Пылающий камень (ч. 1) - Эллиот Кейт (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Лавастин свистом подозвал к себе Ужаса, который обнюхивал приготовленное для лошадей сено.
— Я считаю, что Господу угоднее, когда люди трудятся, а не протирают колени в часовне, но не будем об этом спорить, сын. Леди Таллия милостива к бедным. Король поступил мудро, когда приставил к ней этих девушек, они никогда не сумеют задумать заговор, а уж тем более осуществить его.
Лавастин махнул рукой, и они отправились в путь, который лежал мимо полей, где работали крестьяне, мимо деревни, в лес, где обычно местные жители собирали хворост и целебные травы, а дети любили играть в прятки. Из-под копыт коней то и дело выпархивали перепелки, и наконец гончие, не выдержав, устремились за ними. Алану пришлось несколько раз подзывать к себе собак, которые носились в зарослях и не желали возвращаться. Вскоре они въехали в лес, куда обычно не забредали местные жители. Священник, сопровождавший Таллию, развлекал путешественников рассказом:
— В то время жестокие бирмены направились на запад и, скорее по случайности, чем целенаправленно, достигли города Дарра, который они назвали Дарией.
— Разве они не разрушили город? — спросила Хатумод.
— Разумеется, разрушили. До самого основания. Опустошили, сожгли и убили всех мужчин и юношей старше двенадцати лет, а женщин и детей обратили в рабство. Но правление Азарина Жестокого продолжалось всего пять лет, ибо Господь Бог наш милостив и правосудие Его не замедлит себя ждать.
— Но как же явление ангела? — тихо спросила Таллия. Ее слов не слышал никто, кроме Алана.
— Давайте вернемся к нашей истории. — Голова отца Руфино напоминала яйцо: на ней не осталось ни единого волоска — свидетельство того, что он много часов проводил под палящим солнцем, наблюдая за строительством. — Продвигаясь на запад, это племя встретило на своем пути город под названием Коринф. В то время в город пришел святой Себастьян из ордена иоаннитов. Он путешествовал, обращая язычников в истинную веру. Но, несмотря на то что он отслужил в городе мессу, горожане не вняли его проповеди. Они осыпали его насмешками, а когда к городу подошли варвары, то Себастьяна вышвырнули за ворота, прямо под ноги язычникам. Так Господь даровал святому Себастьяну мученическую кончину. А горожане Коринфа готовились к битве. Они понимали, что проиграют, но считали, что лучше умереть сражаясь, чем просить милости у врагов, которых они ненавидели. Но ангел Радуэриал явился святой Сонии, которая единственная из всех вняла словам святого Себастьяна. И ангел даровал ей чудесный голос.
Святая вышла из города, надеясь спасти соотечественников, хотя они и пренебрегали ее верой. Она была молода и красива, и ее взял в свой шатер жестокий король Азарин. Она пела ему так сладко, что сердце его смягчилось и он пощадил город и всех, кто в нем жил. И тогда среди жителей города поднялся великий плач, и пошли они молиться в церковь и поклялись, что с этого дня будут верить только в Господа Бога Единого.
— А что случилось со святой Сонией? — поинтересовалась Хатумод. — Неизвестно, — сообщил клирик. — Говорят, что король варваров взял ее в плен, а потом убил, когда она отказалась стать его женой.
Одна из девушек ахнула:
— Говорят, что эти варвары и вовсе не люди, однако…
— Довольно об этом, — достаточно резко оборвал ее священник. — То, о чем вы говорите, сказки, выдуманные досужими сплетниками. На самом деле большинство сходится на том, что святая Сония добровольно отправилась в земли, населенные варварами, чтобы нести им Свет Единства. Больше ее никогда не видели. Так или иначе, она ушла из Коринфа и больше туда не вернулась.
— Смотрите! — воскликнула Таллия.
Теперь они выбрались на опушку, и Алан подъехал к ней. Прямо перед ними лежали руины. Рассматривая стены, Алан гадал, нет ли тут древней даррийской дороги, которая со временем заросла мхом и травой.
Пока остальные подтягивались к ним, Таллия спешилась и направилась к старым стенам, изучая высеченные на камнях спирали, соколов и существ с человеческими телами и головами животных.
— Нужно снести все эти стены! Можно стесать рисунки с камней и использовать их для строительства монастыря, где мы будем прославлять Господа Бога нашего.
Она схватила Алана за руку и потянула внутрь разрушенного строения. Там она остановилась у большого белого камня, который наверняка был алтарем, и, все еще сжимая руку Алана, восторженно воскликнула:
— Мы построим церковь прямо здесь!
Алан чувствовал, как внутри него все сжимается от нежности к ней. Таллия была такой хрупкой, маленькой, так трепетала от обуревавших ее чувств… Алану хотелось прильнуть к ее губам, она была так близко и так доверчиво держала его за руку… Но он решился лишь прижать ее к себе покрепче.
— Видишь, — прошептала она, — Господь дает нам возможность построить часовню в честь Владычицы и Ее Сына. Мы сможем воздвигнуть церковь, где будут прославлять Мать и Сына, и тогда истинная вера снова откроется всем, кто раньше слышал лишь ложные изречения церкви.
Глядя в ее сияющие глаза, Алан был готов согласиться на что угодно, лишь бы она оставалась в его объятиях как можно дольше. Через мгновение в проломе стены показался Ужас, а вслед за ним и Лавастин.
— Прошу прощения, — произнес он быстро и повернулся, чтобы уйти.
— Милорд граф! — воскликнула Таллия и отошла от Алана. — Теперь, когда урожай собран, вам не нужны работники, и они могут стать моими строителями.
— Зачем? — Лавастин подошел к светлому камню и дотронулся до него.
— Чтобы построить монастырь, посвященный Матери и Сыну! И часовню, где мы будем восславлять блаженного Дайсана, погибшего в муках. На стенах мы изобразим его жизнь, чтобы люди узнали правду!
— Ну нет! — Лавастин выдернул несколько сорняков, выросших из-под камня, словно его раздражал беспорядок. — Графы Лаваса всегда ладили с церковью, и я не собираюсь ничего менять.
— Но вы же хотите узреть правду, которая несет свет в наш мир!
— Я не хочу, чтобы в моем доме началась смута! Леди Таллия, мне, конечно, неприятно, что вы так близко принимаете к сердцу то, что церковь называет ересью, но я считаю, что только Господу судить нас, ибо он читает в наших сердцах, как в открытой книге. Поэтому я не мешаю вам молиться как заблагорассудится. Но я никогда не позволю строить на моих землях нечто, восславляющее ересь, которая осуждена церковными иерархами. И сын мой тоже не станет этого делать!
Таллия вспыхнула.
— Однако, — Лавастин оглядел камень с вырезанными на нем улитками, цветами и листьями, — вы можете с моего позволения основать тут монастырь в честь Эдесии и Патриоса.
— Вы смеетесь надо мной. — Таллия рассердилась.
— Вовсе нет. Святые супруги Эдесия и Патриос были родителями блаженного Дайсана.
— Он был сыном Господа Бога, а не простых смертных!
— Согласно учению церкви, все мы — дети Господа нашего. Но блаженного Дайсана выносила и родила святая Эдесия. Если, конечно, нет какого-нибудь иного способа появления на свет детей, правда, я о таком никогда не слышал.
Таллия глубоко вздохнула и вздернула подбородок. Перед ними была племянница короля, обладающая властью и знающая свою силу. Казалось, сейчас она прикажет им повиноваться ее воле, но она вдруг расплакалась и выбежала из развалин.
Алан собрался пойти за ней, но голос Лавастина остановил его:
— Прости, что я отказал ей в постройке церкви.
— Тебе не за что извиняться. Мне даже в голову не приходило, что она захочет построить церковь в честь своей ереси.
Лавастин вздохнул:
— Надеюсь, что ее гнев направлен только на меня, а не на тебя. Пусть подумает о постройке часовни в честь святых супругов. Наверняка отец Руфино знает об их мощах, и мы могли бы доставить их сюда. К тому же эта церковь напоминала бы ей о том, что родители блаженного Дайсана были женаты и родили сына, но их тем не менее причислили к лику святых.
Алан поспешил к Таллии, которая стояла среди суетящихся вокруг нее женщин.
