Меч Тристана - Скаландис Ант (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗

Лицо герцога Жилина приобрело цвет благородных серых шелков, какие носят уэльские королевы. Он выдохнул свистящим шепотом:

– Только не это!

И едва не лишился чувств.

– Уговор дороже денег, Сигурд, – напомнил Тристан.

– Возьми мой меч! – предложил герцог в отчаянии.

– У меня есть свой, – возразил Тристан. – А вот собачки такой у меня нет.

– Но зачем она тебе?! – буквально возопил Сигурд.

– Ответить честно? Отвечу. Я подарю ее своей любимой. Ведь ей гораздо труднее, чем мне, переносить долгую нашу разлуку.

– Хорошо, – смирился Жилин. – Забирай, только оставь мне колокольчик. Ведь я теперь не смогу без него. Я так привык!..

– Ты с ума сошел, брат мой во Христе! Да разве не сам ты объяснял, что собачка и колокольчик связаны неразрывно? Как можешь ты предлагать такое?

– Конечно, ты снова прав, Трыщан, конечно, – проговорил герцог очень тихо и вдруг заплакал настоящими крупными слезами.

Это было полнейшее сумасшествие.

«Детский сад какой-то! – думал Тристан. – Он что, надеется разжалобить меня? Убийца сотен людей пытается разжалобить крокодиловыми слезами другого убийцу, пусть не сотен, но уж десятков людей – точно! Смешно, ребята. Просто смешно!»

Тристан почти не лгал. Он действительно собирался послать собачку Изольде. Только вместе с собою. И разумеется, не для того, чтобы глушить тоску. Это было бы несерьезно. Тоска тоске рознь. Ну, скажем, вместо водки использовать сиамского кота и радиоприемник еще так-сяк можно, хотя и несколько странно, а вместо женщины, тем более вместо любимой женщины – помилуйте, о чем тут говорить! Даже если б собачка Лоло-ци-Ци оказалась сложнодействующим наркотиком, а такая гипотеза у Тристана возникала после разговора с корчмарем, даже тогда он не согласился бы с возможностью задушить свое нежное чувство ядовитой потусторонней дурью. Во-первых, еще не факт, что эта дурь подействовала бы, а во-вторых, любая наркомания – та же смерть, только медленная. Уж лучше сразу головой о камни! Но это мы еще успеем. Мырддин как будто обещал устроить в лучшем виде, а пока… В дорогу!

Герцог Жилин Зеленогурский плакал, надо отдать ему должное, всего каких-нибудь полминуты. Потом, очевидно, вспомнил, что он еще и Сигурд Отважный, убоялся внезапного вторжения в покои заботливых и любопытных своих вассалов или слуг и решительно смахнул с лица все остатки недавней истерики.

– Обещай мне одно, – попросил он Тристана. – Обещай не уничтожать мою любимую игрушку, если вдруг она надоест тебе или твоей Изольде. Обещай вернуть ее мне в таком случае. Помни, как дорога она была старику Жилину – как никому из вас!

Последняя фраза герцога прозвучала странно, он никогда раньше не называл себя стариком. Да и что бы это значило: «как никому из вас»? «Из кого – из нас?» – недоуменно спрашивал себя Тристан, но требовать объяснений у Сигурда не стал, а просто пообещал ему все то, о чем просил бывший сюзерен. Да, теперь уже бывший. Они хлопнули на прощание самогону из заветного кувшина и крепко пожали друг другу руки.

Корабль Тристана снарядили быстро. Нагрузили многочисленными дарами – вином, провиантом, посудой, оружием, дорогими тканями и заморскими зельями целебными. Дал им Жилин в дорогу и провожатого – опытного лоцмана, который знал каждую мель, каждое узкое место на Одре и должен был сойти на берег, только выведя корабль в море.

Подушечку с котом поместили на всякий случай в большую золоченую клетку. И не зря: кот очень нервничал, когда его выносили из замка, а уж когда стали на корабль сажать – и вовсе принялся по всей клетке шуровать, как трюкач-мотоциклист под куполом цирка, при этом «колокольчик» его наяривал голосом Филиппа Киркорова «Зайку мою» с такой неожиданной громкостью и четкостью, как будто артист из далекого века собственной персоной отплясывал сейчас на палубе и пел.

Луша тоже перепсиховала в момент отплытия. Чужеземного зверька Лоло-ци-Ци она встретила громким недовольным лаем и потом долго не могла успокоиться. Не последнюю роль сыграла тут и толпа провожающих горожан, среди которых большинство составляли, разумеется, обыкновенные зеваки, ни разу в жизни до этого не видавшие Трыщана Лотианского. В общем, на момент отплытия шум в гавани Зелены Гуры стоял изрядный, и даже смирные, хорошо воспитанные лошади еще не меньше получаса раздраженно били копытом в специальном трюме. Спасибо, доски у них под ногами были толстые-претолстые, а то бы наверняка пробили к чертям собачьим днище и корабль торжественно затонул бы возле самого города на глазах у восхищенной публики.

Весь путь до большой воды преодолели они спокойно, без приключений, если не считать нескольких перебранок, едва не перешедших в стычки, с набегавшими с западной стороны небольшими отрядами германских крестоносцев. Тристан вначале пытался объяснить бестолковым рыцарям, что время их еще не пришло, что первый Крестовый поход состоится никак не раньше чем лет через сто пятьдесят, однако туповатые псы-рыцари ни в какую не хотели этому верить. Тогда Тристан попробовал хотя бы отговорить их от бессмысленного разгрома Палестины. В ответ крестоносцы, разумеется, сделали все назло: собрались большой толпой и ломанули на юг. Тристану осталось только смотреть им вслед и цедить сквозь зубы: «Ладно, ребята, вот ужо Шурик-то Невский покажет вам кузькину мать на Чудском озере годочков через триста!..»

А на просторах Балтики, ну, то есть, по тем временам, Варяжского моря, конечно, сразу стало хорошо. Тихо, уютно, по-домашнему. Норвежские пираты каким-то чудом обходили их стороной, пару раз довязались удивительно волосатые и удивительно пьяные шведские купцы, пытались задорого какую-то дрянь Тристану втюхать – то ли акулий плавник, то ли китовый ус, то ли ворвань. Тристан толком не знал, что такое ворвань, а Курнебрал перевел ему как рыбий жир. Сочетание этих слов вызывало традиционно тошнотные ассоциации, и решено было ничего не покупать. Еды хватало вполне на всю дорогу аж до самой Британии, а к тому же они, безусловно, заходили в некоторые порты – и за свежей пресной водой, и просто из любопытства.

Кот Лоло (называть его полным именем Тристану было утомительно, а Курнебралу так и вовсе недоступно) за время путешествия полностью освоился в новой обстановке, подружился с Лушей и даже стал с ней на пару гонять по трюмам, а иногда и ловить здоровущих корабельных крыс. Кроме того, в хорошую погоду, когда светило солнышко и судно шло ровно, разрезая мелкие тихие волны, кот и собака устраивали на палубе замечательную возню на потеху всему экипажу. Луша как бы пыталась отгрызть Лоло голову, разевая свою немаленькую пасть, а тот, словно укротитель в цирке, отважно подставлялся, но в последний момент ускользал, уворачивался и, изящно размахнувшись, бил собаку лапой по морде. Бил, разумеется, шутя, практически не выпуская когтей. И конечно, звери при этом то и дело задевали верньер настройки приемника, так что морские дали оглашались то политическим комментарием к событиям конца двадцатого века, то чарующими звуками еще не сочиненных и потому непостижимо прекрасных мелодий.

Иногда ночами Тристан подолгу слушал радио, настроившись на российскую волну. При этом он, разумеется, избавлял кота от необходимости носить приемник на шее. Из очередной информационной программы он понял, что там уже тысяча девятьсот девяносто седьмой год. Изольда оказывалась права в своем странном и нелогичном предположении. Правда, у них тут, в десятом веке, прошло лет шесть или семь, а там (Черт, да где это там? Что за глупость?!) всего год с небольшим. Чеченская война не совсем ясным образом закончилась, точнее сказать, прекратилась, еще точнее – перестали стрелять каждый день и из тяжелых орудий, а мелкие стычки, теракты, захват заложников – все по-старому. Ольстер он и есть Ольстер. Изольда и в этом оказывалась беспощадно права.

Так он жил двойной жизнью на этом корабле среди северных холодных волн и был по-своему счастлив. Он вспоминал, как плыли они из Ирландии в Корнуолл, вспоминал те сказочные ночи и, слушая в программах «Русского радио» их любимые песни тех далеких московских лет, вдруг сделавшихся снова близкими здесь и сейчас, чувствовал себя героем сказки, а потому верил в добрую, хорошую концовку и физически ощущал, что сердце Изольды бьется рядом с его сердцем. Всегда и везде, как бы далеко друг от друга они ни находились.