Сны Черной Жемчужины (СИ) - Линкольн К. Берд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Что ты с ним сделал? — осведомился он.
— Простите, но я посмел ввести седативное в самолете, — сказал Кен, встав рядом со мной, чуть пригнувшись из-за низкого потолка. Разговор был на японском, но я едва понимала почтительное обращение в предложении Кена. Видимо, этот мужчина был из Совета. Он был кицунэ как Кен? Рокабилли не вязался с теми японскими мифами, которые я слышала.
Рокабилли медленно вдохнул сквозь зубы — папа так делал, когда был крайне недоволен.
— Так он обезумел?
— Он не безумен. У него бывают ясные моменты. В самолете ему было тяжело, — Рокабилли посмотрел на меня, словно его возмущало, что я вообще заговорила.
Волоски на моей шее вдруг встали дыбом от этого внимания. Я поежилась. Высокая женщина с красивой фигурой прошла в комнату. Ее кожа была белой, как молоко, а волосы блестели, напоминая слоновью кость. Ее глаза были темно-карими, радужка сливалась со зрачками, и от этого глаза напоминали черные прорези на вырезанном остром лице. Она подняла руку, рукав ее асимметрично вырезанного кимоно взмыл в невозможно изящном жесте. Она покачала головой. Рокабилли чуть сжался и притих.
Кен поклонился ей и замер в поклоне надолго.
Она опустила ладонь на плечо папы. А потом повернула к Кену с искусно приподнятой бровью, которая могла быть нарисованной на ее лице без ресниц и волос.
— Дочь Хераи-сан, — официально сказал Кен. — Кои Пирс сопроводила нас домой.
Она изящным взмахом ладони и запястья указала на папу. Кен кашлянул.
— Он должен проснуться через час. Есть еще один спутник, которого я должен представить.
Я огляделась. Леди приподняла бровь, поджав губы. Кваскви не было видно.
— Я его приведу, — Кен поклонился и попятился в комнатку в стороне. Без него я вдруг ощутила усталость и волнение из-за того, что осталась одна с Рокабилли и Снежной леди. Неловко. Но я же не могла оставить папу с ними? Почему Кен так долго?
— Почему на Пон-сума сидит синяя сойка? — сказал мужской голос из соседней комнаты. Рокабилли отодвинул бумажную дверь шоджи, и стало видно главную комнату домика, где лысый мужчина в оранжевой робе сидел в позе сэйза, ладони были сложены идеальным треугольником на коленях, он смотрел в окно.
Снежная леди и Рокабилли прошли в другую комнату. Я — следом. Кваскви явно нашел подростков. Они держали метлы из связанных камышей, словно пытались убрать синие перья с чистого гравия. Как только мальчик сметал кучку, синяя сойка на его плече сбрасывала еще перья. Жрица шла за ними с презрением.
— Сиваш Тийе насмехается над нами таким поведением?
Снежная леди многозначительно посмотрела на меня. Лысый монах медленно повернулся. Он окинул меня взглядом.
— А ты?
— Она — дочь Хераи, — сказал Рокабилли.
— Баку?
— Так говорит Фудживара Кенноске.
— Ах, вот как, — видимо, для монаха эта новость не была важной. Он обратился к Рокабилли, словно в комнате больше никого не было. — Хватит. Собери американцев.
Рокабилли стукнул пятками, поклонился по-военному и прошел по прихожей и сунул ноги в традиционные деревянные гэта. Я видела в окно, как он отдавал приказы. Подростки бросили метлы. Пон-сума, мальчик, осторожно поднял синюю сойку с плеча обеими ладонями и подбросил ее с удивительной силой на десять футов в воздух.
Вопя, синяя сойка безумно била крыльями, чтобы вернуть равновесие, замерла на вершине взлета, а потом сжала крылья и бросилась пулей к поднятому лицу Пон-сумы.
Мальчик стоял и не моргал. В последний миг сойка улетела вправо, задела помпадур Рокабилли. Член Совета вздрогнул.
Снежная леди медленно выдохнула. Как-то это передало страдания и презрение, при этом воздух в комнате стал на пару градусов ниже.
Кен, Кваскви и Рокабилли вышли в прихожую, где стальные взгляды упали на синее перышко, которое медленно плыло по пыльному воздуху и опустилось на чистый татами, выделяясь, как помада на белом воротнике.
— Твой отец просыпается, — шепнул Кен мне на ухо. Его тепло за моей спиной было единственным, что держало меня на месте. Все инстинкты выживания кричали бежать отсюда.
Слишком много народу. Слишком тесно.
За прошлую неделю я узнала достаточно от папы и Кена, что нужно опасаться случайных прикосновений. Это было как кашель, чтобы прочистить горло, как вспышка, с которой фрагмент сна пропадал. Но у тех, кто был в комнате, были не мелкие фрагменты сна. Сны Иных были совсем другим безумием.
— Все хорошо, — прошептал Кен на английском. — Встань с ним. Помоги проснуться.
Кваскви улыбнулся в своем стиле, и мы неловко прошли мимо других на пороге.
Глаза папы были открыты.
— Это Чайный домик? — тихо спросил он.
Я сжала его руку в рукаве обеими ладонями, опустилась рядом с его креслом, кивая, пытаясь передать и получить силы.
Ладонь папы дрожала в воздухе, пока он тянулся к моей голове. Ладонь тяжело опустилась туда. Я сжалась, но сон не вспыхнул между нами. Папа был в ясном сознании. Он понял, где мы. Он сдерживал свои фрагменты.
— Почему ты говорил мне держаться подальше от Черной Жемчужины? Ты боишься Совета? — прошептала я, чтобы никто в соседней комнате не слышал наш разговор.
— Желание живет во всех нас, — тихо сказал папа на японском. — Желание быть со своим видом. Япония после Второй Мировой войны оказалась с новой конституцией и без армии, но это страна на острове с островным менталитетом. Совет не случайно собирается в храме Ясукуни.
— Папа, — сказала я. Он увиливал от моих вопросов.
Он прижал ладонь к моей щеке. Его кожа была как сухой пергамент.
— Я не хотел, чтобы ты… была тут. Они приведут тебя к Черной Жемчужине. Совет попросит тебя есть сны.
— Они встретятся с вами сейчас, — Кен потянул меня за локоть. Мы с папой переглянулись, глаза были полны эмоций, и я едва могла дышать. Он встал и зашагал решительно, отличаясь от ослабевшего мужчины, с которым я летела через океан.
Кен провел нас в главную комнату. Там Рокабилли и Снежная леди сели в позе сэйза по бокам от монаха, расположившись симметрично перед нишей токонома. За ними был рисунок лис, исполненный чернилами, одинокая лилия калла в керамической вазе и стеклянная чаша воды.
От идеального вида сводило зубы. Я помогла папе опуститься рядом с Кваскви, скрестив ноги.
Кен опустился на колени и поклонился, его лоб коснулся идеального треугольника его ладоней на татами.
— Позвольте представить уважаемого члена Совета Хераи Акихито, Кои Пирс и представителя западного альянса Иных, Тийе Кваскви.
Монах нахмурился.
— Тийе Кваскви нам известен, конечно, но ты обязан называть в представлении полные имена, Вестник, — лицо Кена переменилось. Глаза почернели, щеки и челюсть стали острее, длиннее — я считала, что таким было истинное лицо Кена, его лицу кицунэ.
Монах назвал его Вестником. Слугой Совета. Он глубоко вдохнул и склонил голову.
— Кои Авеовео Пирс. Тийе Кваскви Вематин.
Шок ударил меня снежком по лицу. На миг мы с Кваскви были отражениями смешного недоверия. Кен дал им мое имя. Мое полное истинное имя. Кваскви очнулся первым.
— Ваш скромный слуга, — сказал он насмешливым тоном, ясно давая понять, что он опешил лишь на миг и не боялся.
— Зачем? — тихо спросила я, но Кен отвернулся к Совету.
— Необходимы укрытие для девочки хафу-баку и переговоры с Сиваш Тийе, — сказал он.
«Что ты наделал, Кен?».
Холодный шок сопровождала ледяная струйка на спине. Осознание, что все это время меня могла обманывать иллюзия кицунэ. Все, что он говорил в Портлэнде, было ложью? Даже поцелуи?
Я прикусила губу. Нет, я пробовала сны Кена. Они были честными, фрагменты про бег по лесу. Его фрагмент сна в последний миг боя с Улликеми помог мне удержаться за себя и высвободить древнего дракона из плена камня Вишап. В его фрагменте была женщина-воин, которая сияла, и оказалось, что такой он видел меня.
Или это тоже была иллюзия? В интересах Кена было отпустить Улликеми, чтобы он мог забрать нас в Токио. Я ведь была всего лишь маленькой баку. А если он манипулировал сном, хоть я и не знала, как?
