Связующие нити (СИ) - Татьмянина Ксения (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
— Я понимаю, я совсем не против, что Нил в курсе.
— И ещё я тоже начну издалека. Но не о каком‑то случае, а в целом — о своих родителях. Я не так много рассказывал тебе раньше, только то, что считал главным. Они поженились молодыми, были счастливы и прочее… только с того времени, как я последний раз побывал там, дома, когда ездил на похороны отца, я стал сомневаться, что всё это действительно так. Когда я перебирал вещи, искал фотографии, думал о том, что я могу забрать с собой в память о своей семье, и не нашёл ничего. Да, я привёз альбом, зеркало… но… это трудно будет объяснить. Мой дед делал много снимков, но я не отыскал ни одного, где мы были бы вместе. Я, мать и отец. Я слишком мало помню с того возраста, чтобы доказать себе, что истинно, а что нет. Мне только хотелось, чтобы всё было так, как я тебе говорил. Правда ли это? Ни у кого не спросишь теперь, и нет ни одного следа. После аварии отец запил, — ничего семейного, сама понимаешь, когда у него появилась женщина — тоже семьи не было, я давно был сам по себе и мечтал только поскорее уехать. Да и после, отец отказывался переехать ко мне, предпочитая жить один. Сейчас я уверен, что питал себя сказкой с самого детства о том, что семья у меня была и есть. Город, когда я там побывал, настолько изменился, что перестал быть тем самым, я не чувствовал никаких уз, никаких привязанностей. Памятные места стёрлись, дома больше нет, родителей тоже. Всё умерло. Или, что одно и то же, никогда не существовало. Город детства был таким, каким я его себе представлял, семья тоже была такой, о какой я мечтал, но на самом деле никогда ничего не было.
Голос Тристана был так хорошо слышен, так отчётливо я различала все звуки — и тона его речи, и дыхание, которое шорохом иногда попадало в трубку, что мне казалось — он здесь, рядом, только в темноте я его не вижу. Но при этом, я отчётливо представляла себе его лицо, — как он шевелит губами, произнося слова, как моргает, как держит трубку. Я так хорошо знала своего Триса, что была уверена в каждом его жесте. Я его — видела.
— Я это всё не сразу осознал, потом только мысли стали закрадываться всё чаще и чаще. Пока однажды не подумал о нас с тобой и причинах такой жизни. Не просто так мы с тобой однажды радостно пришли к соглашению, что жить вместе, но не друг с другом, — лучший вариант. Я — потому что на самом деле не знаю, что такое семья, и не стремлюсь к тому, во что не верю. Ты — из‑за разбитого сердца, из‑за того, кто однажды обманул тебя, и ты тоже не стремишься к тому, во что верить перестала.
О моём единственном за всю жизнь романе я рассказала Трису давным — давно, едва ли не в первый месяц нашего знакомства. Но уже тогда я говорила об этом довольно легко, как о том, что уже перегорело, отболело и ушло. Я не помню за собой даже тени мысли, что теперь я никогда и никого не смогу полюбить, что не доверяю ни одному мужчине, и что вообще не хочу никаких отношений…
И продолжала слушать. Я так упорно молчала, даже не поддакивая, что могло показаться, будто меня совсем нет на связи. А я была здесь — на другом конце связующей телефонной линии.
— И я тоже думал о нашей встрече. И об агентстве. И о мостах, которые восстанавливаю. Что если мы — восстановленный кем‑то случай? И если так, то кто из нас пришёл в агентство, как мы жили друг без друга, и сколько лет прошло, прежде чем я или ты не выдержали этой муки от воспоминания единственной встречи, в которой я не побежал за автобусом, а ты не вышла из него. Когда я чертил мост Анны и Ирен… помнишь ведь это дело о двух подругах? Я был уверен, что их дружба будет неравной, болезненной. Но ниточка была, Ирен согласилась изменить своё настоящее, даже не подозревая, что её ждёт… Тогда‑то я и подумал, просто предположил, что, возможно, в агентство пришёл я. И это я втянул тебя в эту историю, в ненормальные отношения, в бессемейную жизнь, лишил тебя возможности встретить настоящего возлюбленного. Вдруг между нами был построен столь же уродливый мост, как у Ирен и Анны, который лучше было бы и не восстанавливать…
Я отвернула ото рта трубку, чтобы не заорать на него за эти слова. Да, я тоже думала об этом по отношению к Трису, но одно дело самой говорить об этом, и совершенно другое — слышать это от него самого. Было довольно больно.
— Наши рассказы в этом похожи, Гретт, — продолжил он, — и не только в этом. У меня тоже есть шкура, как ты это называешь, или, как называет это твоя Гелена. Но если ты её ищешь и становишься самой собой, то я свою знаю и не желаю её носить. Я ненавижу самого себя, и не хочу быть тем, кем являюсь на самом деле. Я не добился того, чего должен был. Ни в профессии, ни в мечте, ни в жизни. Проектирую массу похожих коттеджей в фирме, не поднимаясь выше штатного чертёжника в отделе, и даже единственный стоящий заказ по восстановлению особняка и тот провалили из‑за нежелания работать под ярмом начальника, который во всём указывал мне, что делать. Я уже терял работу. Теперь ушёл сам. Мальчишество, которое не оправдывает того, что нам опять будет не на что жить. Я должен был добиться большего за все эти годы, но у меня по — прежнему нет ничего, кроме маленькой квартиры под чердаком, да и ту я получил в наследство, а не заработал сам. В агентстве я вычерчиваю мосты, но сколько из них по — настоящему меняют жизнь людей к лучшему? Сколько за всё это время я видел отказов, когда судьба человека сложилась так хорошо благодаря тому, что однажды встреча оборвалась. Моя мечта творить для людей чудеса сейчас превратилась в сплошное сомнение — сделало ли наше агентство кого‑нибудь по — настоящему счастливым? Да и Здания скоро не будет, всё впустую. У меня оставалась только ты, ровно до того момента, как мне стало казаться, что я завлёк тебя в ловушку предложением пожениться и жить вместе. И к тому же ты так стремительно стала отдаляться, что я не всегда узнавал тебя, и уж точно не мог понять. Но я, по сути, не об этом… я сам не знал, чего я хотел. Хотел чувствовать себя иначе, быть другим, — уверенным, что моя жизнь не скопище ошибок и иллюзий. На какое‑то время мне это удалось, я был собран, забыл о сомнениях, я испытывал самого себя на прочность и силу, и почти выиграл. Я должен бы быть реалистом, смотреть правде в глаза, — в профессии я неудачник, Здания не будет, а годы, потраченные в "Сожжённом мосте", прошли зря, моей семьи и не существовало, а с тобой я потерял связующую ниточку, — к единственному близкому человеку. Это всё то, что я осознавал, как взрослый человек, несущий ответственность за всё, что происходит в собственной жизни. Тот рисунок, который ты нарисовала в каморке, вот он‑то мне и дал понять, что это за шкура, что это за сущность, которую я так в себе ненавижу, — ребячество. Это не я, это какой‑то дурак, который до противного наивно не хочет верить в происходящее. Когда просыпается этот мальчишка, я начинаю думать, что много семейных фотографий просто утеряно, что агентство всё‑таки реальная сказка, и я там один из волшебников, прямо как в детстве мечталось. Что не зря я проектирую собственное Здание и делаю чертежи, чтобы однажды восстановить, если оно будет разрушено, и возродить агентство. И в такие моменты я даже понимать не хочу, что у меня нет на постройку ни копейки. Я не хочу работать на фирму и с лёгкостью увольняюсь, думая, что всё это не главное в жизни, — деньги и успех. И я ни в чём так сильно не уверен, как в том, что ты со мной, и готов был от радости на голову встать, услышав слова, что ты никогда ни за что, и никому не отдашь прожитых со мной лет. Гретт, я начинаю мечтать и о других несбыточных вещах, и ничего не могу с этим сделать. Я сходил с ума, пытаясь задушить в себе этого паршивца, но не могу себя изменить, и мучаться мне в этой шкуре до конца жизни. Чудес не бывает, но даже эта истина не помогает мне… повзрослеть.
Больше всего мне хотелось сказать Тристану, что он идиот. И дальше обругать его всяческими словами, уточняющими, что он полный идиот. Хорошо, что этот разговор случился по телефону, иначе бы вместе с этим, я бы кинулась его бить и целовать, потому что он не понимал, что говорит. Как он мог это в себе ненавидеть? Быть может и он считал меня дурой, когда слушал о моих колебаниях и переживаниях, — по поводу творчества, женственности и судьбы, но он тогда промолчал.
