Мир воров - Асприн Роберт Линн (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Когда Жарвина — которую Нижару по-прежнему считал мальчиком, чему она была несказанно рада — закончила говорить, командор надолго задумался. Затем он начал улыбаться, хотя улыбка так и не достигла его глаз, и в четких твердых выражениях объяснил свои условия участия в деле, предложенном Мелилотом. Свои слова он завершил вручением Жарвине двух золотых монет неизвестного ей образца и обещанием надрать ему (ей) задницу, если обе они не попадут в руки Мелилоту, а также крупной серебряной монетой, имевшей хождение в Илсиге, для него самого.
Затем он поручил неизвестному Жарвине воину проводить ее к воротам и перевести через Губернаторскую Аллею. Но девушка ускользнула от воина сразу же, как только они вышли с территории дворца, и мимо Шелкового угла бросилась к черному входу в контору.
Мелилот, будучи богатым, мог позволить себе замки на дверях — он вручил Жарвине тяжелый бронзовый ключ, который она спрятала в сумку с письменными принадлежностями. Девушка с трудом засунула ключ в замочную скважину, но не успела она повернуть его, как дверь широко распахнулась, и она шагнула вперед, словно влекомая чьей-то волен.
Улица, точнее переулок, был тем же самым. Та же самая дверь с навесом над крыльцом. Снаружи все было в порядке.
Но внутри все было абсолютно, совершенно, неописуемо не так.
4
Жарвине захотелось кричать, но она обнаружила, что не может набрать достаточно воздуха. Непонятная безвольность разлилась по ее членам, словно девушку покинули силы. Она поняла, что еще один шаг поставит ее на грань физического истощения и собрала все оставшиеся силы лишь для того, чтобы оглядеться, и уже через мгновение пожалела, что сделала это.
Помещение было наполнено тусклым светом. В этом свете по обеим сторонам вырисовывались высокие стены, вымощенный каменными плитами пол под ногами, и ничего вверху — кроме струящейся дымки, временами приобретающей чарующие пастельные цвета: розоватый, голубоватый или нездоровый фосфоресцирующий цвет умирающей рыбы. Впереди от Жарвины не было ничего, кроме длинного стола, неестественно длинного, такого, за которым мог бы расположиться целый отряд воинов.
По спине Жарвины поползли было мурашки, но застыли из-за зачарованного паралича, охватившего девушку. Ибо увиденное ею во всех отношениях совпадало с рассказываемыми шепотом описаниями дома Инаса Йорла. Во всем мире существовало только три Великих Колдуна, настолько могущественных, что им не было нужды беспокоиться о том, чтобы их имена были у всех на устах: один жил в Рэнке и служил при дворе, второй, почитаемый самым опытным, находился в Илсиге, третий по причине какого-то скандала перебивался в Санктуарии — это и был Инас Йорл.
Но как он мог попасть сюда? Его дворец находился к юго-востоку от улицы Храмов.
Если…
Эта мысль непроизвольно всплыла в памяти, Жарвина попыталась, бороться с ней, но тщетно. Кто-то когда-то объяснял ей: ЕСЛИ ТОЛЬКО ОН НЕ НАХОДИЛСЯ ГДЕ-ТО В ДРУГОМ МЕСТЕ.
Неожиданно стол погрузился вниз, и одновременно откуда-то издалека приблизилось похожее на трон кресло с высокой спинкой, в котором сидел удивительный человек. Он был укутан в невообразимо просторный плащ из какой-то тускло-коричневой ткани, а на его голове была надета высокая шляпа, широким полям которой каким-то образом удавалось скрывать в тени лицо даже в этом льющемся отовсюду сером свете.
Но в этой тени горели два красных уголька, приблизительно там, где должны находиться человеческие глаза.
Человек сжимал в правой руке полуразвернутый свиток, а левой стучал по столу. Пальцы его были непропорциональны и казалось, что у части их суставов недостает, а у другой, наоборот, избыток.
Подняв голову, человек заговорил.
— Девушка. Любопытно. Из тех, кто… страдал. Это было наказание?
Жарвине казалось, что тусклое свечение двух красных угольков проникало сквозь ее одежду и плоть. Она ничего не могла вымолвить, да и сказать ей было нечего.
— Нет, — промолвил колдун, ибо это был он и никто другой. Выронив свиток на стол, где тот тотчас же скрутился в ровную трубочку, он поднялся и приблизился к Жарвине. Одно движение — словно он обрисовал в воздухе ее силуэт — освободило ее от онемения, сковавшего члены. Но у Жарвины хватило ума не пытаться бежать.
Куда?
— Ты знаешь меня?
— Я… — она облизнула пересохшие губы. — Мне кажется, вы — Инас Йорл.
— Наконец-то пришла слава, — криво усмехнулся колдун. — Ты знаешь, почему ты здесь?
— Вы… ну, думаю, вы заманили меня в ловушку. Почему — не знаю, если только причина не в этом свитке.
— Гм-м! Проницательный ребенок! — если бы у колдуна были брови, вероятно, со стороны показалось бы, что он поднял их. И тут же: — Прости меня. Я не должен был говорить «ребенок». По меркам жизни, если и не по годам, ты уже взрослая. Но после первых ста лет такие отеческие замечания легко слетают с языка.
Он вновь занял свое кресло, жестом приглашая Жарвину приблизиться. Та отказалась.
Ибо когда колдун поднялся, чтобы оглядеть ее, оказалось, что он невысок ростом. Плащ позволял предположить, что он крепкого телосложения, полноватый, с брюшком. Но когда он вернулся на свое место, стало так же очевидно, что он худой и стройный, с одним плечом выше другого.
— Ты обратила внимание, — сказал он.
Голос его также изменился, раньше это был баритон, теперь же стал приятным уху тенором.
— Мы с тобой — жертвы обстоятельств. Не я поставил тебе ловушку. Это сделал свиток.
— Мне? Но почему?
— Я выразился неточно. Ловушка была поставлена не тебе лично. Она была поставлена кому-то, для кого означала смерть другого человека. Полагаю, ты способна все понять, хотя, возможно, еще не догадываешься об этом. Так? Попробуй угадай. Положись на свое воображение. К примеру, ты никого не узнала из недавно прибывших в город?
Жарвина почувствовала, как у нее от щек отхлынула кровь. Она стиснула кулаки.
— Господин, вы великий волшебник. Сегодня ночью я узнала одного человека, еще об одной встрече с которым я и не мечтала. Человек, смерти которого я с радостью поспособствую, хотя смерть слишком хороша для него.
— Объяснись!
Инас Йорл поставил локоть на стол и положил подбородок на кулак… только ни его локоть, ни подбородок, не говоря уже о кулаке, не соответствовали в точности этим понятиям.
Жарвина мгновение колебалась. Затем сбросив плащ, она сорвала узел, которым была завязана у шеи шнуровка ее куртки, и стащила куртку вниз, обнажая шрамы, коричневые рубцы на коричневом теле, которые никогда не заживут, и большой жесткий шрам на том месте, где могла бы быть ее правая грудь.
— Зачем пытаться скрыть что-то от колдуна? — горьким тоном спросила она. — Этот человек командовал людьми, которые сделали со мной это, и гораздо худшие вещи со многими другими. Я думала, это были бандиты! Я пришла в Санктуарий, надеясь, что здесь мне удастся что-нибудь разузнать о них — как могли попасть они в Рэнке и покоренные города? Но я и подумать не могла, что они объявятся здесь, как имперская гвардия!
— Они?.. — переспросил Инас Йорл.
— О… нет. Сознаюсь: я готова дать клятву лишь в отношении одного человека.
— Сколько тебе было лет?
— Девять. Шесть взрослых мужчин позабавились со мной прежде, чем избили железными прутьями и бросили умирать.
— Понятно, — взяв свиток, колдун задумчиво постучал по столу его концом. — Теперь ты можешь предположить, что в этом послании? Помни, что оно вынудило меня прийти сюда.
— Вынудило? Но я считала…
— Что я очутился здесь случайно? О, напротив! — прогремел пронзительно-ядовитый горький смех. — Я же сказал, мы оба жертвы. Давным-давно, в молодости, я был чрезвычайно глуп. Я попытался совратить жену человека, более могущественного, чем я. Когда он обнаружил это, мне удалось защититься, но… Ты понимаешь, что такое заклятье?
Жарвина покачала головой.
— Это… действие. Действие в такой же степени, в какой скала — бездействие. У нее нет ничего, кроме осознания того, что она — скала. Червь больше сознает мир, собака или лошадь еще больше, человеческое существо — неизмеримо больше — но не бесконечно. В пожаре, урагане, звездах можно обнаружить процессы, которые, не сознавая своего естества, влияют на окружающий мир. Заклятье — это процесс, созданный актом воли, не имеющий ни цели, ни задачи, кроме тех, что вселяет в него создатель. И на меня мой соперник наложил… Но это неважно. Я начинаю говорить так, словно жалею себя, но я знаю, что судьба обошлась со мной справедливо. Следует ли нам осуждать справедливость? Этот свиток может стать ее орудием. В нем написаны два приговора. Смертных приговора.
