Изгнанник (СИ) - Хаецкая Елена Владимировна (мир книг TXT) 📗
Тут Нуххар расхохотался и даже повалился на землю от смеха, он держался за живот и дрыгал ногами. А Бээву очень рассердилась.
— Что ты там делаешь, глупый муж?
— Я свисаю, — ответил Хонно. — Что же еще!
— Кто тебя туда подвесил, дурья башка?
— Твой отец, дорогая супруга!
— Как такое вышло?
— Я угнал у него корову!
— Удачно?
— Нет, милая, совсем неудачно: он догнал меня, отобрал корову да еще вот так со мной поступил.
Бээву на некоторое время погрузилась в раздумья, усевшись прямо на лицо Нуххару, чтобы хоть немного заглушить его громовой хохот, а потом закричала:
— Знаешь что? Я считаю, пора нам с тобой завести детей, Хонно. Надеюсь, дети будут умнее тебя. И тогда ты сможешь сидеть дома и спокойно пить брагу, а дети будут совершать подвиги и прославлять твое имя.
— Хорошая мысль, Бээву, — покорно согласился Хонно, — только сперва ты сними меня отсюда.
— Может быть, лучше я поднимусь к тебе? — предположила Бээву.
Она встала и полезла на дерево, но ветки оказались слишком тонкими и начали ломаться под ее ногами. Тогда Бээву уселась верхом на сук и метнула в мужа свой башмак. Она перешибла ветку, на которой висел бедный Хонно, и тот, связанный, стал падать, а над ним летел тяжеленный башмак Бээву и грозил вот-вот размозжить ему голову.
Бээву протянула руки и поймала мужа. Башмак же упал на землю рядом с лежащим без сил Нуххаром и проделал яму глубиной в два человеческих роста.
Было много смеху, когда этот башмак вытаскивали!
А на других комиксах художник рисовал детей Бээву: мальчиков и девочек, и все эти троллята была самыми обычными, кроме младшей дочки — та родилась богатыршей, и мать подарила ей свои бусы.
Енифар медленно отодвинула полог и остановилась перед порогом шатра.
Красивая женщина подняла голову и посмотрела на девочку своими яркими зелеными глазами. И Енифар сразу же с особенной остротой ощутила всю себя: свои исцарапанные ноги, свои обломанные ногти, руки в цыпках от возни с домашней скотиной. Вся она, Енифар, казалась воплощением несовершенства рядом с этой женщиной, которая носила бубенцы в волосах и причудливый узор из золотых бусин, приклеенных к смуглой коже. У красавицы-троллихи были пухлые бледные губы, как у ребенка, и неподвижные брови, как у полководца.
Возле ног женщины сидел белокурый ребенок одних лет с Енифар и сосал палец.
— Подойди, — обратилась к Енифар женщина, показывая свое рукоделие. — Посмотри, что у меня есть. Я приготовила это для моей дочери.
Енифар переступила порог и уселась рядом с женщиной. Девочка осторожно коснулась кончиком пальца чудесных бусин, разложенных так, чтобы удобнее было вышивать узор.
Троллиха принялась распутывать пыльные волосы Енифар.
— Ты полюбуйся только, — приговаривала она, — как ладно у меня получилось вышить этих Зверей! Я сама придумала, какими они должны быть, и вот это — Зверь Лесной, а это — Зверь Степной, а вон тот, который наблюдает за схваткой, готовясь наброситься на победителя, — это Зверь Домашний, самый свирепый и кровожадный из всех.
— Был еще тролль, который стравил их всех, а потом ухитрился завладеть ими всеми и подчинить их своей власти, — сказала Енифар.
— Этим троллем будешь ты, когда убор украсит твою голову, — засмеялась женщина.
Енифар взяла ее руки в свои, всмотрелась в прекрасное лицо, затуманенное дымкой расстояния… и проснулась.
А сказки продолжали бродить по трем мирам: по миру троллей, миру людей и миру большого города. Они перебирались из комиксов в сновидения, из сновидений в карту города и схему метрополитена, из карты и схемы — в мечты и мысли, а из мыслей — в жизнь, и где граница между ними — не определил никто: ни девушка, которая до сих пор ищет правильную ветку метро, ни юноша, который спасает людей из завалов, ни девочка, которая сажает растения, ни мальчик, который рисует комиксы.
