Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– А ты братанича-то нашел? – спросил Хортеслав, вспомнив, что здесь должен быть и парень из городка.
– Нашел. – Ждивой отвел глаза. – В избе положили.
По лицу его Хорт понял, что парень мертв.
– И не понял никто, отчего… – подавленно побормотал Ждивой. – То есть кто его… Наши в суматохе не разобрали, или те твари ползучие…
Хортеслав вздохнул. Бедняга Звонибож сам не понял в этом злосчастном происшествии, кто ему теперь свои и с кем он, а в общей свалке его и убил неизвестно кто…
– Заберем, со своими похороним, – обронил Ждивой.
По крайней мере, родичи еще считали парня своим.
Ночь прошла спокойно. Назавтра маленькое войско потянулось на лыжах обратно в городок, везя на волокушах приобретенное добро и четырех молодых пленниц. Из разбойничьего гнезда выгребли все подчистую, оставив только лавки. Перед уходом избы запалили, снеся в них все трупы бывших хозяев. И долго еще в этом краю ходили рассказы о черном оборотне и о призрачных волках, охраняющих забытые клады…
Часть третья,
Дары для богини Лады
Глава 1
Угляна наставляла Младину: каждый раз, ложась спать, нужно позвать своего чура-вещуна и попросить о науке. А потом обязательно вспомнить свои сны и обдумать, что они означают. Младина так и делала; нередко просыпалась ночью и рассказывала сама себе виденный сон, чтобы утром было легче вспомнить. Видения были по большей части приятные, красивые: иной раз ей снилось, будто она плавает, как рыба, в прозрачной теплой воде среди зеленых берегов, а иной раз – летает, но не птицей, а в своем, человеческом облике. Это оказалось очень легко: только подпрыгнуть, оттолкнуть ногами от земли и делать такое движения, будто плывешь. Приходилось прикладывать усилие, чтобы не упасть, но воздух держал ее, как держит пловца вода. И она взмывала ввысь, видела под собой зеленую и голубую землю – во сне всегда стояло лето. Иной раз она вдруг ослабевала и снижалась, но тогда нужно было лишь сосредоточиться, сделать плечами усилие, и воздушные токи снова несли ее вверх. И тогда она видела себя со стороны: в белой рубахе, с распущенными волосами до пят, она летела в небесной голубизне, похожая на облако, лебединая дева с руками-крыльями.
Иногда она видела во сне других людей, и чужие жизни целиком проносились перед ней. А иной раз лишь слышала из туманной мглы спорящие незнакомые голоса и потом просыпалась, зная нечто такое, чему Угляна ее еще не учила.
Привыкнув, она начинала смотреть и сны наяву. Для этого даже не требовалось закрывать глаза: глядя на лес с завалинки или возясь по хозяйству, она различала все, что перед глазами, и в то же время в ее зрении было некое подводное течение – видения иной жизни, взявшиеся неизвестно откуда. Обитая в лесу, по многу дней не видя никого из людей, кроме Угляны, она почти перестала понимать, на каком свете находится. В лесу это немудрено, ведь он и есть порубежье миров.
Один сон ей особенно запомнился. В этом сне ей вновь показалась Семилада, ее чур-вещун. Белая женщина с ярким огнем в груди возникла среди тьмы, будто полная луна на ночном небе, и поманила за собой. Младина шагнула вслед за ней из тела и поплыла над ночным лесом. Внизу тянулась дорожка синих огней. Приглядевшись, она разобрала, что это волчья стая идет цепочкой; среди вершин деревьев спины зверей были отчетливо видны на белом снегу, залитом лунным светом. Их было десятка полтора; вожак первым разрезал нетронутый снег, но позади стаи оставался только один след, будто прошел всего один волк: так точно каждый из них ступал в след идущего впереди.
Но полет ее замедлился: Семилада держала ее за руку и не пускала дальше, словно призывая смотреть внимательнее. Младина окинула цепочку взглядом и отметила, что вожак намного крупнее остальных. Это был не волк, а настоящий медведь! Но не успела она удивиться, как увидела, что это и не медведь… От ужаса ее пронзило холодом: такого чудовища она никогда не видела и не знала, что подобное может существовать. Это было нечто среднее между волком и змеем: вытянутое тело с короткими когтистыми лапами, покрытое вместо шерсти блестящей серой чешуей, голова вроде волчьей, с огромной пастью и горящими круглыми глазами. Четыре лапы двигались так проворно, что казалось, их не меньше восьми, и в самих движениях этого чудища было змеиное проворство, внушавшее омерзение. Потрясенная Младина упала бы, если бы ее не поддержала рука Семилады. И тут же она обнаружила себя лежащей на обычном месте в избе Угляны – в холодном поту, всхлипывающей от страха. «Ну, будет, будет!» – успокаивающе шептал знакомый голос Раганы, и невидимая рука сжимала ее руку. Шамкала что-то старая ведунья-голядка – видимо, Младина невольно разбудила хозяев очага.
Весь день этот сон не давал ей покоя, и еще несколько дней не отпускало чувство тревоги. Младина вдруг начала бояться чего-то: глухой заснеженный лес стал казаться полным опасностей, и с приходом сумерек она тщательно задвигала заслонки на оконцах, чтобы огонек светца никак нельзя было увидеть снаружи. Хотелось спрятаться вместе с избушкой, зарыться под снег, затаиться, как мышь в норке. И все мерещилось, будто волки уже сидят вокруг избы, а то чудовище – прямо напротив двери…
А потом случилось страшное. Под утро Младина проснулась, еще в глухой тьме, сама не понимая, что ее разбудило: это вроде был какой-то звук, но она не успела его разобрать сквозь сон. В самом воздухе было разлито леденящее чувство присутствия чего-то жуткого.
– Кто здесь? – одновременно с этим крикнула со своего места Угляна.
Звук раздался снова: со скрипом отворилась в темноте дверь, потом закрылась. Потом опять открылась и не закрывалась дольше, будто проходили несколько человек. Однако звука шагов слышно не было. Но этого не может быть, двери на ночь они запирали тщательно – и в сени, и наружную, обе по очереди ходили друг друга проверять. Никто не мог ее открыть! Кроме…
Младина соскочила с лежанки, вертя во тьме головой. По избе веяло холодом, словно дверь была распахнута прямо в зимнюю ночь. И воздушные токи шевелились, будто кто-то, один за одним, проходил мимо нее. Вот зашуршало что-то у печи, застучало на столе. И вскрикнула Угляна, но не успела Младина спросить, что там, как на ее лицо и руки посыпались обжигающе холодные капли. Она ахнула от неожиданности, хотела прикрыть руками лицо, но замерла – ибо вдруг прозрела.
Тесная изба была полна людей. Они входили вереницей через беспрестанно хлопающую дверь и выстраивались возле Угляны и Младины. Скрюченные бабки, раскосмаченные старые девки, бородатые мужики. Несколько подростков, в чьих лицах отпечаталось нечто нездоровое, нежизненное. Она вроде бы догадывалась, кто это, но не могла собраться с мыслями. Все были полуодеты, в основном в сорочках, волосы распущены, без шапок. И у всех на белом полотне, на столь же белом теле ярко выделялись чернеющие кровавые раны. На голове, на груди, у иного на животе – рубленые раны, расплывшиеся по полотну пятна, потеки на бледной коже. У кого-то черная полоса пересекала шею – голова была почти отделена от тела. Полузакрытые глаза смотрели на нее, дрожащие руки тянулись, будто жаждали схватить, но не могли достать сквозь какую-то невидимую преграду.
Это были мертвецы. Те, кто убит злодейским образом, но не погребен по обычаю, не успокоен, не отомщен, кого родичи не кормят в дедовы дни, не приглашают за стол. Но едва Младина это осознала, как первый ужас и растерянность сменился гневом. За каким лешим к ней притащились эти гнилушки! Разве еще не поняли, что с ней шутки плохи?
– А вы чего здесь забыли? – в ярости закричала она. – Кто вас сюда звал? А ну пошли прочь – Ящеру в пасть, в бездну преисподнюю, где солнце не светит, роса не ложится, там вам место пусто до скончания времен!
Мертвая рать дрогнула и подалась назад, будто ее оттолкнула ярость Младины. А она схватила прислоненную к стене метлу, которой мела по утрам избу, и бросилась на покойников, держа метлу обеими руками за конец палки и размахивая прутьями по широкой дуге, как делают ведуньи, пытаясь смести с неба дождевые тучи.
