Оскверненная - Ларк Гленда (читать книги регистрация txt) 📗

В комнате, когда я вошел, царило молчание – молчание, настолько наполненное эмоциями, что почти причиняло боль. Отец не обратил внимания на мое появление. Когда он всетаки заговорил, заговорил он тихо и размеренно, как делал всегда, когда хотел подчеркнуть значение своих слов.

– Значит, мы пришли к согласию. Вероятно, случившееся сегодня – результат смерти Мортреда Безумного: его магия умерла вместе с ним. Появившиеся повсюду нагие люди – потомки жителей Дастел, которые были превращены в птиц с помощью дунмагии. Когда заклинание перестало действовать, они упали с неба. – Отец откашлялся и хмуро посмотрел в сторону эмиссара верховного патриарха. – Меня огорчает, что преподобный Краннах до этого момента никогда не считал нужным сообщать Гильдии о существовании таких заколдованных птиц. – Напряженное молчание снова повисло в комнате, собравшиеся старались смотреть куда угодно, только не на эмиссара. Это было неслыханным делом: чтобы глава Гильдии подобным образом публично упрекал верховного патриарха.

Отец помолчал, дав присутствующим время в полной мере оценить его неудовольствие, потом перешел к более важным вещам. Он, конечно, ничего не простит и не забудет – уж таков был мой отец…

– О скольких людях мы говорим?

Эмиссар, сам патриарх, дважды прочистил горло, прежде чем заговорить.

– Птицахдастелцах? Здесь, в городе, их, должно быть, сотни. – Его голос оборвался, но потом он взял себя в руки. – Никто никогда их не считал – для того не было причин. Они никогда не доставляли беспокойства – до сегодняшнего дня. А теперь… Я заметил два мертвых тела на площади и еще шестерых, получивших увечья. Человек четырнадцать не пострадали – и это только те, кого я увидел по пути из одного здания в другое.

– Все они теперь люди?

– Да.

– И их еще несколько сотен?

– Я так думаю.

Отец кивнул и обратился к собравшимся:

– Я хочу, чтобы их всех разместили в университете, и живых, и мертвых. Пусть студенты помогают о них заботиться. И еще я хочу, чтобы туда отправились все врачи, целители и травники, сколько их ни есть в городе. Главы цехов, пожалуйста, мобилизуйте своих людей – выжившим первым делом понадобится одежда. Казначейство должно выделить деньги им на еду. Надеюсь, патриархия возглавит заботу об этих несчастных. – Глаза отца остановились на мне. – Пловец Эларн, я хочу, чтобы ты в следующий заплыв отвез письмо в Ступицу. Сколько у нас остается времени?

– Немногим меньше двух часов, сиргильдиец, – ответил я. Когда папаша разговаривал со мной так официально – а это случалось почти всегда, – я отвечал ему тем же.

– Подожди здесь, пловец. А вы, остальные, беритесь за дело. – За несколько секунд комната опустела. Когда глава Гильдии отдавал приказ, медлить не рекомендовалось.

– Ктонибудь видел, как птицы превращаются в людей? – спросил я. Я пытался вспомнить, что в точности видел я сам: вот птички клюют зернышки в канаве… и вот… Ох, Боже милосердный!

– Повидимому, видел. – Отец уже придвинул к себе лист пергамента и открыл чернильницу. – И похоже на то, что менодианский Синод всегда знал, что они собой представляют. – Это обстоятельство явно все еще злило отца; в голосе его звучало раздражение.

– Они, похоже, не умеют говорить, – сказал я. – А детишки так испуганы…

Я рассказал ему, что видел, – не упоминая, конечно, о том, что было связано с Цисси; он продолжал писать, никак не реагируя на мои слова. Только запечатав письмо, он проговорил:

– Случившееся никому не в радость, Эларн. Сегодня погибло много людей, и вовсе не все они дастелцы. Насколько мне известно, даже в крыше святилища пробита дыра – человек упал сверху и задавил одного из помощников верховного патриарха. – Слова отца, как почти всегда, когда он обращался ко мне, звучали упреком. Ты должен проявлять больше самообладания, говорил его тон; ты – сын главы Гильдии и должен показывать пример храбрости и расторопности. В твоем голосе не должно быть дрожи, даже когда ты говоришь о смерти и страданиях.

В подобных случаях мне было трудно не испытывать к нему ненависти. Трудно было не винить его в том, что он довел мою мать до самоубийства своими несправедливыми обвинениями в неверности; трудно было примириться с тем, что он так долго отвергал меня, отказываясь верить в то, что я – его сын. «Ты – мерзость в глазах Бога», – сказал он мне однажды и выгнал из дома; я вырос на далекой ферме в окрестностях Ступицы… Мать моя от стыда покончила с собой.

Когда мне исполнилось двенадцать, я против воли отца вернулся на Тенкор; в этой самой комнате мы смотрели друг на друга, встретившись впервые за семь лет. Тогдато он и понял истину, глядя мне в лицо. Да и как могло быть иначе? Я был точной копией своего отца. То, что не было заметно в маленьком ребенке, стало несомненным в подростке. Та же форма подбородка, те же ямочки на щеках, те же брови вразлет. Если бы я хотел узнать, как буду выглядеть взрослым, мне достаточно было посмотреть на отца.

Я, конечно, всегда знал, кто я такой. Прежде чем мать заставили расстаться со мной, она сказала мне: «Никогда не сомневайся в своем происхождении: ты сын Корлесса Джейдона. Ты пошел не в мою родню, а в отцовскую». Больше я ее никогда не видел. Через шесть месяцев она умерла. Он многого меня лишил, мой папаша.

Отец со вздохом протянул мне письмо.

– Оно адресовано главе Совета хранителей. Я хочу, чтобы ты с первым же отливом привез ответ.

Я посмотрел на письмо, потом с изумлением поднял глаза на отца. Его распоряжение означало, что у меня будет всего пара часов на отдых в Ступице и возвращаться мне придется глубокой ночью. Отец, конечно, знал, чего от меня требует: он сам был пловцом до того, как пробился к руководству Гильдией; иного способа продвинуться в Гильдии не существовало.

– Ты хочешь, чтобы я воспользовался ночным отливом? – осторожно поинтересовался я, просто чтобы удостовериться…

– Да, – рявкнул он. – Когда вернешься, сразу же явись ко мне. Ни с кем до того не разговаривай и не позволяй никому себя увидеть. Потом можешь сидеть дома, пока все не успокоится. Если уж Бог наградил меня выродкомсыном, то по крайней мере пусть его испорченность принесет нам пользу.

Я окаменел. Отец уже многие годы не говорил таких слов. Выродок… испорченность… Я думал – я надеялся, – что показал отцу, чего на самом деле стою. Наверное, тогда я и понял, что, как бы ни старался, никогда не буду ничем иным в его глазах. Я мог выглядеть нормальным человеком, вести себя нормально и скрыть свою предполагаемую испорченность от всего мира, но все равно останусь для отца презренным уродом.

Я постарался не показать боль, которую испытывал.

– Что ж, до завтра, – сказал я.

– Держись на волне, – ответил он мне традиционным напутствием пловцу.

– По воле Короля, – тупо откликнулся я. Никакого короля, конечно, не существовало; обычный ответ на напутствие относился к КоролюКиту, олицетворяющему самую высокую приливную волну в месяц Темной Луны. В конце концов успех любого заплыва зависел от свойств каждой отдельной волны в не меньшей мере, чем от искусства пловца. А приливная волна – от кроткого Гольяна в полнолуние до могучего Кита в отсутствие лун – была знаменита своим капризным характером.

Глава 3

РАССКАЗЧИК – РУАРТ

Я знаю, что ты не веришь моим рассказам: Блейз говорила мне, что вы не верите в существование магии, не верите, что я – да и ктолибо из островитяндастелцев – когдато был птицей. Она говорит, что твои соплеменники верят лишь в логику и науку, а нас считают создателями мифов… или лжецами, если называть это менее вежливым словом.

По правде сказать, я нахожу такие взгляды странными: я ведь говорил со священнослужителями, которых вы привезли с собой на своих кораблях. Они хотели бы, чтобы мы поверили в то, что самые благочестивые из вас видят своего бога, видят его в нематериальной форме, которую он принимает, когда желает явиться людям. Ваши священнослужители говорят, будто он иногда разговаривает вслух с такими избранными, хоть и не имеет тела. Это вы почемуто не считаете магией. Как вы называете такие явления? Религиозным озарением? Чудом веры? На мой взгляд, очень похоже на магию!