История, рассказанная в полночь - Сербжинская Ирина (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Куксон, впрочем, ко всему этому изобилию был равнодушен: хлеба гоблины не едят, а уж про сладости и говорить нечего.
Неторопливо шел он по улицам, улыбался своим мыслям. Началась зима, праздники, приятные вечера, долгие дружеские беседы… словом, впереди ждало только хорошее.
И только Куксон так подумал, как вдруг встретился взглядом с чужими глазами.
Неприятные глаза, холодные, бесцветные, словно изо льда сделаны.
Микмак!
Зимний дух с ледяным сердцем: лицо голубоватое, бескровное, волосы белые, инеем припорошены и никогда этот иней не тает.
Живут микмаки высоко в горах, бродят по заметенным буранами горным тропам, едят снег и никакой мороз, никакая метель не страшна им, ведь в жилах у них не кровь, а лед.
Горе путникам, встретившим зимнего духа на своем пути! Заморозит микмак человека своим дыханием, превратит в ледяную статую.
Тепла микмаки не любят и с гор спускаются только с наступлением зимы. Давненько их в Лангедаке не было…
— С первым снегом, почтенный Куксон, — тихо промолвил зимний дух.
Куксону точно пригоршню снега за шиворот высыпали, однако ж, виду не показал: ответил сдержанным поклоном и дальше последовал. Даже шагу не прибавил, хотя знал, чувствовал: смотрит микмак вслед белыми ледяными глазами.
Оказавшись за углом, гоблин натянул колпак поглубже, шарф поправил — и быстрей-быстрей, подальше от микмака.
Прошел скорым шагом вдоль улицы, свернул в один переулок, затем — в другой и оказался на самой окраине. Здесь, со всех сторон окруженная высокими старыми соснами стояла бревенчатая хижина, окна ее светились уютным желтым огнем.
Рядом с дверью была приколочена потрескавшаяся облупившаяся доска с надписью: «Омела».
Сюда-то Куксон и направлялся.
Глава 2
…Куксон подошел к крыльцу, но услышал за спиной голоса и обернулся: парочка гномов (весьма подозрительного вида, к слову сказать!) обогнали гоблина и, стуча башмаками, взбежали на крыльцо.
— Ух, холодища, — буркнул один, кутаясь в рваную накидку.
Другой, с огромным синяком под глазом, окинул Куксона неприязненным взглядом и ничего не ответил, только натянул поглубже шапку, да поднял воротник потрепанной куртки с чужого, как отметил гоблин, плеча: рукава-то по земле волочились.
Гномы исчезли за дверью.
Куксон не удивился: в «Омелу» кого только не заносило!
Впрочем, он мог легко ответить, кого именно никогда не заносило в ночлежку на окраине Лангедака. Никогда не бывало здесь постояльцев с деньгами, важных персон, состоятельных магов, богатых приезжих купцов… зато сомнительных личностей с темным прошлым и без гроша в кармане — бродяг, оборванцев, нищих гномов, бродячих колдунов, странствующих магов, да прочей невзыскательной публики всегда хватало.
Конечно, ему, Куксону, всеми уважаемому гоблину, не последнему лицу в Лангедаке, и в голову не пришло бы сюда наведываться, если бы не…
Куксон степенно поднялся по скрипучим ступеням, небрежно кивнул шмыгнувшему навстречу кобольду в грязных красных лохмотьях и отворил дверь.
В большой комнате с низким потолком трещали в очаге дрова, пахло сухими душистыми травами, старыми книгами. В горшках на подоконнике покачивались на высоких тонких ножках грибы-поганки (говорящие, хотя по большей части молчали, лишь иногда уговаривая кого-нибудь из постояльцев отведать грибок-другой), а на столе, в большом глиняном блюде, выстланном свежим мхом, мерцали десятки светлячков: они-то и наполняли комнату живым золотым светом.
Возле очага в старом плетеном кресле сидел, полузакрыв глаза, в клубах табачного дыма, гоблин, словно грезил о чем-то.
Одет он был не так щеголевато и модно, как Куксон: в потертую суконную куртку травянистого цвета (все гоблины питают слабость к зеленому цвету) с деревянными пуговицами, серые штаны и старые башмаки. Полагается гоблинам носить колпаки, но вместо него лежала на столе шляпа с обтрепавшимися полями и заткнутым за шелковую ленту пестрым перышком.
Куксон размотал теплый шарф, снял куртку, пододвинул поближе к огню еще одно кресло и, усевшись, протянул озябшие руки к теплу очага.
— С первым снегом, Грогер, — тихо сказал Куксон.
Второй гоблин открыл глаза.
— Что? — непонимающе переспросил он. — А, первый снег! Я и забыл.
— Как можно о таком забыть?! — воскликнул Куксон. — Первый снежок все ждут, все ему радуются!
Гоблин Грогер усмехнулся.
— Можно, Куксон, можно, если каждую ночь смотреть сны кобольда, которого ты только что встретил на крыльце. Ему всегда снится лето, город на берегу теплого моря, дом с синими ставнями…
— Кобольды не живут в домах, — перебил Куксон. — Они в норах возле болот обитают.
— Знаю, знаю, но этот, видно, какой-то особенный.
Куксон пожал плечами.
— И что же ему еще снится, этому особенному кобольду?
— Какой-то человек… будто бы пропал он бесследно, а кобольд теперь его ищет.
— Небось, съесть хочет? — скептически поинтересовался Куксон, не питавший иллюзий по поводу отношений людей и кобольдов.
— Нет, они вроде как были друзьями.
Куксон недоверчиво хмыкнул.
— Ерунда, не бывает такого. А что-нибудь действительно интересное было? Расскажи!
Собеседник Куксона на мгновение задумался.
— На прошлой неделе завернул ко мне в ночлежку один бродяга, нищий, еле-еле на ночлег медяков наскреб, — понизив голос, начал он. — Но если б ты знал, какие сны ему снились!
— Какие? — спросил гоблин Куксон и затаил дыхание.
— Сначала снился ему роскошный дворец и сам он — в золотой короне. Рядом — молодая королева, красавица, глаза — как два изумруда. Потом — охота, дремучий лес, убегающий олень… и внезапно оказывается король один-одинешенек в лесу и никого рядом. Но вдруг, как из-под земли, появляется придворный колдун, а с ним — красавица-королева. Гремит с ясного неба гром, сверкают молнии — и превращается молодой король в нищего бродягу, а колдун становится как две капли воды похож на молодого короля. И вместе с ним уезжает королева, бросив того, другого, в лесу. И вот бредет он, усталый, к своему дворцу, да только не узнает его никто, даже любимые собаки, а дальше — темно и неясно… и вот уж бредет он прочь по дороге, плачет и проклинает кого-то…
Куксон взглянул на полутемную лестницу, ведущую наверх, туда, где под крышей находились комнатки постояльцев ночлежки.
— А сейчас этот постоялец где? — шепотом спросил он. — Там? Взглянуть бы на него!
— Нет его. Исчез вчера чуть свет. Тихо ушел, и я не услышал.
Куксон откинулся на спинку скрипучего кресла и задумался, глядя на огонь. Вот так история! Удивительная, как и все, что рассказывал иной раз Грогер.
Своей магии у него, как и у большинства гоблинов, не имелось, но была одна удивительная способность: он мог видеть чужие сны. И частенько Куксон заставал своего друга в кресле перед очагом, словно бы дремлющим, а на самом деле — блуждающим по сновидениям своих постояльцев.
Грогер отложил трубку.
— Значит, первый снег? Холодно тем, кто сейчас в пути…
Он достал из-под стола глиняную бутылку, откупорил, потом пододвинул медную кастрюльку с длинной ручкой. С приятным бульканьем полилось в кастрюльку красное вино.
Куксон вынул из кармана пакетик с пряностями. Пряности в Лангедак привозили издалека и были они недешевы. Куксон-то, разумеется, мог позволить себе самые лучшие, однако же, навещая Грогера, слишком дорогого угощения никогда не покупал: боялся обидеть небогатого приятеля. Грогер — гоблин гордый и в денежных вопросах щепетилен до крайности.
Куксон высыпал ароматные пряности в кастрюльку и поставил греться на огонь.
Хлопнула входная дверь, потянуло с улицы морозцем, и вошел, потирая руки, сутулый оборванец, до самых глаз закутанный в длинный заплатанный плащ.
— «Омела»? Та самая ночлежка на краю света? — буркнул он, подозрительно оглядываясь по сторонам. — «Омела»… кому взбрело в голову так ее назвать? Можно подумать, что хозяин — сильф… я бы тогда сюда — ни ногой!
