его расстроила…
Я зарывалась в память одержимой все глубже, выуживая на поверхность не только восторженные попискивания в адрес Егора и пожелания мучительной смерти мне, но и многое другое. Их обычное времяпрепровождение, взаимоотношения с остальными одержимыми, режим дня, тайную комнату Егора… Старалась впитать в себя как можно больше всего, так как чувствовала, что пора заканчивать. Уже отчетливо кружилась голова, холодели пальцы, меркло сознание, но я запрещала себе расслабляться и отступать. Второго шанса не будет.
Когда стало ясно, что еще секунда — и отключусь, навсегда потерявшись в недрах сознания Ольги, я прервала слияние. Распахнула глаза, фокусируя взгляд на потолке и осознавая, что уже не в камере, а в собственном теле, отрывисто задышала, буквально силой проталкивая в легкие воздух, и попыталась пошевелить пальцами. Удалось с трудом. Внутренние часы дали сбой, и я не понимала, сколько реально прошло времени. Пять минут или пять часов? Ждет ли еще Олаф моего зова или давно спит? Да и как позвать, когда все силы уходят на то, чтобы просто дышать?
Закрыла глаза, понимая, что у меня остались считаные секунды, прежде чем сознание меня покинет, и потянулась за помощью к гончим. Между Плетьми и сворой Гекаты всегда была особая связь. Не пропала она и сейчас — я моментально почувствовала отклик и не смогла не улыбнуться. Моя приязнь к собакам началась именно с призрачной своры…
И отключилась.
Он ждал. Терпеливо. Прислушиваясь к каждому шороху уснувшего дома. Час, другой, третий… Обычная дневная усталость уже давно давала о себе знать, но вместо того, чтобы лечь или хотя бы краем глаза заглянуть в гостевую спальню и удостовериться, что все в порядке, Олаф предпочел сварить побольше кофе и вновь вернулся наверх. Он сидел прямо напротив ее двери. На полу коридора. Понимал, что если она попросила помощи, то это не пустой звук. Он вообще вдруг начал понимать ее практически как себя самого. Видел все ее сомнения, чувствовал все страхи. Это странное открытие заставило обратиться к себе и спросить главное: что он хочет? Что хочет от жизни? А от Айи? Не пора ли все менять, чтобы не остаться у разбитого корыта? И как именно это сделать, чтобы не оттолкнуть, не потерять и не жалеть об этом всю оставшуюся жизнь?
И он ждал. Пил кофе, думал и снова ждал. Миновала полночь, ночь пошла на убыль, затекла нога, но он даже не думал уйти и лечь спать. Она просила помощи, и он успокоится только тогда, когда поймет, что она ей не нужна.
А затем завыли псы… Жуткий вой пронесся прямо по дому, ввинтился в уши, пробежался первобытным страхом по позвоночнику и замер у дверей гостевой спальни тревожным поскуливанием. Олаф достаточно долго общался с Александром, чтобы сообразить — это знак. Подскочил, едва не упав из-за того, что затекли ноги, торопливо размялся и поспешил войти.
Она лежала прямо на полу. Обнаженная и прекрасная в своей естественности. Волосы разметались вокруг головы, глаза закрыты, но одна рука протянута в направлении двери, безмолвно прося помощи. На негнущихся ногах Олаф приблизился, буквально рухнул рядом, но опыт взял свое, и первым делом викинг проверил дыхание и нашел пульс. Он был слабым.
Свечи давно прогорели, из приоткрытого окна по полу дул сквозняк, но не было ни намека на то, завершился ли ритуал или еще продолжается. Вновь заскулил пес, и Олаф вздрогнул от того, каким тоскливым был этот звук. Нахмурился, стиснул зубы и, запретив себе сомневаться, переложил Айю с пола на кровать. Если это не знак, то он — не потомок славных викингов. И пусть ругается, когда придет в себя, но сейчас он сделает все, что считает нужным.
Накрыв Айю одеялом, Олаф прибрал с пола, переставил отвар на тумбочку и даже попытался привести ее в сознание, чтобы напоить, но у него ничего не вышло. Смочил губы, влил немного внутрь, но побоялся продолжать, чтобы Айя не захлебнулась. Ее тело было неприятно холодным, лишь кулон из горного хрусталя, который она никогда не снимала, светился мягким потусторонним светом, едва уловимо пульсируя в такт биению сердца. Словно сама жизнь.
И он лег рядом. Не зная, чем помочь, Олаф решил хотя бы согреть и оставаться поблизости, чтобы в момент, когда к Айе вернется сознание, оказать всю необходимую помощь. Час, два… Кажется, она начала согреваться, но сон сморил, и, прежде чем уснуть, Олаф покрепче прижал к себе свою ведьмочку. Он всегда отвечал за свои слова, и если сказал, что никому не отдаст, то так оно и будет. Никому. Ни богам, ни смерти.
Было жарко и душно. Я помнила, что не успела позвать Олафа на помощь, и понимала, что теперь меня мучает жесткий откат от перенапряжения, но не могла пошевелиться. Даже глаза открыть не получалось. При этом было невероятно жарко, словно меня мучила еще и лихорадка, а на животе лежала каменная плита, не позволяя толком вдохнуть и выдохнуть.
А затем эта плита что-то пробормотала мне в область виска.
Замерла. Изумление оказалось настолько сильным, что я сумела открыть глаза, но тут же закрыла их снова. За окном уже вовсю был день, но даже плотно задернутые шторы пропускали столько света, что было неприятно. А рядом спал Олаф. Тревожно бормоча во сне что-то невнятное и периодически прижимая меня к себе настолько крепко, что становилось даже больно. Мы пролежали так не меньше часа, прежде чем я почувствовала, что могу пошевелиться и попробовать изменить ситуацию. В горле пересохло, и я даже не пыталась что-то произнести, но вот ткнуть кое-кого ногтем в бок — сил у меня хватило. Ну как ткнуть… скорее, вяло надавить.
