Обреченный на любовь - Романецкий Николай Михайлович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
– А-а-а! – надсадно заорал он. – Грехи вам простить?!
Ослепительная молния ударила прямо в казарму, на месте ее вспух огненный шар, и внутри шара тоже выли, заходясь от муки, десятки глоток.
– Я прощу вам грехи! – рычал Калинов, летя вперед.
Ему показалось, что сердце его не выдержит натиска ненависти и взорвется, разлетится на десятки пылающих кусков, но сейчас это было совершенно неважно.
А потом они выстроили оставшихся в живых ошалелых гвардейцев в шеренгу. И пока узников выводили из лагеря, Калинов ходил вдоль шеренги, отбирал у гвардейцев шпаги и заглядывал им в глаза, пытаясь увидеть в их глубине что-нибудь звериное. Но это были обычные человеческие глаза, только отупелые от страха.
И вот тут Калинову захотелось посмотреть на их сердца. Не может быть, чтобы у них в груди бились обыкновенные человеческие сердца…
– Ай, мамочка! – вскрикнула Аля.
И Калинов увидел черный зрачок пистолета, нацеленный ему в голову, и прищуренные глаза жирного борова, устремленные прямо на его переносицу: видимо, туда должна была попасть пуля.
Хриплый голос проскрипел:
– Не двигаться!.. Иначе я раскрою череп вашему приятелю!
Никто и не двинулся. Но оранжевый вдруг крутнул головой, как будто воротничок форменной рубашки жал ему шею, вскрикнул и, выронив пистолет, ничком упал на плац.
А мимо, спотыкаясь, брели уроды в истлевших комбинезонах; те, кто был зрячим, ненавидяще смотрели на гвардейцев, и слышался мерный стук деревянных башмаков, а над всей этой бесконечной, вызывающей тошноту колонной висел гул, как будто узники пели песню. Но они не пели, они плакали, и девчонки рыдали вместе с ними, и оказалось, что это большое счастье – принести свободу истерзанным людям. А потом Вита взяла чей-то лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, что она сейчас положит оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор и, оцепенев от ненависти, будет смотреть, как они издыхают, булькая кипящей кровью. Над миром повиснет смрад, а Вита будет смотреть и смотреть, не имея сил оторваться, тупо и завороженно, до тех пор, пока с ней не начнется истерика…
– Стоп! – крикнул Клод.
И все исчезло: колючая проволока и бараки, гвардейцы и уроды. Остались лишь пот, ненависть и счастье.
Вита с возмущением смотрела на Клода:
– Почему?
– Потому! – отрезал Клод. – Потому что с лайтингом и дурак сможет… Безоружных положить или взглядом убить много ума не требуется. А ты попробуй, разоружи врага голыми руками, да так, чтобы он не успел убить ни тебя, ни твоего товарища.
– Нет, Клод! – загомонили все. – Это ты, Клод, зря. Ведь интерес был… Был ведь?
– Был, – сказал Клод. – Но дэй-дримерам тоже надо оставаться людьми.
– Он повернулся к Калинову. – А ты ничего, парень. Я думаю, мы его примем. Так, ребята?
– Так! – заорали кругом.
А Калинов вдруг обнаружил еще одно знакомое лицо. Появившаяся откуда-то Флоренс Салливан спрашивала окружающих:
– Чей это дэй-дрим?
– Не знаем, – отвечали ей.
– Здорово было! Жаль, я опоздала…
Ах, мерзавцы, подумал Калинов. Это же у них игра такие… «Казаков-разбойников» устроили… Развлекаются, подлецы! И я тоже хорош, нечего сказать! Втянулся как мальчишка… Надо бы их вернуть к действительности.
Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов, размахнувшись, влепил ему пощечину.
– За что? – жалобно спросил Клод.
– За все! – ответил Калинов и влепил еще раз. – Как так можно? Ведь это… Ведь это… – Он судорожно искал, чем их зацепить. И, кажется, нашел: – Это же как «казаки-разбойники» на братской могиле!.. Можешь врезать и мне заодно!
Лицо Клода залила краска.
– Ай да мы, – сказал он. – Кому пришел в голову этот дэй-дрим?
– Мне. – Крылов по-школьному поднял руку. – Мой предок во времена Великих Религиозных войн освобождал лагерь, в котором муслимы [2] держали христиан.
– Тебе бы тоже не мешало отвесить… Да ладно уж, хватит на сегодня тумаков. – Он миролюбиво хлопнул Калинова по плечу. – А ты ничего! – И засмеялся: – В который уж раз говорю это сегодня.
Калинов пожал плечами, понимающе улыбнулся.
– Давайте еще какой-нибудь дэй-дрим, – предложила Аля.
– Нет, Алла, – сказал Клод. – Больше мне не хочется. Сегодня не стоит… Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.
Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем, кто-то разлегся на травке в тени деревьев. Флоренс Салливан, пристально посмотрев на Калинова и немного удивив его таким взглядом, побежала на пляж.
– Ты остаешься? – спросила Алла Виту. – А я пойду, позагораю с ребятами.
И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя сарафан. Калинов с удовольствием проводил глазами хорошенькую фигурку. Вита фыркнула.
– Что? – Калинов повернулся к ней.
– Самая красивая девушка у нас, – сказала Вита, глядя вслед удаляющейся Алле. – Хороша, правда? И богата… Ты где живешь?
– В Питере.
– В Санкт-Петербурге? В России?
– Да.
– И я тоже… Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой… – Она умолкла и отвернулась.
– В мире? – спросил Калинов. – В каком мире?
– В Мире. С большой буквы… Так мы называем настоящую жизнь. Землю…
Калинов снял с себя куртку и бросил на траву. Лег. Вита без церемоний пристроилась рядом.
– В настоящей жизни… – проговорил Калинов. – А что же тогда здесь?
– Здесь? Здесь придуманная. Клод называет это Дримленд.
– А кто ее придумал?
– Не знаю… Наверное, мы все. Вместе… А почему ты все спрашиваешь?
– Потому что мне интересно.
– Странно, – сказала Вита. – Обычно те, кто сюда приходят, кое-что уже знают… Кто дал тебе номер?
Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, заявить, что номер дал Фараон.
– Никто, – сказал он. – Я подсмотрел.
– Правду сказал. – Вита облегченно вздохнула.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.
– Совсем?
– Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше у нас не появляются.
– Почему?
– Не знаю, – сказала Вита. – Не появляются – и все!
– Тогда я не буду лгать, – сказал Калинов. – Мне здесь нравится.
– А что именно тебе нравится?
– Ты.
Развлекаться изволишь, старый козел, сказал себе Калинов. Тоже мне, Пан! Только перед тобой не Сиринга, свирелью дело не закончится… [3] Однако жалеть о сказанных словах ему совершенно не хотелось.
– Дурак! – Вита отвернулась, и Калинов понял, что сказанное им ей очень приятно. – Давай сбежим, – предложила она.
– Давай… Только Зяблик нас все равно отыщет.
– Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.
Вот же чертенок, подумал Калинов. Как у нее все просто! Хочу – люблю, хочу – не люблю… Эх, быть бы помоложе!
– Не смотри на меня так, – попросила Вита.
– Как?
– Как старый дедушка… Который все видел и все знает. – Она прикрыла ему глаза теплой ладошкой. – Побежали?
Калинов поморгал, и Вита отдернула руку.
– Щекотно, – пояснила она.
Ау, молодость, снова подумал Калинов. А как было бы хорошо! Она бы, скажем, попала в беду. А я бы ее спас!.. Как в старинных романах.
Но развлекаться больше не хотелось. Хотелось серьезного и «ароматного».
3. ИСКУШЕНИЕ
Сбежали они сразу, едва Калинову возжелалось серьезного.
Мир пропал. Распахнулось вдруг изумрудное небо, запылали на нем два бледно-фиолетовых, призрачных солнца.
Калинов и Вита летели под солнцами, взявшись за руки. Далеко внизу ласково шевелился чернильный океан. Оба они знали, что лишь отсюда он кажется ласковым и ленивым, а там, внизу, волны достигают в высоту сотни метров. Да если еще учесть, что это не совсем вода. А точнее, совсем не вода…
Калинов содрогнулся: не отказали бы двигатели.
И тут же рука Виты куда-то исчезла. Он повернул голову и увидел, как девушка, с трудом удерживая равновесие, заскользила вниз. Крылья на ее спине безвольно трепетали в потоках воздуха, и Калинов понял, что сейчас произойдет. Он притормозил и бросился вниз, чтобы уравнять скорости и подхватить уже падающую Виту. Это ему удалось с первой же попытки, словно он всю свою жизнь только и делал, что занимался спасением погибающих в чужих небесах. Правой рукой он подхватил Виту за тонкую талию, а левой стал снимать с ее спины ранец и обвисшие крылья. Это тоже удалось, и он хотел было уже закричать от восторга, как вдруг понял, что его крыльям двоих не удержать. Вита принялась отдирать его руку от своей талии, но он подтянул девчонку к себе и вцепился пальцами в пояс.
