Леди, которая любила лошадей (СИ) - Демина Карина (мир книг .TXT) 📗
Так почему не она?
Одинокая. Оставшаяся некогда без поддержки мужа и денег, сумевшая возродить, что дело, что состояние… могла ли?
Сложно сказать вот так, сразу.
А беседка и вправду оказалась хороша, поставленная чуть в стороне от дорожек, укрытая темным тяжелым виноградом, она будто специально была создана для разговоров приватных.
Внутри было влажно.
Слегка прохладно.
И пахло землею, деревом и резкими тяжелыми духами Ефимии Гавриловны. Подумалось, что в этаком укромном месте многое сотворить можно.
- Вы должны мне помочь, - сказала Ефимия Гавриловна, прежде чем Демьянова фантазия вовсе вышла из берегов.
- Чем?
Она присела на краешек лавки, осторожно, будто опасаясь, что эта лавка не выдержит ее веса. Вздохнула. Прижала к груди платочек и уставилась перед собой невидящим взглядом. Сумрак беседки скрывал ее лицо, и волосы, и лишь белая блузка выделялась этаким неуместно ярким пятном.
- Аннушка хорошая девочка, но… она запуталась. Совершенно запуталась. Ей кажется, что вся-то жизнь и будет проходить в одном лишь веселье, что иначе и невозможно-то… и не желает, никак не желает понять, что веселье скоротечно, как и молодость.
Ефимия Гавриловна всхлипнула неожиданно тонко, как-то совсем уж по-девичьи.
- Меня она слушать не хочет. Связалась с этим проходимцем.
- Сочувствую.
Демьяну кивнули, и ручка с белым платком коснулась лица.
- Я… скоро меня не станет. И кто позаботится о ней?
Стало как-то слегка… не по себе. Заботиться о посторонней девице весьма свободных нравов у Демьяна никакого желания не была.
- Женитесь на ней. Пожалуйста.
- Простите?
Демьяну показалось, что он ослышался, но Ефимия Гавриловна повторила:
- Женитесь.
- Я пока не готов жениться.
Тем паче на подобной особе, полагающей, что мир весь и целиком создан исключительно для ее личного пользования. С этакою не жизнь будет, а сплошное мучение.
Да и в лошадях она понимает мало.
- Отчего же? – Ефимия Гавриловна убрала платочек и тон ее изменился, появились в нем этакие властные нотки, которые Демьяна пугали. – Она молода. Здорова. Миловидна. Что еще надо?
Ума бы хотелось.
И воспитания какого-никакого. Близости душевной, руку на сердце положа, ибо без нее, как теперь Демьян понимал, смыслу в браке нет.
Любовь…
Про любовь он точно сказать ничего не мог, ибо, несмотря на годы и жизнь довольно-таки бурную, влюбляться ему, так, чтобы до потери разума и способности дышать, не случалось. Бывали, положа руку на сердце, разные симпатии, но и те проходили быстро.
- Послушайте, по вам видно, что мужчина вы серьезный. Офицер или так… не важно, главное, что сумеете с норовом ее совладать. Хотя бы по первости. А там детки пойдут, и ей не до того станет.
В темноте огромные глаза Ефимии Гавриловны влажно поблескивали.
- Простите, но пока не имею подобных жизненных планов. И не могу связывать себя обязательствами…
- Она пустоголовая, конечно, но не злая… совсем не злая… и наследница… у меня не один миллион рублей… подумайте. Все-то станет вашим и только вашим.
Вот еще миллионов ему за руку с сердцем не предлагали.
Демьян покачал головой.
- Видите, - печально усмехнулась Ефимия Гавриловна. – Порядочный вы человек… жаль…
- Что порядочный?
- С другой стороны, - продолжила она, будто не услышав, - не будь вы столь порядочный, я бы и не просила. И что мне делать?
- Отошлите ее куда-нибудь.
- Куда?
- Не знаю… в Англию вот. Есть там пансионаты для девиц. Или просто мир посмотреть…
- Посмотреть… мир… - Ефимия Гавриловна ненадолго задумалась и вздохнула. – Я когда-то мечтала, что поеду по Европам… Франция вот, и Австрия… и еще непременно Египет.
- И что вам мешает?
- Не знаю, - она совершенно успокоилась и, показалось даже, что отказ Демьяна ее нисколько не расстроил, что на самом-то деле если и собиралась она говорить, то уж точно не о Нюсином замужестве. Тогда для чего все это?
Ожидание.
Беседка.
- Прежде вот дела мешали. Никому нельзя верить, за всем смотреть надобно… и еще страх… понимаете, нам случалось жить бедно, до того бедно, что я сама и готовила, и убиралась, и вещи штопала. Пять лет считала копеечку к копеечке и привыкла вот. Теперь копеечек набралось множество, а мне по-прежнему тратить страшно. И оттого за Нюсеньку боюсь, что она-то как раз деньгам счета не знает. Обвиняет меня в скупости, не понимая, что потратить все просто. А заработать… поди-ка попробуй.
Демьян кивнул, соглашаясь, что оно и вправду потратить легко.
Интересно, те конфеты хотя бы понравились? Нет, денег ему жаль не было, в конце-то концов, он привык жить скромно, а потому никогда-то особой нужды не испытывал.
Но хорошо бы, если бы понравились.
- Но вы правы… да… надо уезжать… она тоже в Париж хотела, возомнила, что ее там сразу заметят и позовут моделью. И слушать не желает, что девице порядочной в модели идти никак невозможно. Кто ее потом замуж-то возьмет?
Демьян мог бы сказать, что как раз замуж Нюся и не стремилась, но промолчал.
А Ефимию Гавриловну, кажется, всецело захватила новая идея. И она, эта идея, заставила ее вскочить.
- Простите… и спасибо… и еще раз простите… но если вдруг передумаете, если решите, что жениться вам все же стоит, то я буду рада.
- А Нюся?
- Что? А… нет, не думаю, но поверьте, я найду способ с нею сладить. Я, в конце концов, мать и лучше знаю, что ей нужно для счастья.
После нее в беседке остался тяжелый запах духов и ощущение, что он, Демьян, все же совершенно не понимает женщин.
Глава 4
Василиса лежала в кровати и ела конфеты.
Вот так просто лежала, бездумно глядела в окно, за которым солнце медленно выплывала из-за гор, и ела конфеты. Поставила деревянную коробочку, такую всю темную и гладкую, что просто прелесть, откинула крышку и пересчитала.
Четыре рядочка по шесть шоколадных трюфельных шариков в каждом.
Первый Василиса раскусила, наслаждаясь, что терпкой горечью посыпки, что мягкостью начинки. Зажмурилась, наслаждаясь ощущением того, как медленно тает шоколад на языке.
И показалось, что сегодняшний день определенно будет чудесен.
Просто не может не быть чудесным день, который начинается с шоколада.
- Я так и знала, - Марья зевнула во весь рот, не озаботившись прикрыть оный ладонью. – Утро несусветное, а она уже не спит. И шоколад жует.
Марья куталась в старый Василисин халат. И простоволосая, босая, выглядела до того домашнею, что Василиса удивилась и подумала, что никогда-то прежде сестру такой не видела.
- Делись, - велела та. – И двигайся.
- А ты чего встала?
Делиться шоколадными трюфелями было жаль. Немного. Нет, можно будет, конечно, отправить Лялю в лавку или самой съездить, наверняка, там сыщется еще, но… это ведь не то.
- Вещерский, зараза этакая, - сказала Марья, будто это что-то да объясняло. – Я его просила меня не будить.
- А он?
- А он и не будил. Но я же все равно проснулась.
- Но он же не будил.
Марья вытянулась на кровати, и светлые волосы ее рассыпались по плечам золотым полотнищем. Конфету она выбирала тщательно, будто от выбора этого зависела по меньшей мере вся ее жизнь.
- Все равно зараза. И авто забрал… поедет бомбистов ловить. Там скажи своей… Ляле, чтоб шкатулку черную в кабинете не трогала.
- Скажу.
- Бомба там.
- Бомба? – следующий трюфель оказался с ореховой начинкой, а в ганаш добавили капли соленой карамели, отчего вкус получился немного странный, но приятный.
- Ага… вот я ж не раз говорила этому паразиту, чтоб не смел таскать домой всякую гадость. Так нет же… как ребенок, право слово. У Никитки вечно полные карманы каких-то камушков, ракушек и лягушек, но это ладно, Никитке всего десять… а у этого бомбы… и думаешь, в первый раз?
- Сочувствую.
Марья махнула рукой и вытащила круглый золотой шарик.
