Лекарство от смерти - Раткевич Сергей (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Молодой вздохнул и ничего не ответил.
«Ешь лучше суп!» — наставительно изрек старик.
«Вот уж не думал, что мне опять придется со всем этим возиться!» — добавил он немного погодя.
«Твое высокомерное смирение она тоже чувствует», — тотчас поддел его молодой.
«Откуда у нищего высокомерие! — фыркнул старик. — Ты меня с собой не путаешь?»
«Это ты все путаешь, — отозвался молодой. — Я сказал не „высокомерие“, а „высокомерное смирение“.
„Да, это — по моей части, — вздохнул старик. — Похоже, мы с тобой просто кладезь пороков и дурных наклонностей… вот нас девушки и не любят“…
„Признаю, я вел себя недостойно! — доев суп, честно признал юноша. — Но… это не нарочно вышло. Просто меня слишком долго не было…“
„Боюсь, я вел себя не лучше. С тобой — не лучше, — ответно вздохнул старик. — Но у меня тоже есть оправдание. Я слишком долго был. Это страшно портит характер“.
— Я вижу, вам отказали, юноша?
Ты заметил его раньше, чем он подошел, ты просто слишком был занят разговором с самим собой, а этот… Он высок, строен, он даже красив, наверное, — не раз и не два поглядела на него бойкая служаночка, но служаночка его не интересует, за нее ведь есть кому заступиться, тогда как за тебя…
Он высок, строен, он даже красив, наверное… его выдают глаза…
Он ловко подсаживается рядом. С той самой ловкостью и непринужденностью, которая шлифуется годами. Он словно бы не видит твоих лохмотьев, впрочем, он и впрямь их не видит, сквозь них он наметанным глазом видит твое молодое, привлекательное тело. Да-да, именно оно его и интересует.
Ах, тебе неприятно? Вот и подумай, каково служаночке. На нее с утра до ночи так смотрят. Все. Даже ты. Ах, она получает от этого удовольствие? Ты и в самом деле в этом уверен? Что, уже нет?
И все же… на нее смотрят не совсем так. Этот взгляд — он особенный. Эти глаза… ты уже видел такое, правда, давно. Тогда ты едва остался цел, но тогда у тебя не было твоего нынешнего знания.
— Это так огорчительно, что вам отказали, юноша, — промолвил подсевший. — Вы ведь не виновны в том нелепом случае, который произошел с хозяином этого славного заведения…
— Что поделать, — отвечаешь ты. — Придется попытать счастья в другом месте. Кстати, вчера мне пришлось ночевать в каком-то сарае, у меня могут оказаться блохи… вы бы не подсаживались ко мне так близко, господин…
„Может, сработает? Может, отвяжется? Хотя… где там! Человек с такими глазами…“
— Я не боюсь блох… — подсевший придвигается еще ближе. — У меня есть замечательное вино, — тотчас добавляет он. Его рука исчезает за пазухой и появляется вновь, с маленьким керамическим кувшинчиком. — Давайте выпьем за нашу счастливую встречу, юноша, — говорит он, глядя в глаза. — И не беспокойтесь по поводу работы, считайте, что удача вам наконец улыбнулась…
Улыбка удачи выглядит кривовато, а глаза… Нет, если бы он действительно предлагал то, на что вот-вот собирается намекнуть, ты бы еще подумал. Чего только не случалось в твоей долгой и забавной жизни, но эти глаза… Ты почти догадываешься, для чего ему понадобилось твое тело. Ему ведь, в общем, нет разницы — мальчик или девочка, важно, чтоб заступиться было некому. Еще раз поглядев ему в глаза, ты решаешься. В тот, прошлый раз едва уцелел ты, в этот раз не уцелеет он. И что с того, что тот был совсем-совсем другой? У тех, кто от скуки развлекается убийствами, — одинаковые глаза. У тех, кто любит рисовать ножом по живому, одинаковый взгляд. Тусклый и жадный одновременно.
Ты пробуешь губами чужое, дорогое вино, а твои руки уже вырезают руну. Первую в твоей жизни самостоятельную руну.
— Такое вино нужно пить до дна, юноша, — наставительно замечает подсевший.
— А я люблю растягивать удовольствие, — отвечаешь ты, созерцая руну своего собеседника, прикидывая, какие изменения в нее лучше внести. Приговор уже вынесен. Остается его вырезать в виде руны. Никакого материала под рукой нет, но воздух — тоже подходящий материал.
— Да пейте же, юноша, что вы стесняетесь, что ли? — рука подсевшего ложится на плечо.
„Да, конечно, пейте! Там небось дурь какая подмешана, чтоб увести потом без помех захмелевшего мальчишку. А хозяин небось еще подумает, мол, повезло парню, нашел себе богатого любовника!“
Ты делаешь вид, что глотнул как следует, и прикрываешь глаза. Чужая рука на колене. Накрываешь ее своей. В другой — руна. Руна, напряженно ждущая своего часа. Ничего, уже недолго. Теперь сделать вид, что засыпаешь, и дело сделано. Да. Точно. Тебя аккуратно подымают и куда-то ведут. Куда? Как это — куда? К разделочному столу, конечно…
— Слышь, парень, не ходи с ним!
Это хозяин. Он так некстати вмешался. Руна уже зажата в твоей руке… она ждет своего часа… ей недолго ждать… как только этот тип вытащит нож, ты…
— В чем дело, милейший? На каком основании вы пристаете к моему спутнику? Это не делает чести вашему заведению.
А это подсевший к тебе мерзавец. Он ведет тебя к выходу, обнимая за талию. Насколько другой у него голос, когда он сердится!
— А мне плевать, делает или не делает! — хмуро роняет хозяин трактира. — Слышь, чего говорю, парень? Не ходи с ним, я тебе работу дам!
— Юноша вправе сам решать, — возмущенно говорит твой спутник.
— Вот пусть и решает, — бурчит хозяин трактира. — Я свое слово сказал.
И опять трогает свою головную повязку.
— Кстати, где-то я вас видел, господин… — вдруг добавляет он, пристально вглядываясь в лицо твоего спутника. — Или что-то о вас слышал… или…
Твой спутник стремительно разворачивается, почти бегом бросаясь прочь. Хлопает дверь трактира.
— Экая сволочь, — бурчит хозяин. — А ты… ты ведь на дурачка не похож. Зачем хотел с ним пойти?
— Вообще-то я хотел его убить, — отвечаешь ты, комкая неподатливую руну, растирая заколдованный воздух меж пальцами. Несбывшаяся смерть рассыпается незримым пеплом.
— Убить, — бурчит хозяин. — Убил котенок тигра…
И опять трогает свою повязку, с сомнением глядя на тебя.
Владыка Зари медленно открыл глаза. Он не мог понять, что с ним и где он находится. Пустота в мыслях и странная скованность во всем теле. Странная, непонятная, пугающая скованность…
Он, который был способен единым движением бровей сотрясать горы, слабым мановением мизинца прерывать сотни и тысячи жизней, творить вещи, мысли, чувства, искажать реальность согласно своим прихотям в пределах, допущенных Богами… теперь он не мог попросту встать… или хотя бы понять, где и почему он находится…
Страшнее всего, что он даже не помнил, как сюда попал. Пустота в мыслях… пустота в сердце… пустота там, где должен струиться могучий, незыблемый поток… пустота…
„Да что же это? Что? Неужто это уже… оно?“
Волшебный рассвет не струился по телу мощным потоком, всесильная заря не улыбалась из-под его ресниц, утреннее золото магии отзывалось вяло и неохотно. Магическую силу приходилось звать… и дожидаться, пока придет. Проще было пошевелить пальцами рук. Впрочем, и это давалось с большим трудом. Немота, сухость во рту… он даже испугаться толком не мог — сил не было. Обычных человеческих сил.
Собрав всю волю в кулак, он со стоном перекатился набок и замер, пораженный.
Пиршественная зала.
Большая пиршественная зала.
И он — на полу, один…
Один — посреди залы. Один.
Пир был в самом разгаре… пир, веселье, смех… а потом все внезапно бросились бежать… Он не помнил, как это случилось, но оброненные кубки, перевернутые кресла и недоеденные яства говорили сами за себя.
Они сбежали… сбежали… бросили его одного!
Значит, и впрямь — оно…
Даже в мыслях своих он страшился произнести имя своего давнего и ненавистного врага, имя своего ужаса и отчаянья. Ибо есть в мире нечто, с чем никакая магия не справится.
Сильнее любого высокого лорда — истинного мага — только Владыка Зари, в ком магическое золото утра проявляется с наибольшей силой, а сильнее Владыки Зари только смерть… смерть и вечная ночь.
