В плену королевских пристрастий - Колесова Марина (книги серии онлайн TXT) 📗
— Я не посмею скрывать ничего… и матушку слушаться буду, — а потом, всхлипывая, спросила, — Вы теперь часто наказывать меня будете, да?
— Как заслужишь.
— А как понять, что заслужила?
— Закон нарушила, наставление не выполнила, нестарательна была, дерзила, ленилась… Да много чего еще. Ты вот как сама считаешь, сейчас тебя есть за что наказать?
— Вы хотите прямо сейчас меня наказать? — испуганно спросила она.
— Боишься?
— Да, батюшка… боюсь… и еще стыдно мне… так ведь только слуг, да детей неразумных…
— Может, тогда лучше тебя здесь оставить? — отпуская ее голову, усмехнувшись, спросил он.
— Нет, не лучше… не оставляйте, пожалуйста, не оставляйте… — Кэти судорожно сглотнула и потупилась, — Лучше накажите… я действительно заслужила… Меня же никто не наказал за то, что я сделала…
— Это хорошо, что понимаешь, что заслужила, — мрачно проронил герцог.
Когда герцогиня увидела подходящих к ней герцога и всю заплаканную, с трудом идущую Кэти, ей захотелось подбежать к девочке обнять, прижать к себе, пожалеть и утешить, но она сдержалась. Она поняла, что Алекс наказал дочь и видимо наказал сильно, а та, судя по выражению их лиц, ему не перечила и покорно наказание снесла.
Подойдя к ней, Алекс улыбнулся, — Заждались, миледи?
— Как я поняла, у вас была обстоятельная беседа, и вы не торопились, — проговорила Алина, поднимаясь.
— Когда объясняешь правила поведения, спешка вредит, дорогая.
— Так Вы удовлетворены результатами беседы? Вы разрешаете мне забрать ее отсюда?
— Только на тех условиях, о которых мы договорились. Я предупредил ее, что в случае ее непокорности, я заставлю ее очень пожалеть о таком поведении.
— Вы сильно наказали ее?
— Да, — кивнул он, — И действительно сильно. Ей сейчас и ходить больно, да и сидеть она по меньшей мере дня три не сможет.
— Как же мы поедем обратно? — расстроено спросила Алина.
— На коленях в карете постоит, если хочет завтра уехать отсюда, а не хочет, может оставаться. Ты как хочешь, Катарина?
— Я на коленях постою, батюшка.
— Видите, какая дочь покорная? Вот разрешили бы Вы мне с самого начала воспитывать ее, глядишь, и ребенок был бы жив. Ведь даже в писании говорится, что нельзя жалеть розги для чад своих, — проговорил герцог, с усмешкой глядя на герцогиню.
— Возможно, Вы и правы… Только какой толк сейчас говорить об этом?
— А такой, дорогая: на будущее учтите, что наказание это не столько возмездие, сколько способ предотвратить будущее правонарушение. А то Вы так и норовите меня за руку схватить, как я только наказать кого-нибудь собираюсь.
— Учла, милорд. За руки больше хватать Вас не буду.
— Вот и хорошо.
— Милорд, отец-настоятель велел передать, что Вы можете комнату рядом с моей занять, она свободна, и еще он просил Вас зайти к нему, когда Вы сможете: или сейчас или после вечерней службы, он поговорить с Вами хочет.
— Я сейчас зайду. Где его найти?
— Вон по той лесенке поднимаетесь, и дальняя дверь в конце коридора, там его келья.
— Хорошо, — кивнул он и зашагал в указанном Алиной направлении.
— Очень больно? — Алина повернулась к Кэти.
— Я заслужила… — подавленно проговорила Кэти и вдруг шагнув к Алине опустилась перед ней на колени и, обхватив ее ноги, расплакалась, — Матушка, ведь теперь все равно в замке все узнают, что так наказывают меня… я же сесть не смогу да и горничные видеть будут… зазорно то как, матушка…
— Насчет горничных не волнуйся, помогать тебе я Сьюзен прикажу. Она немая теперь. Герцог ей приказал язык отрезать. Так что кроме нее знать никто ничего не будет. А пока сидеть не сможешь, будешь в своих комнатах есть, вроде наказание такое. К тому же не беспокойся, все слуги в замке сейчас вымуштрованы так, что никто ничего ни спрашивать, не интересоваться, ни тем более сплетничать не смеет.
— Матушка, Вы так добры… Благодарю Вас…
— Вставай, давай. Ты главное постарайся слушаться и вести себя хорошо, чтоб постоянно тебя наказывать не пришлось.
— Я буду стараться… но если уж провинюсь, то Вы сразу накажите… — поднимаясь с колен, тихо попросила она, — а то отец, он будет проверять… я пообещала рассказывать ему обо всех моих проступках…
— Коли провинишься, накажу, не волнуйся. А сейчас иди к себе, полежи. Можешь отца Стефана попросить тебе полотенце в холодной воде намоченное дать. Если приложишь холодное что-то, полегче тебе будет. А если не постесняешься ему рассказать, что наказали тебя и скажешь, что я помочь тебе разрешила, он еще и травок тебе заварит, что боль унимают.
— Нет, я не хочу говорить… стыдно очень.
— Дело твое, конечно… Но он добрый, и пожалеет тебя, и поможет и наверняка не расскажет никому.
— Я подумаю…
— Конечно, подумай, иди и подумай, — кивнула Алина и ушла.
Катарина пошла в сторожку. Увидев ее, отец Стефан, сидевший за столом, поднялся, мимолетно взглянул на нее и, ласково улыбнувшись, проговорил:
— Что-то ты неважно выглядишь, деточка… Ты отдохнуть не хочешь? Можешь, полежишь? А я пойду у ворот подежурю. Если понадобится что, покличь.
Катарина посмотрела на него долгим взглядом, а потом тихо проговорила, — Наказали меня.
— Что ж дело житейское, — отец Стефан вздохнул, — коли за дело, выводы сделай, да на ус намотай, а коли без вины, скрепи сердце и прости.
— За дело… меня теперь сколько не наказывай все за дело будет… Вы же все знаете… — Катарина всхлипнула, — только что мне на ус наматывать? Я ж все равно не исправлю уже ничего… конечно, больше так я не поступлю никогда, а какие выводы еще можно сделать?
— Покорности тебе не хватает, деточка. Этому видно тебя и научить пытались… Кто наказал-то, матушка, али батюшка приехавший?
— Батюшка.
— Поздно взялся он за тебя, конечно… тебе бы хорошая порка до того, что ты натворила не помешала бы… но и сейчас не повредит. Так что не серчай на отца.
— Я и не серчаю… я знаю, что заслужила…
— Лукавишь ты, деточка, ой лукавишь. Обидно тебе. Считаешь, что и так выводы из всего произошедшего с тобой сделала, что и без наказаний все осознала и сама к прошлому не вернешься. Только ты не понимаешь, как заблуждаешься. Не примешь сейчас покорно волю родителей, считая, что своим умом жить способна, и никакой контроль тебе не нужен, уже с правильного пути свернула. А там легко и еще дальше от него совсем уйти. А когда осознаешь, что вновь с пути сбилась, уже поздно и снова назад возврата нет.
— Да я покорно, покорно все снесла… — из глаз Катарины вновь закапали слезы.
— Вот что, деточка, скажу я тебе: ты покорная была лишь от страха перед отцом, а не от разума, поэтому и обидно тебе и горько… А вот когда умом признаешь власть родителей и наказание как благо и заботу о тебе принимать начнешь, вот тогда и горько не будет и обиды пройдут.
— Мне не горько, мне стыдно очень…
— А чего стыдиться-то? Стыдиться надо, коли дурное что сделал, а коли раскаялся, наказание праведное понес, да исправиться стремишься, в этом стыда нет. Это ж как лечение. Рану промывать от грязи да обрабатывать завсегда больно, но без этого не заживет она. Так и с душой. Считай, отец душу тебе старается этим вычистить. Поэтому покорно терпи, да благодари за заботу, раз сама ее в грязи вымазала.
— И долго так ее чистить надо?
— С твоей гордыней, да самоволием, боюсь, что да…
— А если я стараться буду, и все-все выполнять, а он все равно будет меня наказывать? Тогда как?
— Эх, деточка, — отец Стефан тяжело вздохнул, — как же тебе гордыня-то глаза застит… Ты еще и не выполнила ничего, а уже наперед: "тогда как?". Да никак. Отец ведь не враг тебе, чтобы напрасно тебя наказывать. Раз наказывать станет, значит, посчитает, что необходимо то тебе. А ты должна в любом случае покорно принять волю его. Это за счастье почитать надо, что родители о тебе пекутся и от бед уберечь стараются, да на путь истинный наставляют.
