Ведьмина ночь - Демина Карина (книги онлайн полностью бесплатно .txt, .fb2) 📗

– Спасибо, – я допила до последней капли. – И… извините.

Теперь почему-то я не могла к нему на «ты».

– Вы… ведьмак?

Ведьмаки – редкость, хотя не сказать, чтоб вовсе уж редкостная.

Он чуть склонил голову и прищурился.

Старый.

Не такой, как книга… но сколько ему на самом-то деле?

– Она ведь давно умерла, ваша бабушка?

– Не особо.

– Но… она ведь была старше, верно? За сотню перешагнула? Вам сколько? Ведьмаки ведь тоже стареют медленнее обычных людей. А вы…

– Стареют не от лет, стареют от жизни.

– Но… пенсия… вы ведь на пенсию вышли еще до того, как я появилась. Значит…

– Я на Северах жил одно время. А там стаж по-иному идет.

Отговорка. Может, и по-иному, но не настолько же. Ему точно… за шестьдесят? Семьдесят? А бабке его?

– Она ведь за сотню перешагнула, верно? Ваша бабушка…

Хмыканье.

И кивок.

– Тебе-то с этого что?

Ничего. Хотя… может, задумалась бы, прежде чем этакий подарок принимать. Или нет? Думала-то я всегда с запозданием. И теперь тоже.

– А вы… почему не взяли книгу?

Он провел ладонью по щеке, придавливая отросшую щетину. Вздохнул.

– Нету в том смысла, девонька… силу-то я взять могу, да на мне она и кончится. Все ж таки такие, как я, скорее выверт природы, чем путь.

Ломота отступала.

– Да и своей мне доволи. Пусть ведьмак, но род за мной старый стоит.

А ведь он мог бы пойти учиться. Или даже нет, просто заявку подать, в профсоюз, встать на учет, получить лицензию, практику открыть. Многие так делают. У нас на курсе было двое ведьмаков, и оба, сколь знаю, неплохо устроились.

Афанасьев вон в травах разбирается отлично. И думаю, не только в них.

На меня поглядел, пальцами лба коснулся и руку убрал.

– Моя от… супруга бывшая, тоже как прознала, то и… – он махнул рукой. – Начала ворчать, что способности, что возможности… я и поддался. Тогда-то аккурат и вернулся.

– С Северов?

– Не, там я еще раньше был. С корабля списали. По собственному… не важно. Главное, жена молодая, ей в столицы охота. И я рад угодить. Но приехать-то приехали, на службу устроился. Участковым. От как ты…

Слабо верится.

– А тут аккурат высочайшее дозволение вышло. Императорское.

Это ж когда было-то? Мы проходили. О признании ведьм и ведьмаков, об уравнивании прав с магами, о мерах, позволяющих улучшить обслуживание… и что-то там еще.

Это ж до моего рождения.

Задолго.

– Многие не особо верили, а я вот рискнул. Открыл кабинетик, травки там, заговоры. Практика, стало быть, частная. Оно-то дело пошло, конечно.

Афанасьев вздохнул и поднялся.

– Да только скоро мне тошно сделалось. Не мое это… совсем. Терпел, терпел, да и… – он махнул рукою. – Хреновый я ведьмак. А от участковым неплохим был. Вставай. Иди ополоснись и поедем.

– Куда?

– К доктору. Больничный закрывать.

– А…

– Ушла она от меня, – на мой невысказанный вопрос Афанасьев все же ответил. – К полковнику одному, пусть не шибко родовитому, но с перспективою. Я не виню. Она иной жизни желала, которой я дать не мог. Её и получила. Была счастлива.

А он?

Был ли? Он ведь одиночка, а… спрашивать неудобно.

– Иди, давай, – Афанасьев отвернулся. – А то ж люди ждут.

Я и пошла.

Ванная комната в моей каморке имелась. Ну как, комната. Крохотная, куда только и влез, что умывальник да штанга с душем. Я задернула старую шторку и включила воду. И стояла. Просто стояла, позволяя воде смывать с тела и пот, и остатки зелья.

Все одно странно…

Почему Афанасьев в реестрах не числится? Если дело свое открывал, то должен был получать лицензию. А значит, и в реестр попал бы. А там, коль попадаешь, то и остаешься до самое смерти.

Но тогда на деле имелась бы отметка.

Или она имелась?

Мне-то личные дела в руки никто не давал. Не того я полета птица. Хотя… будь такая отметка, участок считался бы укомплектованным. И запрос на ведьму не удовлетворили бы, а повесили бы все эти дела на Афанасьева.

Или в те времена, сразу после выхода высочайшего указа, никто реестров не вел? Может и такое статься. Тогда-то бумаг было больше, но и терялись они куда чаще. Никаких тебе общих баз, облачных хранилищ и мгновенного обмена информацией.

Нет.

Все равно ничего не понятно.

Кроме того, что мне, кажется, очень сильно повезло. Но это-то и подозрительно.

Закутавшись в старенький – еще в студенческие времена его прикупила, с первой стипендии – любимый халат, я выглянула из душа.

Афанасьев колдовал над плитой.

Плиткой. Нормальная-то плита не встала, а вот плитку электрическую я прикупила. Одной много ли надо? Холодильничек тоже подобрала как-то.

И вот куда его?

С собой?

А как? Еще ведь вещи, пусть немного, но все-таки… и телевизор. Ноут ладно, он маленький, кину в сумку и все. Телефон. Зарядки. Что еще? Косметику. Полотенца в количестве трех штук и массажер для ног, приобретенный в пору осенней депрессии. Я его даже распаковала.

– Садись, – велел Афанасьев.

Стол у меня был так, не стол даже, а доска, приставленная к подоконнику и ножкою подпертая. Сотворила его не я, а жилец, который обретался в этой норе до меня. Но я приспособу оценила.

А вот стул уже родной, притащенный с ближайшей помойки.

Нет, участковые ведьмы получают неплохо, но мне вот как-то всегда было жаль деньги тратить. То ли сказалась привычка экономить, то ли сама по себе я была жадной.

Стало вдруг стыдно.

И перестало.

Афанасьев раскладывал по тарелкам яичницу. И вот как получилась-то! Белые озера белка, который схватился плотно, без соплей, и в то же время яркие острова желтков. Сверху – мелко порубленный лук.

Кусок сливочного масла, что таял и расползался тонкими ниточками.

Хлеб.

И тушенка, вывернутая из банки в глубокую миску.

– Ешь, – Афанасьев подвинул тушенку ближе. – Не стесняйся.

Я бы, может, и застеснялась, но голод… запах… кажется, в жизни я такой голодной не была. А потому только и выдавила:

– Ш-пасибо.

С набитым ртом, конечно, не слишком вежливо, но плевать. Так мы и ели. Я жадно, пусть и стараясь не подавиться, Афанасьев – неспешно и явно за компанию.

После и чаю сделал.

И варенья подал. И снова пирожков выложил, найсвежайших.

– А колени у тебя не болят, – я принюхалась. Пирожки были с яблоками, да не просто тертыми или там кусками, нет, такие мама пекла. Яблоня-то у нас была старая, яблоки давала мелкие и суховатые, вот она их и нарезала, и скидывала на сковороду, туда же отправляла пару ложек сахару и кусок сливочного масла.

Надо же.

А казалось, я о той жизни ничего-то и не помню.

Но лучше бы и не помнила вовсе, до того вдруг тошно сделалось. И тоскливо.

– Отчего же, болят.

– Только от моих мазей толку немного, – я все-таки стянула пирожок. И укусила, закрыв глаза. – Почему? Почему именно я? Я ведь не самая сильная…

– Сила без надобности. Он, хватает.

– И не самая умная…

– Не скажи. Говорил я с одним своим старым знакомцем… он еще раньше приходил, спрашивал.

Бизон?

– Борис Игнатьевич?

Зоненко. Если взять первые буквы имени и отчества… кому и когда из студентов это пришло в голову? Без понятия. Но кличка приклеилась. Пусть даже ничего-то в облике его не было бизоньего, напротив, Зоненко был высок, тонкокостен и сухопар. И походил скорее на престарелого журавля.

– Он самый. Искал место для одной способной дурочки.

Надо же… а я бы никогда и… и выходит, думаю я о людях хуже, чем они того заслуживают. Совестно. Но не настолько, чтобы кусок поперек горла встал.

– А мне аккурат нужна была толковая ведьма, с головою от мусора свободной.

– Это не про меня, – вздыхаю и запихиваю в себя пирожок.

А чай – с травами. Чабрец чую, еще самую малость – календулы цвет. Капля брусничного листа.

– Ну… любовь-морковь, дело молодое… оно и ладно вышло. Складно, я бы сказал. Прямо одно к одному, – Афанасьев потер руки. – Ладно, ты меня глазищами-то не сверли. Оно-то да, голову тебе задурили изрядно, но зато теперь, разок обжегшись, не купишься.