Девушка с конфетной коробки (СИ) - Стриковская Анна Артуровна (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Я спросила напрямик:
— Ты боишься, что нас спасут, а я передумаю?
Сказала и поразилась собственной отваге. Как язык повернулся? Ведь я всегда была такая робкая и скромная… Даже Генриху не могла в любви признаться, хотя подходящие случаи были сплошь и рядом. А тут… Сама не знаю, как выговорилось.
Алан ответил так же прямо:
— И это тоже. Хотя я очень надеюсь, что ты не передумаешь. Не зря же мы прошли столько вместе, узнали друг о друге так много. Но я не потрясающий любовник, опыт у меня очень ограниченный. Я боюсь тебя разочаровать.
— Поздно бояться, — сказала я, — Если я завтра не проснусь, ты будешь виноват, что я ушла, не испытав того, что бывает между мужчиной и женщиной.
— Адель! — испуганно вскричал он и прижал меня к себе, как будто мог этим защитить от всех опасностей.
Потом погладил как кошку и мурлыкнул мне в ухо:
— Если ты настаиваешь, я приложу все усилия…
После этих слов я расслабилась и отдалась на волю Алана. А он не торопился. Для начала встряхнул наши одеяла и устроил нам удобное гнёздышко. Потом потратил немного магии, чтобы нагреть воду. Раздел меня, обмыл и обтёр чистой тряпкой, затем сам вымылся тем же порядком, отвернувшись от меня, чтобы не смущать. Я сидела, укрывшись одеялом, и любовалась его стройным и сильным телом, нет, не атлета, а воина. Он закончил мытьё, обернул бёдра полотенцем и шагнул ко мне, я протянула к нему руки.
Что было потом, в том я не признаюсь и на суде богов. Потому что это было волшебно. Он ласкал меня так долго, что я потеряла представление, кто я и где нахожусь. Та боль, которой пугают юных дев, была, да, но забылась в следующее мгновение. Я настолько потеряла соображение, что вдруг услышала дикие кошачьи завывания и в следующее мгновение осознала, что это мой голос.
Потом мы лежали рядом опустошённые, счастливые и до меня дошло, что теперь мы вместе раз и навсегда, в жизни и посмертии. Я в его крови, а он в моей. Если даже завтра я уйду по дороге вечности, а он выживет, то я всё равно останусь с ним до конца его дней. Он меня не забудет, значит, рано или поздно мы встретимся за гранью. Мне хотелось, чтобы воспоминания обо мне не оказались горькими, украшали жизнь, а не мучили вечными сожалениями. Поэтому через некоторое время, как только силы позволили, я снова стала ласкать и целовать его и мы снова были близки.
После чего он вдруг обратил внимание на кровь на моих ногах и стал переживать, что отнёсся ко мне как дикий кочевник из легенд. Пришлось убеждать его, что это было моё личное желание, а он ни в чём не виноват. Я-то сама даже внимания не обратила, пока кровь не засохла и не начала стягивать кожу. После чего меня аккуратнейшим образом вымыли и снова уложили в наше гнёздышко.
Я не заметила, как заснула. Утром проснулась и поняла, что ещё жива. После ночи люби состояние было странным. Слабость не уменьшилась, но и не увеличилась, внизу живота слегка пекло, вчерашние ссадины болели, но при этом в теле ощущалась некая лёгкость. Пропало чувство, что меня били палками. Отчего бы это? Алан стал уверять, что от любви. Хорошо бы, если так. Весь день мы провели, не сходя с места. Варили до смерти надоевшую всем змею, хлебали пустой бульончик, кормили друг друга мясом и разговаривали.
Удивительно, мы и раньше не молчали, но теперь наше общение как будто получило новое измерение. Даже молчание стало восприниматься по-другому, теперь в нём не было отчуждённости, наоборот, оно стало свидетельством особой близости.
Слабость так меня и не покинула, поэтому в течение дня я несколько раз выключалась, засыпала на середине слова. Алан не обижался, просто устраивался спать рядом и просыпался, как только я начинала возиться. Он тоже потерял в пещерах много сил, а тут ещё я со своими идеями о близости. Любовь двух доходяг.
В общем, этот день и следующую ночь мы пережили, хотя у меня крепли сомнения, удастся ли пережить третью. Близость драконьего камня выпивала силы похлеще пещер, а он тут был повсюду. Кажется, мы с Аланом угнездились на единственном пятачке, где его не было, но это всего лишь оттягивало неминуемую развязку. Снова лезть наверх и мотаться по туннелям в надежде, что где-то есть выход, было не под силу ни мне, ни ему.
Утром Адель была ещё жива и была в сознании. Открывала глаза, улыбалась, даже бульону попила, но подняться оказалось не в её силах. Говорить она могла, шевелила губами, но изо рта вместо нормальных звуков вылетал какой-то шелест. Укрепляющий отвар больше не из чего было варить, а что ещё могло помочь, Алан не знал. Вернее, прекрасно знал, но средство было из разряда недоступных. Вот если её сейчас вынести из этой проклятой ловушки на волю, позвать ведьму, чтобы прокачивала через тело энергию, а самому сидеть, держать её голову на коленях и по капле вливать в прелестный ротик эликсир Смельса… Тогда сила вернётся и девушка чудесным образом оживёт, расцветёт и окрепнет.
Но эликсира у него нет, а если бы и был, то где взять ведьму? Дейдра или Рианна подошли бы, но они далеко. Если сидеть, как он сидит, и ничего не делать, Адель умрёт. Жизнь просто вытечет из неё по капле, как из прохудившегося сосуда. А она, похоже, даже не думает о том, что умирает. Губы уже совсем бледные, чуть голубоватые, но улыбаются ему самой нежной на свете улыбкой. Так и отойдёт в мир иной с этой улыбкой и он никогда больше не поцелует её, не услышит звучного голоса, который теперь стал чуть слышным. Ему не суждено взять на руки детей, которых непременно родила бы ему эта прекрасная, самая желанная в мире женщина.
Аланом вдруг овладело отчаяние. Не то тупое, от которого умирают все мысли и чувства, а необычайно острое и горькое. Он бы упал на камни и завыл от безысходной боли, но на него смотрели лучистые глаза Адели, перед ней надо было держаться. По крайней мере пока она жива.
Но отчаянью нужен был какой-то выход, поэтому Алан совершил абсолютно дурацкий поступок. Собрал все свои магические силы, сколько их ещё оставалось, и швырнул прямо в небо заклинание светового столпа.
Адель даже ротик приоткрыла. Наверное, хотела спросить, зачем он это сделал. Не успела. Внезапно откуда-то сверху послышались крики: "Идём! Мы идём!"
Алан не сразу сообразил, что это были не звуки, а сильнейший ментальный посыл. Такой мог бы создать только потомок настоящих эльфов. Помощь всё-таки пришла, она близко! От внезапно нахлынувшего счастья и от общей слабости он повалился рядом с Аделью и закрыл глаза.
Уже не первый день спасательная группа продвигалась в направлении, указанном Симоном. Элиастен трижды в день определял состояние и местонахождение потерявшихся в подземных переходах Алана и Адели и подтверждал: они движутся примерно в ту же сторону и вскоре их пути пересекутся. Только вот бедняги с каждой пройденной лигой теряют силы. Алан в меньшей степени, а Адель… Если не поторопиться, скоро некого будет спасать.
Дорога же с каждым днём становилась всё труднее. Горы вокруг как будто подрастали, становились выше и круче, а кроме этого существенно холодало. Днём ещё ничего, на палящем солнце было даже жарко. Все покрылись густым загаром, даже потомок эльфов, который уверял, что загар к нему не пристанет. У средне русого Хольгера и белокурого Александра волосы выгорели до белизны и они внезапно обрели сходство, да такое, что посторонний наблюдатель принял бы их за братьев. Симон, который повязывал свои волосы тряпкой на манер женской косынки, втихомолку над ними подсмеивался.
Но это было днём, а ночью у всех зуб на зуб не попадал. Из-за вкраплений драконьего камня ставить тепловой полог получалось не всегда, а одеяла не спасали. Особенно мёрзли южане: Александр, Элиастен и, как ни странно, Симон. Он тоже оказался откуда-то с юга, по его собственным уверениям, из Кармеллы. В поисках тепла всем приходилось прижиматься друг к другу во время ночёвок и неважно было, кто тут мальчик, а кто девочка. Мёрзли все одинаково.
Между тем забираться и спускаться, в чём состояла их ежедневная деятельность, тоже стало значительно сложнее. Одно дело залезть на скальную стенку в девять локтей высотой, а другое — в двадцать девять. Для Александра такие упражнения оказались бы непосильным трудом, если бы не то обстоятельство, что, волею судеб, препятствия на их пути шли от простого к сложному. Довольно быстро он обучился основным премудростям скалолазания и перестал быть обузой своим товарищам, но всё равно чувствовал, что отстаёт. Это неприятнейшее чувство вызывал у него Симон, который оказался отличным альпинистом.
