Странники Гора - Норман Джон (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Глава 25 МНЕ ПОДАЮТ ВИНО
Я отворил дверь фургона и остолбенел от неожиданности.
На полу, устланном толстым ковром, под свисающим с потолка заправленным тарларионовым маслом светильником в желтой шелковой накидке стоЭто, конечно, было правдой, она могла говорить по-гориански, но разобрать написанное была неспособна. Впрочем, грамотой не владели и многие тачаки, поэтому на ошейниках их рабов зачастую были выгравированы значки, символически показывающие, кому именно принадлежит данный невольник Но даже умеющие читать или желающие составить о себе подобное мнение нередко рядом со своим именем также ставили личный знак, чтобы разобрать его были в состоянии другие, не владеющие письмом воины. Например, знак Камчака изображал четыре рога боска над двумя скрещенными кайвами.
Я вошел в фургон и приблизился к девушке.
– Не смотри на меня! – воскликнула она, отворачиваясь так, чтобы свет не падал ей на лицо, и закрывая его руками.
Я развернул к себе её ошейник; от него тянулась тонкая металлическая цепь. На девушке был сирик, которого под накидкой я сразу не заметил. Цепь от ошейника свисала вдоль тела, соединялась с ножными кандалами и заканчивалась на вделанном в стену кольце. На тарианском ошейнике девушки были выгравированы четыре рога боска и символ города Коро-ба, который Камчак велел использовать как мой личный знак. Надпись на кольце гласила: «Я – женщина Тэрла Кэбота». Я поправил на девушке ошейник и отошел к дальней стене фургона: хотелось побыть одному и подумать.
Однако тут же мелодично зазвенели цепи на ногах у девушки, пристально вглядывающейся мне в лицо – Что там написано? – спросила она.
Я не ответил.
– Чей это фургон? – взмолилась она.
Я хмуро посмотрел на нее, и она тут же прикрыла лицо рукой, стараясь при этом, чтобы шелковая накидка плотнее окутывала её тело. Цепи, охватывающие её запястья, тянущиеся к щиколоткам и дальше к кольцу в стенке фургона, вызывали во мне ненависть Над прижатой к лицу ладонью блестели наполненные страхом глаза девушки.
– Чей это фургон?
– Мой, – ответил я.
Девушка замерла от неожиданности.
– Нет, не может быть, – выдавила она из себя. – Это фургон какого-то командира, он командует тачакской тысячей.
– Я и есть этот командир, – ответил я.
Она провела рукой по лицу, словно пытаясь отогнать от себя сон.
– А что написано у меня на ошейнике?
– Что ты – девушка Тэрла Кэбота.
– Твоя девушка?
– Да.
– Значит, я – твоя рабыня?
– Да. – Она не в силах была больше произнести ни слова.
– Да, ты принадлежишь мне, – подтвердил я.
Из глаз у неё потекли слезы, оставляя на шелковой накидке мокрые пятна, но она так и продолжала стоять не в состоянии их остановить.
Я опустился рядом с ней на колени.
– Все хорошо, Элизабет. Все уже позади, – постарался я её успокоить – Тебе больше не будут причинять боль. Ты больше не рабыня. Ты свободна.
Я нежно взял её скованные цепями руки и отвел их от её лица. Она попыталась отвернуться.
– Пожалуйста, не смотри на меня, Тэрл, – пробормотала она.
В носу у нее, как я догадывался, поблескивало крохотное изящное золотое колечко, подобающее каждой тачакской женщине.
– Не смотри на меня, – взмолилась она, – прошу тебя!
Я осторожно приподнял ладонями её тонкое лицо, обрамленное мягкими темными волосами, и с нежностью вгляделся в этот высокий лоб, чудесные, полные слез глаза и дрожащие губы, над которыми тускло поблескивало золотое тачакское колечко.
– Оно тебе очень идет, – сказал я.
Девушка подавила подступившие рыдания и прижалась лицом к моему плечу.
– Они привязывали меня к колесу, – пробормотала она.
Я утопил ладонь в её густых волосах и плотнее прижал её голову к своей груди.
– Они поставили у меня на теле клеймо! – едва слышно выдохнула она.
– Теперь все уже позади, Элизабет, – сказал я. Все уже кончилось. Ты свободна.
Она подняла свое мокрое от слез лицо.
– Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, – прошептала она.
– Нет, – с грустью ответил я, – не любишь.
Она снова уронила голову мне на плечо.
– Но ты не хочешь меня, – едва сдерживая рыдания, бормотала она. – Ты никогда меня не хотел!
Я промолчал.
– И вот теперь, – с горечью продолжала она, Камчак отдал меня тебе. Именно потому, что я тебе безразлична! Он такой жестокий! Жестокий!
– Мне кажется, Камчак в данном случае больше думал о тебе, – возразил я. – Он считал, что отдает тебя другу.
Она отстранилась от меня в полном изумлении.
– Неужели это возможно? – удивилась она. – Этот человек избивал меня плетью!
Она опустила глаза, боясь встретиться со мной взглядом.
– Тебя избили, потому что ты хотела убежать, пытался объяснить я. – Обычно женщину за подобную провинность калечат или бросают на растерзание слину. То, что тебя наказали лишь плетьми, доказывает мне и, возможно, тебе тоже, что он считается с твоим положением.
Она по-прежнему боялась поднять голову.
– Он опозорил меня, – продолжала она. – Я себя ненавижу после всего, что было! Я не чувствую себя женщиной!
– Теперь все уже позади, – пытался я её успокоить.
Толстый ковер у нас под ногами чуть не промокал от слез девушки.
– А вот прокалывание ушей, – старался я перевести разговор на другую тему, – тачаки рассматривают как варварский обычай, занесенный к их девушкам тарианцами.
Элизабет подняла глаза; колечко у неё в носу заиграло золотистыми огоньками.
– У тебя уши проколоты? – спросил я.
– Нет, – ответила она, – но многие из моих подруг в Нью-Йорке прокалывают.
– Но ведь тебе это не кажется таким уж безобразным? – поинтересовался я.
– Нет, – слабо улыбнулась она.
– А попробуй сказать об этом тачакам, – предложил я. – Они даже тарианским рабыням не позволяют носить серьги в ушах. А тачакскую девушку больше всего страшит то, что, попав в руки тарианцев, она распростится с непроколотыми ушами.
Элизабет сквозь слезы улыбнулась.
– К тому же колечко всегда можно снять, – продолжал я свои увещевания. – Растянуть и вытащить Остается лишь крохотная дырочка в носу, которую даже не всегда заметишь.
– Ты такой добрый, Тэрл Кэбот, – сказала девушка.
– Не знаю даже, стоит мне об этом говорить,признался я, – но это колечко очень тебе идет.
Она подняла голову и кокетливо улыбнулась.
– Правда?
– Да, очень.
Она опустилась рядом со мной на колени, все ещё плотно запахивая на себе шелковую накидку. Глаза её уже не смотрели так грустно.
– Я рабыня или свободная женщина?
– Свободная.
Она рассмеялась.
– Не думаю, чтобы тебе хотелось отпускать меня на свободу, – заметила она. – Ты все ещё держишь меня в цепях, как простую рабыню!
– Извини! – ответил я. – Где ключ?
– Над дверью, – ответила она. – Там, куда я не могу дотянуться.
Я поднялся с пола.
– Я так счастлива! – призналась Элизабет.
Я снял ключ с небольшого, вбитого в притолоку над дверью крюка.
– Не оборачивайся! – попросила она.
Я стоял лицом к двери.
– Почему? – спросил я и услышал легкий перезвон цепей.
– И ты посмеешь снять кандалы с такой женщины? – донесся до меня её внезапно зазвучавший с придыханием голос.
Я резко обернулся и увидел, что она поднялась с пола и стоит, гордо расправив плечи и вскинув голову, глядя с вызовом, словно только что получившая ошейник женщина, захваченная в плен не больше часа тому назад и доставленная в лагерь налетчиков в качестве трофея их удачного набега.
У меня перехватило дыхание.
– Да, я сброшу с себя накидку, но знай: если ты прикоснешься ко мне… – Она не договорила фразы.
Бесшумно, с церемониальной торжественностью желтая шелковая накидка соскользнула с её тела и опустилась к ногам. Девушка стояла не шелохнувшись, глядя на меня в притворном негодованииграциозная и прекрасная. Помимо сирика, на ней было обычное одеяние кейджеры: куурла и чаткакрасный шнур и полоска черной кожи, калмак – короткая кожаная курточка без рукавов и куура-тонкий красный поясок. На левом бедре у неё я заметил небольшое, глубоко вошедшее в тело клеймо, изображающее четыре скрещенных рога боска.
