Архимаг - Сальваторе Роберт Энтони (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Он почувствовал, что летит куда-то в сторону, а может быть, он падал на пол. Он повалился навзничь на твердые камни и получил новый жестокий удар. Потом были лишь темнота и давящая тяжесть, словно каменные плиты разверзлись и поглотили его, словно на него рухнул потолок.
Он не мог дышать.
Часть третья
Смерть первого короля
Я часто задаю себе вопрос: что я почувствую в момент смерти. Может быть, удивление? Именно в тот самый роковой миг, когда меч врага вонзится в мое тело, или когда на меня обрушится молот великана, или когда кожа моя съежится и почернеет в пламени дракона.
Когда я пойму, что это случилось, когда наступит уверенность в том, что смерть пришла за мной, буду ли я захвачен врасплох или спокоен, приму ли я смерть или сойду с ума от страха?
Я говорю себе, что готов. Я всесторонне рассмотрел этот вопрос, рассмотрел логически, рационально, устранив все эмоции, и принял неизбежное. Но, наверное, понимание того, что это рано или поздно случится, и понимание того, что я ничего не могу сделать, чтобы избежать смерти, находятся на некоем высшем уровне. Нельзя заранее подготовить себя к этому событию, единственному в своем роде и необратимому.
Может ли быть что-то страшнее для разумного существа, наделенного способностью мыслить, нежели близкая смерть мозга, конец всех мыслей, угасание сознания?
Я стараюсь не задерживаться на этих размышлениях. Каждый вечер, собираясь спать, я не задумываюсь о том, что сон – это маленькая смерть, которая притаилась рядом со мной под одеялом. Один лишь тот факт, что я задаюсь этим вопросом – застанет ли меня смерть врасплох, буду ли я удивлен ее приходом, – по-моему, говорит о том, что я задумываюсь о смерти гораздо чаще многих. Гораздо чаще большинства смертных.
Многие из нас – каждый из нас – упрямо избегают мыслей о неизбежном, даже склонны отрицать его.
Для тех, кто верит в богов и жизнь за гробом, существует утешение религии. Тем не менее некоторым верующим религия не приносит истинного утешения – это скорее надежда, чем твердая вера. Я говорю так потому, что видел таких верующих в час расставания с этим миром, и этот час был для них поистине ужасен. Другие верят искренне, они принимают неизбежность смерти с оптимизмом и надеются на лучшее существование, на следующую жизнь.
Я никогда не искал утешения в религии. Не знаю, почему. Но я не настолько самодоволен, чтобы осуждать тех, кто избрал иную дорогу к неизбежному концу в этом суетном мире, полном опасностей, или чтобы заявлять, что они ниже меня в плане интеллекта и морального облика, или трусливее меня. Потому к этой второй группе, к глубоко верующим, принадлежит и моя жена Кэтти-бри. Она так уверена в своих представлениях о том, что ожидает нас после того, как мы падем под серпом жнеца, в том, что будет после того, как ее время на Ториле подойдет к концу.
Может быть, я и сам смотрел бы на вопросы жизни и смерти иначе, если бы испытал то, что испытали мои четверо друзей, и побывал бы там, где побывали они?
Откровенно говоря, не знаю.
Вульфгар побывал там, на том свете, и вернулся прежним; он вовсе не убежден в том, что на другой стороне пруда в лесу Ируладун его ожидала бы вечная жизнь. На самом деле Вульфгар как-то раз по секрету рассказал мне, что его вера в существование Дворца Темпуса теперь, после путешествия в иной мир и возвращения к жизни, стала еще слабее, чем прежде. Мы живем в мире, где действует самая удивительная магия. Мы даем этому миру и его явлениям имена, делаем вид, будто понимаем его, и втискиваем его в тесные рамки, доступные нашему ограниченному уму.
Но, что еще более важно, мы отказываемся видеть во всей полноте красоту вселенной, окружающей нас, для того, чтобы питать свои надежды и отгонять свои страхи.
Я знаю, что этот день придет. Меч врага, молот великана, дыхание дракона. Избежать смерти невозможно, не будет иного пути, не будет счастливой случайности.
Этот день придет.
Но застигнет ли смерть меня врасплох? Буду ли я готов к ней?
А может ли кто-нибудь по-настоящему быть готовым к смерти?
Возможно, и нет, но, повторю, эта мысль не преследует меня по ночам. Нет, я не буду тревожиться о своем неотвратимом конце, я скорее буду волноваться о том, что от меня зависит. Я буду думать о своих действиях и поступках в этой жизни.
Потому что передо мной, перед всеми нами, встает выбор между правильным и неправильным, и выбор этот нам приходится делать каждый день. Следуя голосу своего сердца, я обретаю душевный покой. Уклоняясь от прямого пути, убеждая себя неискренними словами и слабыми аргументами пойти против того, что я считаю верным и правильным, ради славы или богатства, или стремления к величию, или ради любой другой суетной цели, я предаю идею мира и справедливости, божественную или земную.
И поэтому лучшей подготовкой к расставанию с этим миром для меня является попытка прожить свою жизнь честно, не лгать самому себе, стремиться к великим деяниям, стремиться совершать добрые дела.
Я делаю это не ради загробного воздаяния. Я делаю это не из страха перед каким-то богом или божественным судом, не для того, чтобы избежать вечного заключения в Бездне или Девяти Кругах Ада.
Я делаю это потому, что так подсказывает мне сердце. Некогда я дал своим убеждениям имя Миликки. Сейчас, вспоминая слова, которые якобы сказала эта богиня о гоблинах и орках устами Кэтти-бри, я уже не так уверен в том, что заветы Миликки совпадают с велениями моего сердца.
Но это не имеет значения.
Готов ли я встретить смерть?
Нет, не готов.
Но я доволен прожитой жизнью, на душе у меня спокойно. Я знаю, что руководит мною, – это мое сердце.
А большего я сделать не в состоянии.
Глава 15
«Однорукая катастрофа»
Армия целеустремленно и решительно продвигалась вперед, очищая комнату за комнатой, коридор за коридором. Время от времени несколько дворфов или их союзники обгоняли основной отряд, ломали запертые двери, преследовали бегущих кобольдов, крылатых гуманоидов, известных под названием подземные вороны, или других отвратительных обитателей туннелей и пещер.
Хоштар Ксорларрин, сделавшийся при помощи магии крошечным и невидимым, издалека наблюдал за тем, как три дворфа вломились в очередную дверь и со всех ног побежали но коридору. Впереди неслись две женщины; они размахивали мечами, по очереди хватали друг друга за локоть и швыряли вперед. Часто они падали, но их как будто это не волновало: они подпрыгивали, катились вперед или барахтались на полу, но всегда вскакивали на ноги и так же стремительно мчались дальше, готовые рубить на куски спасавшихся бегством кобольдов.
За ними следовал рыжебородый дворф со сверкающим щитом, на котором был изображен символ клана – кружка пива с шапкой пены; он стучал о щит старым топором, который наверняка повидал немало сражений. Дворф дико хохотал, но чаще выкрикивал что-то недовольным тоном: воительницы разносили комнаты на кусочки – и, к досаде дворфа с топором, крошили на куски врагов прежде, чем он успевал до них добраться.
Могущественный маг Ксорларрин подумал о том, чтобы уничтожить этих троих глупцов, когда они пробегали по коридору под небольшой нишей, где он притаился. Он мог бы вызвать землетрясение, и тогда потолок и стены обрушились бы на них. А мог сделать так, чтобы из пола выросли черные щупальца, схватили бы дворфов за ноги и удержали их на какое-то время, а он испепелил бы их при помощи огненных шаров и молний.
Да, оба варианта казались ему одинаково привлекательными.
Однако какой-то шум в конце коридора заставил его забыть об этих фантазиях. Трое воинов, очевидно, не слишком далеко ушли от передового отряда, и сейчас еще два дворфа появились на пороге двери, которая вела в этот коридор. Первой шла женщина, вооруженная булавой, которая отлично подошла бы огру. За ней следовал крепко сбитый парень, чернобородый, мускулистый, с глазами, сверкавшими словно уголья. Он скалил зубы в ухмылке и с легкостью, выдававшей опытного воина, вращал над головой парой тяжелых моргенштернов.
