Четвертый год - Каменистый Артем (первая книга .txt) 📗
— Тогда я уже подвел, как ты сейчас просишь. Потому что дальше мелко. И если туда пойти, то корабь остановится и не захочет больше плавать. Дно не даст ему плавать.
— Да понял я. Все, держись так же.
Олег поднес к губам жестяной рупор, заорал в сторону берега:
— Эй! На суше! Привет! Русские есть?
— Привет! Есть! Это я! Дубин! Двигайтесь дальше, там за мысом глубина под берегом хорошая, сможете подойти.
— Удур, за мыс правь. Там можно будет к берегу подойти.
— Хорошо Олег. Я подойду там к берегу.
Бум, ни слова не поняв из всех переговоров, уточнил:
— Сир Олег, они там про меня ничего не спрашивали?
— Сомневаюсь, что они вообще знают про тебя. Хотя сейчас подойдем к берегу, и если лицо твое увидят, тогда узнают. Если действительно тебя помнят.
— Так я тогда спущусь вниз, посплю немного, или с Ури в картишки перекинусь.
— Ты же хотел ноги на суше размять?
— Да уже перехотел. Нечего по лужам шлепать и грязь месить.
Убедившись, что «Находка» не отклонилась с курса и послушно следует за флагманом, Олег не стал вызывать Паука по рации — и так поймет куда идти. «Варяг» обогнул мыс, подошел к берегу чуть ли не вплотную — Удур филигранно развернул судно в считанных метрах от суши. В воду ушел якорь, вытравив слабину каната, опустили мостик — если глубины позволяли, судно могло спокойно обходиться без трапа.
На берегу корабль ждала целая делегация — около полутора десятка всадников. Половина восточники, но остальные явные земляне, причем Дубина Олег углядел еще издалека и, сойдя на сушу, поздоровался с ним в первую очередь:
— А Круг где?
— Лагерь ставит. Мы вон там, за рощей той расположились. Если вы чуток дальше прошли бы, то увидели бы сами. Спускаться к берегу тут трудно — вон какой обрыв. Лошадей там и оставили, назад карабкаться придется. Олег, у вас пороха много еще?
— Я бы не сказал: в последнее время много потратили.
— Мы вообще почти пустые. От Града завтра должны подвезти все запасы, но там тоже немного.
— Добрыня говорил, что «Арго» починили, и завтра пошлют к нам. Он привезет все, что есть в поселке.
— Если с хайтами серьезная заварушка начнется, нам на полчаса стрельбы запасов хватит. А без мушкетов и пушек там даже делать нечего — видел бы ты эту толпу. Так что давай, оставляй на кораблях пороха на несколько залпов, а остальное выгружай. Нам он сейчас нужнее.
— Как скажешь. Но смотри, до прихода «Арго» мы лезть в бой не сможем.
— Вот и отдохнете.
Левый берег Фреоны в этих краях был не слишком удобен для высадки десанта. Величественная река на мелочи не разменивалась, если уж что–то делала, то делала с размахом. Вот и берег подмывала основательно — он здесь вздымался многометровым отвесным обрывом. На такой забраться очень непросто. Древние строители имперской дороги решили эту проблему элементарно — вручную вырыли грандиозный спуск. Объем земляных работ при этом превысил в несколько раз объемы работ, проведенных при возведении египетских пирамид. Время не пощадило творение древних зодчих, но и уничтожить полностью не сумело. Спуск сохранился, но выглядел теперь как глубокая балка, прорезавшая берег. Выглядела эта балка подозрительно ровной, да и остатки каменных сооружений намекали на ее искусственность, но эпоха археологии еще не наступила, и никого не интересовали эти проявления антиквариата.
Интересно было одно — на пару десятков километров это было единственное место, где можно без малейших проблем спуститься к реке, или подняться от нее. Будь ты пеший или конный, или даже на телеге едешь — разницы нет. Об этом знали все: северяне, хайты и восточники. Каждый четвертый год здесь высаживались отряды нелюдей, и каждый раз они шли вперед по древней дороге. Так было всегда до этого года — сейчас враг человечества ушел в сторону, остановился под маленькой крепостью северян. Наскоки отрядов союзников тому виной, или желание пограбить край, неизвестно. Но одно осталось неизменным — подмога и снабжение как обычно осуществлялись тем же старым путем.
Монах стоял на краю речного обрыва. Он не знал, что пару дней назад на этом самом месте стоял Макс, осыпая врага оскорблениями и стрелами. Просто местечко очень удобное для наблюдения, вот и выбрал его.
Внизу хайты загружали галеру. Загружали пленниками. Диктатор знал, что это его люди — других в округе не было. И он видел, что пленников очень мало — здешняя местность небогата на поселения, это граница Севера. Скорее всего, галера стояла здесь уже не первый час, вбирая в свой трюм жалкие порции живой добычи. Как загрузится полностью, повезет свой груз на запад, и сгинет он в Хайтане бесследно. Если, конечно, никто этому не помешает.
В полукилометре от берега на якоре стоял вражеский крейсер. Очевидно, для охраны от нападений флотилии южан. Хайты знали о боевых возможностях людских суденышек и на маневры «Варяга», крутящегося в километре от места высадки, внимания не обращали. Понимали, что догнать не смогут, а пока будут гоняться, нагрянет второй корабль, и устроит на берегу огненный Армагеддон.
Обернувшись, Монах поднял руку, опустил, указал на берег. Кшарги торопливо натянули луки, подскочили к краю обрыва. Внизу завыли раненые хайты — стрелять кшарги умели, причем стреляли не только метко, но и быстро. Со стороны лощины, рассекавшей берег, послышались яростные крики и звон металла. Это спускались всадники восточников, вырезая по пути все живое. Врагов здесь было не более полутора сотен, причем многие из них ранены, или инвалиды. Простые тыловики — легкая добыча для конных вояк.
Конница королевств вынеслась на пляж, с гиканьем начала рубить навесы и драпающих триллов. Хайты успели неплохо обосноваться, даже пару хижин поставили тростниковых, и причал. Теперь все это надо быстрее разрушить. Пара всадников на глазах Монаха прямо по причалу проскакала на палубу галеры, и начала вырезать малочисленную команду.
Поднеся к губам медный горн, Монах подал двойной короткий сигнал, приказывая отступать. Враг разбит наголову, пленные освобождены, галеру уже поджигают. Победа маленькая, но боевой дух поднять способна, так что надо поспешить отойти, пока не вступил в дело крейсер хайтов. Северяне с такими кораблями уже сталкивались, и знали, что опустить боевой дух в минус такой корабль способен за пять минут.
Как бы прочитав мысли диктатора, крейсер ожил — на носу сверкнула вспышка. Снаряд прошелестел над рекой, звонко шлепнулся в плотную глину обрыва. Дисциплинированные северяне уже втягивались в ложбину, таща за собой освобожденных пленников, а вот с восточниками дело обстояло похуже. Многие продолжали гарцевать по берегу, разрушая остатки построек врага, другие спешились, и шарили среди трупов в поисках полезных вещей. Глупейшее мародерство — ничего ценного хайты с собой не носят.
Второй снаряд упал на пляж, со звоном разлетелся, выбросив фонтан горящих брызг. Обожженный рыцарь завопил, нахлестывая лошадь, погнал прочь. До остальных тоже дошло, что надо убираться. Бросив валять дурака, восточники ринулись прочь с такой прытью, что наверняка достигнут леса раньше союзников.
Крейсер тем временем развернулся бортом к берегу, ударил из двух орудий сразу. Снаряды упали за пределом поля зрения Монаха, где–то в ложбине, скорее всего на ее склонах. Криков не слышно, так что, скорее всего, никто не пострадал.
Дело сделано: можно возвращаться в лагерь, и хоть немного поспать. Завтра землянам и их союзникам предстоит хорошо поработать. Хайтам наверняка не понравится, что их отрезали от реки, и они все силы приложат, чтобы это исправить.
Трудный будет денек.
Отец Литали, Аэргон, выглядел лет на пятьдесят с хвостиком, хотя сама девушка рассказывала, что ему всего сорок с небольшим. В жизни ему пришлось пережить немало тягот, вот и сказывается. Невысокий, но вид производит внушительный — какой–то основательно коренастый. Жира нет и в помине, а мышцы точно не дряблые — будто у атлета. Лишь лицо обогнало возраст — морщины словно каньоны, волнистые, длинные волосы основательно посеребрила седина, спутанную короткую бороду и вислые усы тоже не пощадила. А глаза и вовсе как у старого, повидавшего жизнь мудреца — вся тоска и вся вечность мира откроется тому, кто в них взглянет. Такой взгляд бывает у откормленной кошки, пытающейся выклянчить у хозяев деликатес, и всем своим видом старающейся показать, какая же она несчастная.
