Право быть - Иванова Вероника Евгеньевна (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
«Твое поведение следует считать неосторожным или намеренным?» – поинтересовалась Мантия.
Я и сам не знаю. Но пользоваться Знаком не собирался. Изначально не собирался.
«Изменил намерение по ходу развития событий?»
Получается, да.
«А разве что-то происходило?»
Понимаю неподдельное удивление Мантии, ведь ничего не было: ни вспышки света, ни дуновения ветерка, ни движения тел. Что же заставило меня передумать? Что заставило отказаться от обращения к Пустоте?
Стойте-ка.
Я в самом деле хотел воспользоваться ее разрушительной силой. Я думал об этом, склонялся к такому решению, почти принял его, и только в последний момент мои мысли поменяли направление. Устрашившись возможных последствий? Наверное. Но все произошло слишком быстро, почти без осознания, лишь моя плоть еле ощутимо, зато от пяток до макушки вздрогнула, вспомнив последнее свидание с Пустотой.
Разум начал действовать вразрез с материей, составляющей тело? Ерунда. Бред. Наваждение какое-то. А чтобы стряхнуть с сознания липкие объятия опасных призраков, лучше всего заняться чем-нибудь привычным. Хотя бы попробовать послушать голос, хриплый, печальный, отчаявшийся, зато теплый и живой.
Мне совсем ничего не хочется знать, полученное знание обязательно потребует того или иного применения, вмешательства в существующую реальность, траты сил, напряжения мыслей, все это некстати, когда требуется покой, а не действие, но… Если уж назвался грибом, будь любезен занять предписанное место в корзинке.
– Расскажите мне свою историю.
Хозяин гостевого дома хмуро спросил:
– Зачем?
– Затем, что убийца должен быть найден.
– А если я и есть убийца? Неужели трудно в это поверить? Вон стража верит с радостью.
Мы все с радостью верим в то, во что нам приятно верить. А уж если одновременно с верой наши носы уловят пьянящий аромат выгоды, разубедить нас становится попросту невозможно.
– А я не верю. Нет у меня в подобных делах столь богатого опыта, как у городской стражи.
– И Мастером вас назначили в подарок к празднику?
Шутит, хоть и горько? Замечательно. Значит, разговор налаживается.
– Скорее, в наказание. И не к празднику, а в самый обычный день, но речь не обо мне. Расскажите все, что… Что захотите.
Его глаза напряженно застыли.
– А если я умолчу о самом важном?
– Это ваше право.
– Тогда меня осудят за убийство?
– Осудят того, кто убил, а вы… – Я крутанул монету, подождал, пока она замедлит вращение и уляжется на стол, «орлом» кверху. – Знаете, вряд ли человек, который перед отходом ко сну думал о собственной смерти как об избавлении от страданий, спустя несколько часов отправится лишать жизни другого человека. Или то, или другое, но не все сразу.
Тарквен растерянно кивнул:
– Ах да, вы же слышали… Я же сам вам сказал…
– Считаете, малый повод для оправдания?
– А вы не сомневаетесь, что стража примет эти слова в качестве доказательства?
Честно говоря, меньше всего я думаю о мнении на сей счет кого бы то ни было. Если вспомнить полученный ранее опыт, появляется твердая уверенность во влиятельности и весомости любого слова из уст Мастера. Я мог бы попросту приказать страже отпустить подозреваемого на все четыре стороны, и мое требование было бы исполнено. Со всеми вытекающими последствиями ответственности, разумеется. Но одно дело – отвечать за злодеяния отпущенного на свободу преступника, и совсем другое – испытывать угрызения совести оттого, что не нашел настоящего виновника смертей. Мастерство обязывает, как говорится.
– Боги с ней, со стражей. Я признаю вас невиновным, и мне этого достаточно. Но убийца должен быть найден, а потому… Жду ваш рассказ.
Хозяин гостевого дома опустил голову, по всей видимости, собирая разрозненные воспоминания в горсть, и негромко заговорил:
– У меня была жена. Наверное, и сейчас есть, только не знаю, где она и что с ней. Была… Мы содержим гостевой дом уже десять лет, здесь проходное место, постояльцев всегда много, и можно если не разбогатеть, то уж не бедствовать. Но год назад моя Мелла… Ушла от меня.
– К другому мужчине?
– Да. – Он сглотнул горечь, накопившуюся в сердце и ненароком выплеснувшуюся на язык. – Я знаю, что не красавец и не богач, но мы любили друг друга, с самой юности любили, я не смотрел на других женщин, она не смотрела на других мужчин, пока… Да, это произошло почти год назад, перед таким же туманным трехдневьем. Тот парень поселился в нашем доме, но не ухлестывал за моей женой, даже не говорил слов… ну, вы знаете, тех слов, что мужчины всегда говорят красивым женщинам. А может, и я, слепец, ничего не замечал… Потом он ушел, и вместе с ним исчезла моя жена. Паромщик после рассказал мне, что они вместе переправлялись за реку и Мелла смотрела на того парня, не отрывая глаз.
Грустная история, спорить не стану, правда, ничего необычного в ней нет и быть не может. Думаю, любая деревенька, не говоря уже о большом городе, может похвастать подобными трагедиями в огромном количестве. Но это ведь только начало?
– Вы пробовали искать?
– Я слишком поздно узнал, перед самым туманом. А через три дня их следы уже остыли, и ни одна «ищейка» не взялась бы за работу, сколько бы денег я ни предложил. Да и денег-то было… А скоро стало еще меньше.
– Почему?
Он посмотрел в сторону, за круг, очерченный светом свечи, туда, где тени тревожно сплетались одна с другой.
– Я перестал пускать в свой дом скотогонов. Я просто не мог их видеть, боялся, что не сдержусь и начну вымещать злость на безвинных людях.
– У вас такой крутой нрав?
– Я готов был убивать. – Тарквен впервые за время разговора показал мне свои глаза, опустошенные, но далеко не пустые. – Если бы я нашел тогда того парня, убил бы. Не верите?
– Верю. А сейчас?
– Что сейчас?
– Убили бы?
Он предпринял попытку улыбнуться:
– Я устал злиться.
Тоже верно. Мне, к примеру, не удается по-настоящему злиться на кого-то или на что-то дольше, чем пару дней, правда, по совсем иной причине. Лениво.
– Итак, вы перестали давать приют скотогонам. И?
– И начал разоряться.
– Почему?
– Видно, вы не знаете, что за город Элл-Тэйн… – Тарквен вздохнул свободнее, избавившись от груза тяжелых воспоминаний, и сменил тон с горестного на приятельский. – Здесь каждые три месяца собираются сотни молодых парней, ищущих заработка, и вербовщики с северных земель. Да, с тех самых, где пасутся стада пуховых коз. У тамошних землевладельцев своих работников немного, вот они и нанимают людей со всего Шема, кто только пожелает, а больше трех месяцев на севере никто и не держится, говорят, слишком суровая жизнь. Зато возвращаются с деньгами, потому что платят за коз щедро. Возвращаются, по пути опять навещая Элл-Тэйн, заодно и новичкам рассказывают, что их ожидает впереди.
– Значит, город почти никогда не пустует?
– Случаются спокойные недели, но не так уж часто.
Если все рассказанное правдиво, гостевой дом в этом городке – завидное хозяйство, на которое может найтись множество желающих.
– А когда ваша злость улеглась, почему вы снова не начали…
– Обо мне уже пошла дурная слава, – усмехнулся Тарквен. – Стали поговаривать, что я ненавижу всех скотогонов, рассказывали о моей беде, отговаривали людей приходить ко мне, наверное, даже пугали, говоря, будто я способен на душегубство. Точно не знаю, но мой дом все обходят стороной. Я потому и удивился, когда увидел вас на пороге.
– И подумали, что ни один человек, кроме наемного убийцы, не мог к вам прийти. А почему, собственно? Кто-то желает вам смерти?
Он задумался, потирая щеку:
– Может, и желают. Меня уже многие просили продать дом, только я не согласился.
– Почему же? Это избавило бы вас от трудностей.
– Я не могу. – Хозяин гостевого дома твердо выставил вперед подбородок. – Мелла… Вдруг она захочет вернуться? Я жду ее.
Вот и не знаешь, восхититься преданностью обманутого и покинутого мужа или посмеяться над его глупостью. Вернется? А с чего бы ей это делать? Если она счастлива с новым избранником, то ее имя можно навсегда вычеркнуть из памяти. Если несчастна… Тогда ее будет вечно мучить мысль о совершенной ошибке, и дни прежнего счастья тоже не наступят. А уж если она польстилась на деньги…
