Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович (книги хорошего качества txt, fb2) 📗
И Тарик быстрым шагом пошел с улицы Серебряного Волка — словно бы ставшей с этого солнечного утра чужой, опасной, непонятной...
Глава 2
И ГРОМ ФАНФАР,
И БЛАГОЛЕПНАЯ ТИШИНА...
Смело можно сказать, что к затейливой чугунной ограде стоявшего среди дюжины раскидистых лип особняка Стайвена Канга Тарик подошел во всеоружии — или, пользуясь военными словечками, разведку провел самую тщательную. И Балле, и другие студиозусы, и худог Гаспер не так давно рассказали ему о Канге достаточно, а знание, как написал кто-то из старых книжников, коего часто упоминал Байли, может в иных случаях оказаться оружием посильнее и надежнее шпаги...
Когда Канг купил этот дом у вдовы обедневшего барона и принялся обустраиваться по своему вкусу, он возжелал украсить ограду чугунными летучими мышами, про которых немало написал в своих книжках. Однако, едва заслышав об этом, воспротивился бискуп7столицы — летучие мыши не были символом черного, но очень уж часто выступали прислужниками и посланцами нечистой силы, а то и самого Врага Человеческого. А заодно не на шутку разгневался, узнав, что Канг собирается поставить возле ворот статуи болотных упырей, тоже частых своих персонажей. Изворотливый Канг малость погрустил, но нашел выход: у ворот встали на страже статуи
лесной феи Адаланты, которую представляют в образе тигрицы с головой красивой девушки. Тут уж возражений от бискупа не последовало: считается, что феи стоят на равном удалении и от зла, и от добра. Редко, но делают людям добро, а вот с нечистой силой не водятся...
В точности как крыло Птицы Инотали, голова лесной феи прямо-таки сверкала, отполированная превеликим множеством касаний. Среди почитательниц Канга кружили разнообразные поверья: якобы, если погладить по голове Адаланту, обретешь умение изящной словесности, или будешь навсегда избавлен от происков нечистой силы, или разбогатеешь, или... Да множество поверий ходило — к чему Балле и остальные относились насмешливо...
Ворота закрыты, и возле них прохаживается зоркоглазый здоровенный сторож — случалось уже, что почитатели Канга пытались выцарапать на боках девы-тигрицы свои имена, а однажды темной ночью отбили у одной из статуй бронзовый хвост и скрылись с добычей, причем так и не были разысканы Сыскной Стражей ни они сами, ни хвост, так что пришлось у того же мастера делать новый (Балле добавил: ходят слухи, что за этим стояла некая придворная дама, в чьей спальне хвост теперь и висит на почетном месте рядом с полкой, на которой красуются все до одной книги Канга, трудами дамы оправленные в переплеты из лучшей гуфти и самого дорогого аксамита, украшенные исключительно красными самоцветами, — все знают, что любимый цвет Канга как раз красный, цвет крови, столь обильно льющейся на страницах его сочинений).
После второго кувшина Балле под хохот собутыльников рассказал еще Тарику: по достоверным сведениям, преданная почитательница пыталась залучить Канга в свою спальню, через верных людей обещая горсть алмазов и прельщая тем, что благодаря своим связям при дворе выхлопочет ему почетное звание Королевского Сочинителя. Однако любящий почести Канг и на это не повелся: дама годочками годится ему в мамаши да и страшновата собой...
Тарик прилежно встал последним в длинную очередь, тянувшуюся шагов на двадцать, уходившую в одну из калиток и упиравшуюся в небольшой домик светло-красного окраса, с темнопурпурной крышей. Впрочем, очередь продвигалась довольно быстро: из другой двери то и дело выходили с просветленными лицами читатели и читательницы, спешили к большому павильону тех же колеров.
Тарик от нечего делать разглядывал очередь. Мужчины и женщины, пожилые и молодые, одетые отнюдь не бедно. Дворян не видно, но точно известно: не так уж мало дворянок здесь появляются, наряженные Светлыми Цеховыми, а мужчины — Мастерами. В дворянском обществе все же считается неполитесным публично проявлять интерес к голым книжкам, а уж тем более приглашать на балы и приемы их сочинителей — даже самых знаменитых и носящих, подобно Кангу, дворянское звание. Благородные почитатели втихомолку говорят, что эту замшелую негласку пора поломать (приняли же в обиход при покойном короле дворянские платья с голыми плечами и подолами выше колен), но пока что торжествуют старинные традиции на этот счет...
Некоторое время Тарик от скуки развлекался тем, что пытался угадать по осанке, кто здесь переодетые дворяне, но потом оставил это занятие. С мужчинами проще: вон тот рыжий с бляхой Мастера-Печатника наверняка гербовый, у него совершенно дворянская хватка — правой рукой вольно отмахивает, а левой по привычке словно бы придерживает у пояса тяжелую шпагу. С женщинами гораздо труднее: встречаются, Фишта говорил, и такие особенно дорогие веселые девки, каких незнающий ни за что не отличит по платью и манерам от какой-нибудь графинечки... Девушек и женщин постарше здесь было добрых две трети, и вот с ними совершенно непонятно...
Когда настал его черед, Тарик оказался в небольшой светлой комнате, обитой красным штофом с черными силуэтами летучих мышей (говорят, бискуп сказал: «У себя в комнатах пусть хоть урыльник
в виде летучей мыши изладит и в рот ей писает, а на людях нечего всякую богомерзкую срамоту выставлять!»). За столом с изящными ножками в виде когтистых лап неведомого зверя (а может, сказочного чудища) сидел располагающий к себе человек ученого вида. Справа от него полудюжиной штабелей лежали новенькие книги Стайвена Канга, а слева красовался, как и предупреждали, высоченный план павильона, где ряды означавших стулья квадратиков были очерчены цветными линиями, а сбоку стояли большие черные цифры, означавшие плату в серебряных далерах. Тут же стоял слуга в малиновой ливрее, украшенной теми же летучими мышами.
Человек ученого вида (красный кафтан, но летучая мышь только одна, серебром на груди вышита) предупредительно осведомился:
— Что предпочитаете, молодой человек?
Тарик молча выложил на стол перед ним три далера. Обычное место, звавшееся «молчаливым», стоило далер, а первые полдюжины рядов, где можно задавать вопросы, были втрое дороже. Цены у них здесь, конечно, те еще, но Тарик сюда пришел не развлечения ради, так что приходилось раскошелиться...
— Что ж, посмотрим... — человек ученого вида повел карандашом по такому же печатному плану, лежавшему перед ним (часть квадратиков перечеркнуты). — О! Остались три места в первом ряду. Вас устроит какое-то из них?
— Любое, — сказал Тарик. Первый ряд — совсем хорошо...
— Извольте, — секретарь Канга (Тарик знал, что это один из секретарей) привычно вывел две циферки на листочке желтоватой бумаги, украшенном причудливым орнаментом и неизбежной летучей мышью (сама по себе памятка для почитателей), подал Тарику, осведомился: — Не желаете ли приобрести книгу с собственноручно выведенным именем творца? Всего три далера...
Ну, тут уж не облапошите! Никакого такого собственноручно выведенного имени. У Канга есть печатка в виде его разборчивой подписи, ее секретари на книги и шлепают. Нет уж, ищите другого дурака, а на улице Серебряного Волка их не водится...
— Нет, душевно благодарю, — сказал Тарик. — У меня уже есть, и не одна...
Секретарь явно был разочарован (получает долю с выручки, как иной Приказчик), но виду не показал и не захотел терять время на уговоры: очередь еще была длинная. Так что Тарик вышел в другую дверь и уверенно направился к светло-красному павильону, красивому и большому.
Снаружи не нашлось ничего, что бискуп счел бы «богомерзким», а вот внутри такового имелось в избытке. По стенам, обтянутым алой драпировкой, — золотые и черные силуэты и рисунки: летучие мыши, всякие чудища (частью из сказок, а счастью придуманные Кангом), черепа и шкилеты, листья, цветы и ягоды волчьей красавки, блеклого медлунца и закоморника (чаще других употребляются во всевозможных чародейных зельях) и еще всякие изображения, прекрасно знакомые читателям Канга, к каковым, безусловно, относился и Тарик. Многие их откровенно разглядывали, но Тарик особенно не таращился — ежели рассудить, он единственный, кто пришел сюда по делу...
