Сезон штормов - Асприн Роберт Линн (книга жизни .txt) 📗
— ..Поступил так, как на его месте поступил бы любой другой, имеющий силу, — закончил за Джабала Салиман. — Мы сами виноваты, мы были слишком открыты, бравировали своим богатством и властью и ходили в своих ястребиных масках по улицам, тем самым став легкой мишенью для всякого имеющего достаточно храбрости и умения нам противостоять. Слабое место гладиаторов в их гордости, желании демонстрировать силу там, где этого не требуется. Мудрец будет тихо наблюдать и использует свое знание против врагов. Темпус сделал то, что надлежало сделать нам.
Джабал слушал со всевозрастающим изумлением.
— Ты хочешь сказать, что мы не будем ему мстить?
— Нам всегда была нужна власть, а не мщение, — ответил Салиман. — Если у нас имеется возможность прийти к власти без кровопролития, то так и надо поступить. Разве столкновение с Темпусом — единственный путь взять в Санктуарии власть?
Если нет, то нужно воспользоваться иным.
— Ты все время говоришь «мы». Взгляни на меня. Что толку в лидере, который не может сражаться сам.
— А принц Китти-Кэт? А Молин Факельщик? — с усмешкой возразил Салиман. — А сам император?
— Как часто ты обнажал меч в последние два года? — вмешался Хаким. — Ряд стычек я мог и пропустить, но, насколько я могу припомнить, — лишь раз, да и того поединка ты мог избежать.
— Я сражался в день налета, — невозмутимо отозвался Джабал.
— И меч не помог тебе тогда — во время зенита твоего могущества и силы, — привел свой главный довод помощник Джабала. — Можно сражаться не только мечом, да ты так и поступал годами, хотя твое сознание гладиатора не позволяет в этом признаться.
— Но я не могу сражаться один, — упорствовал работорговец, и в голосе его послышался тщательно скрываемый страх. — Кто захочет присоединиться к старику?
— Я, — заверил Джабала Салиман, — если этот старик — ты.
Ты богат, знаешь город и обладаешь умом, который не менее изощрен, чем меч в твоей руке. Ты можешь управлять городом, я уверен в этом и готов связать с тобой свое будущее.
Джабал задумался на миг. Возможно, он поспешил. Возможно, найдутся и другие, подобные Салиману.
— Так каким образом можем мы создать тайную организацию? Как можем мы быть невидимыми и вместе с тем могущественными? — осторожно спросил торговец.
— Во многом это окажется легче, нежели действовать открыто, чем мы занимались в прошлом, — рассмеялся Салиман. — Я вижу это так…
— Простите меня, — Хаким поднялся на ноги, — но я боюсь, что вы переходите к обсуждению вопросов, которые сказителю слышать небезопасно. Когда-нибудь в другой раз я выслушаю их, если, конечно, у вас сохранится желание поделиться ими со мной.
Джабал помахал рукой сказителю на прощание, но мозг его блуждал уже где-то далеко, углубившись в тщательный анализ возможностей, о которых говорил Салиман. Он и впрямь может попытаться это сделать. Санктуарии являет собой город, держащийся на алчности и страхе, а Джабал искушен в умелом использовании и того, и другого.
Да, невзирая на все перемены в городе, он может добиться этого. Задумчиво меряя шагами хижину, Джабал призвал наконец Салимана, чтобы тот кратко проинформировал его обо всем, что произошло в Санктуарии после налета.
Каролин Дж. ЧЕРРИ
ПОДВЕТРЕННАЯ СТОРОНА
Глава 1
Над кучкой хибар и лачуг, представлявших собой Подветренную сторону, или, иначе, Низовье, витал дух предприимчивости. Каждый старался сыскать средства, чтобы выбраться из Низовья при первом же удобном случае. В дело немедленно пускалась первая приобретенная горсть монет, хотя обычно через пару недель все возвращалось на круги своя и незадачливые предприниматели вновь устраивались на ночлег, как с незапамятных времен повелось у нищих: под изорванными лоскутными одеялами меж груд мусора, среди гнилья и объедков, часто служивших им пищей. Такие неудачники или начинали снова или за недостатком идей и сил опускали руки, оканчивая свой недолгий путь окоченевшими, недвижными в грязи Низовья.
А вот Мамаша Беко преуспевала. И дышала она тем же воздухом, который вдыхали ноздри всех жителей Подветренной.
Вонючий запах пропитывал кожу, волосы, стены, грязь, забивался в ноздри, приносимый ветрами, которые дули то со стороны боен, кожевенных и сукновальных мастерских Санктуария, то от лежащего к югу болота. Лишь в редкий день с севера прилетал чистый ветерок, но испарения самого Низовья были таковы, что его никто не ощущал, а меньше всего Мамаша Беко, под чьим началом находилась единственная в округе таверна. Она продавала готовившуюся на заднем дворе таверны брагу, и о том, что входило или попадало в ее состав, не рисковали спрашивать даже жители Низовья, которые платили, торговались, а иногда в темном лабиринте кривых улочек дрались и гибли из-за этой бурды. Брага давала возможность забыться и не думать о прихоти судьбы, которая расположила дворцы знати на другом берегу реки, отделявшей чистилище от сопутствовавшего ему ада.
Неудивительно, что зал таверны и близлежащая аллея были заполнены людьми и пропитаны тошнотворным запахом, исходившим от немытых тел завсегдатаев, расположившихся на обломках мебели, разбросанных там и сям по коврикам, которые никогда не мылись и были накиданы друг на друга, чтобы прикрыть дыры. Днем свет лился из окна и двери, а по ночам чадящая одинокая лампа освещала размытые очертания бражников, мебели и мусора. В дальней комнате стоял иной запах, делавший невыносимым миазмы центрального зала. Комната и угнездившийся в ней смертоносный порок составляли еще одно занятие Мамаши Беко.
Хозяйка, подобно огромному торговому судну, скользила среди бушующего пьяного водоворота, поднося страждущим желанное зелье. Толстыми красными ручищами разносила кружки и облупившиеся чаши с брагой эта гороподобная женщина в потерявшем цвет халате, с немыслимо закрученными сальными волосами, которые выбивались из-под повязки и потными прядями спадали на лоб и щеки. Мамаша Беко легко могла поднять полный бочонок с элем и выбросить наружу пьяного. Фигура этой женщины с глубоко посаженными неподвижными глазами, сжатыми челюстями и затерявшимся в складках лица ртом стала привычной и почти легендарной для Низовья. Хозяйке помогали два темноглазых быстроногих мальчика, о которых за пределами таверны ходили разные слухи. Мамаша Беко всегда подбирала бездомных, и многие из них так и росли здесь, как, например, Тигот, который вполне мог сойти за одного из хозяйских отпрысков, ныне следивший сумасшедшими глазами за мальчиками. Тигот, унаследовавший половину от деловой хватки Мамаши Беко, был с хозяйкой одного роста и комплекции и отличался безоговорочной преданностью. Сегодня в зале был и Хаггит, один из старейших завсегдатаев таверны, сутулый худой мужчина со спутанными жирными волосами. Он просил милостыню и иногда, собрав неплохой урожай монет, приходил в таверну спустить деньги.
В это смутное время, когда Джабал пал и повсюду разъезжали сеявшие ужас пары Священного Союза, в Низовье порой появлялись деньги, которые неизбежно приводили их владельца в таверну Мамаши Беко, предоставлявшей кусок доски, служивший скамьей, или несколько грязных ковриков для сидения.
Наиболее привередливые могли рассчитывать на стол со скамьями, кружку пива из особого бочонка или даже на церемонно протертую флягу с вином.
Сейчас за одним из столов, как уже много вечеров подряд, сидел в одиночестве Мрадхон Вис. Сумасшедшая Элид пустила в ход все свое умение, но, потерпев фиаско, скользнула наружу в надежде попытать счастья и дать волю проворным пальцам в кармане загулявшего пьяного. В голове Мрадхона бродили мысли и роились странные неясные желания, от которых кровь Элид застыла бы в жилах. Да, Мрадхон желал женщину, но только не Элид. Ее ему хотелось убить, и он был совершенно трезв, представляя себе крики и визг Элид, ведь даже она способна визжать, чтобы утолить ярость. Мрадхон не испытывал к ней отвращения, и даже ее настойчивое домогательство и запах не могли вызвать такой ненависти. Возможно, дело было в том, что, глядя на глупо улыбающуюся Элид, которая пыталась соблазнить его, он видел кого-то еще, зловещего и темного, чувствуя за запахом немытого тела аромат мускуса и распростертый за спиной женщины ад.
