Царь Гильгамеш - Сильверберг Роберт (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
25
Я не позволил Инанне взять бычью тушу, чтобы похоронить его на земле храма: я не хотел ни в чем ей уступать. Я позвал мясников, велел порезать мясо на кусочки и выбросить городским бродячим собакам, чтобы показать, насколько я презираю Инанну, ее быка и ее чары. Рога того быка я взял себе. Я отдал их своим ремесленникам, которые были поражены длиной рогов и их толщиной. Я велел им украсить рога золотом и лапис-лазурью и повесить их во дворце на стену. Рога были столь велики, что вмещали в себя шесть мер масла. Я наполнил их тончайшими благовониями и совершил возлияние в святилище Лугальбанды в честь моего бога-отца, который принес мне эту победу.
Когда все это закончилось, мы с Энкиду омыли руки в реке и проехали вместе по улицам города ко дворцу. Люди осторожно выглядывали из домов, чтобы посмотреть на нас, а потом стали выходить на улицу, и вскоре на нашем пути по улицам стояло множество людей. Меня охватило хвастливое настроение и я выкрикивал: «Кто самый знаменитый герой? Кто величайший среди людей?» И они откликались: «Гильгамеш самый знаменитый герой! Гильгамеш величайший среди людей!» Почему бы мне было не похвастаться? Инанна выпустила Небесного Быка — мы с Энкиду убили его. Разве мы не имели права хвастаться?
В ту ночь во дворце мы устроили великий пир. Мы пели, пили и танцевали всю ночь. В ту же ночь подул ветер, прозванный Обманщиком, воздух стал мягким и влажным. Еще до утра пролился первый дождь, и потом всю зиму дожди орошали иссохшую землю.
Тот день был вершиной моей славы. Тот день был пиком моего триумфа. Я чувствовал, что нет ничего такого, что я не смогу свершить. Я увеличил и приумножил богатство моего города и сделал его одним из самых сильных городов земли. Я убил Хуваву, я убил Небесного Быка. Я принес дожди в Урук. Я был добрым пастырем народу. Тем не менее я знал мало радости и много печали в тот день. Такова воля богов. Такова жизнь. В ней есть величие, есть и печаль, и мы узнаем в свое время, что тьма следует за светом, хотим мы того или нет.
Наутро Энкиду пришел ко мне. Выглядел он мрачным и усталым. Я спросил:
— Брат мой, почему ты столь печален, когда бык лежит мертвым, а дожди пришли в Урук?
Он сел возле моего ложа, вздохнул и сказал:
— Друг мой, почему великие боги собираются на совет?
Я не понял. Потом он сказал:
— Мне приснился тяжкий сон, брат.
Ему приснилось, что боги сидели в зале совета. Там был Ан, и Энлиль, и небесный Уту, и мудрый Энки. И небесный отец Ан сказал Энлилю: «Они убили Небесного Быка, и они убили Хуваву, демона, поэтому один из них должен умереть. Пусть это будет тот, кто рубил кедр, кто оголил наши горы от кедровых стволов».
Тогда заговорил Энлиль: «Нельзя Гильгамешу умирать, ибо Гильгамеш — царь. Умереть должен Энкиду». Слово взял Уту: «Они искали моей защиты, когда шли убивать Хуваву, и я защитил их. Когда они убили быка, они принесли мне в жертву его сердце. Они не сделали ничего плохого. Энкиду невиновен, почему он должен умирать?» Это очень рассердило Энлиля, и он разгневанно обернулся к небесному Уту, говоря: «Ты говоришь о них, будто это твои товарищи! Но они согрешили, и Энкиду должен умереть!» Спор продолжался, пока Энкиду не проснулся.
Когда он закончил свой рассказ, я тихо сел и старался, чтобы мое лицо ничего не выражало. Какой ужасный сон! Он преисполнил меня страхом. Я не хотел, чтобы он это видел. Я хотел отогнать этот сон, отмести его прочь, как отметают сухой тростник. Наконец я сказал:
— По-моему, ты не должен принимать этот сон близко к сердцу, брат. Часто подлинное значение снов бывает нам неясно.
Энкиду печально уставился в пол.
— Сон, предвещающий смерть, останется сном, предвещающим смерть, — сказал он наконец. — С этим согласятся все. Я уже мертвец, Гильгамеш.
Я сказал, что все это глупости. Я сказал, что нелепо какому-то сну дать захватить себя, дать ему управлять тобой. Не могу притворяться — сам я полностью верил в то, что говорил. Поэтому, я настоятельно посоветовал ему выбросить все сны из головы и, как ни в чем ни бывало, заниматься своими делами, как будто он ничего не слышал, кроме шороха листьев или пения птиц в саду.
Казалось, это ободрило его. Он кивнул мне и сказал:
— Да, возможно я слишком серьезно отнесся к этому.
— Чересчур серьезно, на мой взгляд.
— Да-да. Это мой большой недостаток. Ты умеешь приводить меня в нормальное состояние, брат мой.
Он улыбнулся и крепко пожал мне руку. Потом, поднявшись на ноги, он присел в борцовскую стойку и поманил меня:
— Ну-ка, иди сюда! Как насчет небольшого состязания, чтобы на душе стало веселее?
— Отличная мысль! — ответил я. Стало легче на душе, оттого что он выглядел не таким печальным. Мы долго боролись, потом совершили омовение и отправились на собрание совета города. Я отбросил мысли о сне и то же самое, кажется, сделал он.
Несколько дней спустя, как акт благодарения за избавление города от Небесного Быка я, распорядился совершить ритуал очищения, известный, как Закрытие ворот. Это был обряд, который в Уруке не исполняли так давно, что даже самые старые жрецы не помнили всех его подробностей. Шесть ученых по моему приказу три дня рылись в библиотеке Храма Ана, ища описание обряда. Единственное, что они смогли найти, была табличка, написанная такими древними знаками, что они не поддавались прочтению.
— Ничего страшного, — сказал я им. — Я буду молить Лугальбанду, чтобы он указал мне, что надо делать.
Я хотел проверить, действительно ли проходы, которые находятся под городом и открываются в преисподнюю, были запечатаны, так как Инанна грозилась открыть их, если что-то не получится с Небесным Быком. В своем гневе она действительно могла испортить ворота, чтобы демоны или души умерших могли проникнуть в город. Поэтому я хотел убедиться, что ворота заперты и придумал специальный ритуал с целью совершить такую проверку. Я сочинил обряд на основе того, что сумел вытащить из памяти старых жрецов, из записи на старинной табличке и своих собственных домыслов относительно того, что пристойно этому обряду. Мне кажется, получился настоящий обряд. И все же, если бы мне пришлось выполнить его снова, я бы оставил ворота в преисподнюю стоять открытыми тысячу лет, чем снова пережить то, что досталось мне в тот день.