Цитадель души моей (СИ) - Саитов Вадим (читать полную версию книги TXT) 📗
— Почтовыми пчелами здесь только егеря пользуются. Пчелу вы утром выпустили, значит, через пару часов они уже будут здесь. Обратно в клетку захотела?
Яростный оскал, короткий рык.
— Нет! Живой я им не дамся.
— Это ты так думаешь. Я же поклясться готов, что, меня здесь не найдя, они из кожи вон вылезут, чтобы тебя живьем взять и допросить. Да и потом убивать не поторопятся.
Глухое рычание в ответ.
— Рычи, не рычи, — пожал я плечами, — конец один. Их там не меньше десятка будут, каждый — меня не слабее. Да они тебя влегкую скрутят, как бы тебе и не хотелось на чей-нибудь меч надеться. Убежать же и не надейся, здесь — давно зачищенные людские территории, если тебя всерьез искать начнут — за пол-дня выследят.
Лукавлю я, конечно: верг любому егерю в любом лесу сто очков форы даст и в выигрыше останется, но бестия-то моя об этом, думаю я, не догадывается. Нова она, знакомство у них с егерями недолгое, и всё — не в их пользу. Авось и не знает, как оно на деле обстоит.
Ну вот — задумалась, кивнула согласно.
— Пусть так. Но как только они наш след потеряют, я уйду. Не хочу быть рядом с тобой дольше, чем необходимо.
Голос — впервые за всю встречу — спокойный и уверенный, да и сама как-то живее выглядеть начала. Ну да — все ж смысл жизни какой-никакой появился, пусть временный, но и то лучше, чем ничего — по себе знаю. А вот зачем она мне, верга-то — это вопрос. Ну, для начала корягу помочь на глубокую воду вытолкать — один я не управлюсь. А дальше мне её зачем с собой тащить?
Ладно, от погони уйдем, там разберемся.
— Я тоже от твоего общества не в восторге, — проворчал я, — но куда деваться? Пошли, точнее, поплыли вон туда, — я махнул рукой в сторону реки, — вытащим ствол на глубину, под ним спрячемся, и пусть он нас несет.
Так и сделали. Уж не знаю, дошло ли сообщение Ночного Охотника до получателя, что было в этом сообщении, были ли этими получателями именно егеря, и что потом они делали. Но плавно-неторопливое путешествие наше прошло совсем без приключений и никаких последствий для меня не имело, кроме того, что я замерз до окоченения, простыл и, в первую ночь, едва с силами собрался, чтобы из-под воды на ствол вылезти. На другие дни как-то полегче выходило — притерпелся, похоже. Что до верги, так ей купание как будто только на пользу шло. Мелких заминок хватало, но ничего серьезного — за берега и дно коряга цеплялась постоянно, я в первый же день счет потерял; раз десять пришлось, убедившись из-под воды, что людей рядом нет, вылезать и обратно в глубину дерево оттаскивать. Один раз только пришлось поволноваться — когда коряга за опору моста в Гене зацепилась — тут уж незамеченным никак вылезти бы не получилось, но пронесло как-то — сама отцепилась. Опять же бес счету сколько раз с проплывающих лодок и барж нашу корягу шестами и баграми отталкивали, порой в опасной близости от моих рук и головы, и снова — пронесло. Уже в дельте, на выходе в Кантабрийское море нас чуть-чуть покачало на волнах остатками прошедшего шторма — совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы я определенное неудобство в желудке почувствовал, даром, что он пуст был, как кошелек пьяницы. Увы, именно признаки морской болезни оказались для меня последним доводом в пользу того, чтобы воспользоваться неожиданным подарком недавнего шторма — принесенной невесть откуда полузатопленной рыбацкой лодкой. Егеря — не моряки. Совсем. Нет у них противника ни в реке, ни в море, потому-то, я думаю, и удачным оказалось наше путешествие под корягой — никакому егерю и в голову такое не придет, как вергам в голову не приходит на деревьях укрывшихся егерей искать. Ну какому егерю, стихия которого — лес, поле и твердая земля под ногами — взбредет в голову не сушей, и не рекой даже, а морем до цели добираться? Если не на остров плывешь, конечно — да и тогда: не упомню, чтобы хоть раз какой егерь сам лодкой правил — только пассажиром. «И что бы», — думал я, — «и дальше мне этим пробелом егерского мироздания не воспользоваться?» Вот и воспользовался — на свою голову.
Нет, поначалу все довольно удачно складывалось — лодка почти неповрежденной оказалась, воду мы из неё вычерпали, пару крупных щелей я удачно законопатил излишками смолы, с самой же лодки и соскребанной лезвием гладиуса; а с остальных течей воды набиралось немного. В ящике на корме мы нашли сложенный парус и — с некоторой попытки — даже смогли его поднять и должным образом закрепить. Верга помогала мне молча, прояснить ситуацию не только не пыталась, но даже, как я по некоторым реакциям понял, боялась это делать. Хотя, конечно, даже самой себе не стала б в этом признаваться и под пытками. Не стану утверждать, что я хорошо в психологии бестий разбираюсь — в иных её областях для любого егеря тьма кромешная и изумление сплошное, но во многом они все ж на нас похожи. А тут уж мы во всех смыслах в одной лодке — я тоже стараюсь не думать о том, что же буду делать, когда из Империи сбегу, и, где-то в глубине души надеюсь, что бегство моё всю мою жизнь продолжаться будет — как это не глупо.
Ветер дул попутный, ровный и свежий — как оно часто после штормов бывает; я прошел пару миль по прямой в виду берега, убедился, что курс выдерживать в состоянии и взял мористее, так что берег в туманную линию на горизонте превратился — к Венеторуму мне приближаться не хотелось. Венеты — лучшие мореходы ойкумены, в лодках рождаются и живут, неудивительно, что море вокруг их столицы всевозможными судами просто кишит. У нашей же лодки борта низкие, спрятаться решительно негде и совершенно мне не было нужно, чтобы кто-то глазастый разглядел в подробностях команду нашего корабля. Так что Венеторум мы обошли далеко морем, разминувшись со всеми встреченными кораблями на весьма приличном расстоянии. Прошли в виду Виндилиса — острова, именуемого иногда «Воротами Венеты». Несмотря на громкое название, на острове том есть лишь пара, совершенно нищенствующих, рыбацких деревень, да егерский гарнизон в два человека и одну голубятню — следить, не приплывут ли чекалки. За всю известную историю чекалки туда не приплывали ни разу, поэтому в гарнизон Виндилиса обычно отправляют только сильно проштрафившихся егерей.
После Виндилиса берег резко вправо ушел, совсем в дымке затерявшись, но я об этом не беспокоился. Первое, весь берег от Венеторума до Ворганиума плотно рыбацким племенем осисмиев заселен и шанс наткнуться неожиданно на рыбацкую лодку весьма велик; а второе — уж мимо Гобейского полуострова мы никак не могли проскочить. Знай себе держи руль в одном положении, да на солнце поглядывай — чего уж проще? Даже когда тучки набежавшие солнце закрыли, я не беспокоился: ветер-то — как дул, так и дует.
И к вечеру, когда, по моим прикидкам, уже пора было земле показаться, даже тогда я не забеспокоился — только взял чуток правее — и всё. И держал курс еще часа четыре, пока сгустившаяся темнота, в которой вытянутой руки видно не было, не заставила парус спустить и в дрейф лечь. Засыпал я в полнейшей уверенности, что проснусь в виду Ворганиума и лишь на чуткость своего сна надеялся, чтобы по шуму прибоя успеть проснуться прежде, чем нас о скалы прибрежные разобьет.
Однако же, утро принесло хмурую картину окружающего лодку недобро волнующегося моря, и не было ему ни конца, ни края — вдали серые воды в серой дымке сливались с серым небом, и казалось, что нет во всем мире больше никакой суши, а есть одно лишь море со всех сторон — и даже сверху. Верга долго нюхала влажный воздух, потом открыла глаза и поинтересовалась (вполне спокойным, с учетом ситуации, кстати, голосом):
— И что ты теперь будешь делать, человек?
Я ополоснул лицо водой прямо из под ног, отфыркался и принялся вычерпывать набежавшую за ночь воду.
— Ждать, — сказал я, стараясь не прислушиваться к похоронной песне недобрых предчувствий, — выйдет солнце, определимся, где мы и поплывем, куда надо.
«А если не выйдет?» — так спросил бы я на месте верги, и, готов поклясться, мысленно этот вопрос она мне задала — со всем, вполне уместным сейчас, сарказмом. Поэтому я ответил, хотя вслух верга ничего и не сказала:
